Григорий Распутин. Россия под гипнозом — страница 45 из 72

«Головные боли подчас нестерпимые»[292], – пишет он в одном из писем. В результате, по состоянию здоровья ротного Сухотина сначала отстраняют от командования боевой ротой, поручив возглавить роту при обозе, а потом и вовсе отзывают с фронта. С 1 мая 1916 года Сергей Сухотин числится в резерве чинов Петроградского Окружного Военно-санитарного управления при Главном управлении Генерального штаба[293]. Согласно приказу о назначении, с 1 июня 1917 года поручик Сухотин служит переводчиком в военно-статистическом отделе Главного управления по заграничному снабжению (Главзаграна) Военного министерства.

Пуришкевич в своём дневнике называет Сухотина «поручиком Лейб-гвардии Преображенского полка». Но это не так; депутат, по-видимому, плохо знал военную биографию этого человека.


Из личной жизни Сергея Михайловича Сухотина (1887–1926) известно следующее. Из потомственных дворян Тульской губернии; был сыном предводителя Новосильского уездного дворянства и члена I Государственной думы Михаила Сергеевича Сухотина от первого его брака с Марией Николаевной, урожденной Боде-Колычевой. После смерти матери отец вторично женился на Татьяне Львовне Толстой, родной дочери Льва Николаевича Толстого. Общение с великим классиком, по-видимому, оказало влияние на мировоззрение подростка: в 1904 году он покидает Морской кадетский ко[294]рпус и уезжает в Швейцарию, где поступает на филологический факультет Лозаннского университета.

В августе 1909 года в Ясной Поляне Сергей Сухотин знакомится со своей будущей женой, 12-летней девочкой-вундеркиндом Ириной Горяиновой, ставшей популярной пианисткой (сценический псевдоним «Ирина Энери»). Ей всегда были рады в великосветских салонах и даже в Царском Селе.

Вот строки Николая Гумилева:


То слышится в гармонии природы

Мне музыка Ирины Энери…


В мае 1916 года Ирина Горяинова и Сергей Сухотин обвенчаются. Именно супруга введёт нашего героя в богатейшее семейство князей Юсуповых. Как вспоминал современник, Ирина Энери «была большая приятельница княгини Ирины Юсуповой и целые почти дни проводила у нее во дворце. Поэтому Сухотин был в дружеских отношениях с князем Юсуповым и принимал деятельное участие в заговоре убийства Распутина». Кроме того, пианистке покровительствовала мать Феликса Юсупова, княгиня Зинаида Николаевна. В 1917-м у пары родится дочь Наталия. Ничего удивительного, что крестными родителями девочки станут именно Юсуповы.

Всё это очень интересно, однако нас, прежде всего, интересует связь Сухотина с военным ведомством. («Тепло», и даже очень. Но не «горячо».)

Весной 1916 года поручика Сухотина признают негодным к строевой службе. Именно этот факт, на мой взгляд, многих исследователей изначально вводил в заблуждение. Ведь всё понятно: Феликс Юсупов взял инвалида-Сухотина «на дело» исключительно для того, чтобы исполнить роль этакого «мальчика на побегушках». Что интересно: и следователи, попав на эту удочку, серьёзно прокололись: они «отставника» даже ни разу не удосужились вызвать на допрос! Какой прок возиться с каким-то раненым фронтовиком, который, и так понятно, очутился в дурной компании чисто случайно? Тем более что те, кого они допрашивали, о нём даже не вспоминали, а если и говорили, то как бы между прочим. Удивительно, но Сухотин по-настоящему вообще никого не заинтересовал.

Из рапорта прокурора Петроградской судебной палаты министру юстиции:

«При допросе 5-го сего февраля в имении «Ракитное» Курской губернии судебным следователем Петроградского окружного суда по важнейшим делам Ставровским по делу об убийстве крестьянина Григория Распутина (Новых) в качестве свидетеля князь Юсупов, граф Сумароков-Эльстон… никого назвать не пожелал, кроме Великого князя Дмитрия Павловича и члена Государственной думы Пуришкевича. Кроме того, князь Юсупов пояснил, что в числе гостей у него действительно был офицер одного из стрелковых полков – Сергей Михайлович Сухотин»[295].

Дворецкий Юсуповых Бужинский во время очной ставки с городовым Власюком показал, что

«…вечером 16-го минувшего декабря к князю Юсупову вместе с Великим князем Дмитрием Павловичем приехал офицер Сухотин, которого он, Бужинский, знает лишь по фамилии, но в какой он служит воинской части, ему не известно»[296].

Это же подтвердила и прислуга, показав, что среди присутствующих в тот вечер у Юсупова был и «поручик Сухотин»[297].

А вот теперь – «горячо»! «Офицер одного из стрелковых полков»… «Приехал офицер Сухотин… в какой он служит воинской части… не известно»… «Поручик Сухотин»…

И это несмотря на то что г-н Пуришкевич во время дознания вообще не обмолвился об этом соучастнике. Ни слова, ни полслова! Будто среди заговорщиков этого самого Сухотина и не было вовсе! Лишь в дневнике упоминал некоего «поручика С.».

Не знаю, как вам, но мне везде бросаются в глаза два ключевых слова: «офицер» и «поручик». Вот она, «изюминка»!


Чуть конкретнее. Поручик Сухотин был признан негодным к строевой службе. И этот момент ключевой. Для человека, далёкого от военной службы, списанный по ранению военный вроде как уже штатский, отслуживший своё, и говорить после этого об офицере можно разве что в прошедшем времени. Вероятно, именно поэтому дознаватели и следователи (а позже и исследователи) рассматривали данного фигуранта очень-таки поверхностно. И правда, что с такого взять, если он самый что ни на есть «подай-принеси».

Вот, друзья мои, мы и подошли к самому интересному.

В военное время нестроевая служба – она нестроевая и есть: не в окопе, когда в атаку на вражеские пулемёты, а там, где более спокойно. Например, в тыловом учреждении, будь то госпиталь, вещевой склад, мобилизационное или интендантское управление. Смотря кто где. Но в военное время куда бы офицер ни был направлен, везде его ждёт военная служба: при штатной форме, с табельным оружием, суточными дежурствами и прочими «прелестями и тяготами» защитника Отечества.

О Сухотине. В феврале 1916 года, будучи эвакуирован с фронта, он поступает в резерв чинов Главного управления Генерального штаба.

В июне 1917 года Сухотина направляют в Главное управление по заграничному снабжению (Главзагран) Военного министерства. Хорошее знание иностранных языков (в частности – французского) позволило офицеру продолжить службу военным переводчиком. Достоверно известно, например, что зимой 1917 года поручик Сухотин принимал участие в работе Петроградской союзнической конференции.

И вот что важно: когда в июле месяце 1917 года, уже служа в Главзагране, Сухотин с супругой (Горяиновой-Сухотиной) отправились в отпуск в Финляндию, в отпускном билете было отмечено, что офицер «имеет право на проезд в Финляндии как в военной форме, так и в статском платье»[298]. Это ещё раз подтверждает, что он – действующий офицер; причём до июня 1917 года проходил службу в составе одного из Управлений при Генеральном штабе.


Получается, в нашем распоряжении не один, а целых два поручика русской армии. И данный факт полностью меняет вектор нашего расследования. Надеюсь, вы со мной согласитесь, что впору кричать: «Очень горячо»!

* * *
Обстоятельство № 10.

Цианистый калий не подействовал.

На этот счёт имеется масса различных мнений.

Начнём с того, что цианистый калий – отнюдь не самое ядовитое вещество на Земле. Достаточно сказать, что никотин и стрихнин в десятки раз более ядовиты. Так, смертельная токсическая доза на 1 кг веса лабораторного животного в 50 % случаев (LD50) для цианида калия равна 10 мг/кг; для никотина – 0,3; тетродотоксина, выделяемого рыбой фугу, – 0,01 мг/кг; рицина, содержащегося в семенах клещевины, – 0,0001 мг/кг; а для токсина столбняка – 0,000001 мг/кг. Наиболее ядовит ботулинический токсин – 0,0000003 мг/кг [299].

Ряд исследователей считает, что яд в случае с Распутиным, будучи «старым», выдохся. Неплохая версия, и мы ею непременно воспользуемся.

Могло ли такое вообще произойти? Теоретически – да. Правда, для этого следует кое-что вспомнить из школьного курса общей химии. Цианистый калий (KCN) – соль синильной (цианистоводородной) кислоты (HCN), достаточно слабой (слабее угольной, образующейся при растворении углекислого газа в воде). Ничего удивительного, что хранение этой соли на влажном воздухе чревато существенными изменениями: под воздействием углекислого газа (CO2) и влаги (H2O) цианистый калий постепенно превращается в безвредный гидрокарбонат и крайне нестойкую синильную кислоту.

Если соскучились по формулярной химии – пожалуйста: KCN + H2O + CO2 = HCN + KHCO3.

Другое дело, что в быту подобная реакция достаточно редка. Она, скорее, исключение из правил, чем само правило. И чаще всего, как уверяют химики, с ней сталкиваются… энтомологи.

Химик Елена Стрельникова пишет:

«Энтомологи использовали (и до сих пор используют) небольшие количества цианида калия в морилках для насекомых. Несколько кристаллов яда кладут на дно морилки и заливают гипсом. Цианид медленно реагирует с углекислым газом и парами воды, выделяя циановодород. Насекомые вдыхают отраву и погибают. Заправленная таким образом морилка действует более года»[300].

Некоторые убеждены, что при отравлении Распутина сладости (вернее – содержащаяся в них глюкоза) частично дезактивировали цианид. Здесь тоже приостановимся.