Действительно, сахар и сера обезвреживают цианиды. Ещё в 1915 году немецкие химики Рупп и Гольце, работавшие в интересах германской военной промышленности, выяснили, что глюкоза, соединяясь с синильной кислотой и другими цианидами, подвергается гидролизу, образуя нетоксичное соединение – так называемый циангидрин.
И вновь химия: KCN + H2O = HCN↑ + KOH.
Конечные соединения в данной цепочке – циановодород (синильная кислота) и едкое кали. Циановодород способен легко присоединяться к молекуле глюкозы и прочих сахаров, в составе которых содержится карбонильная группа. Вещества, которые образуются в результате реакции циановодорода с карбонильной группой, и есть циангидрины. Они безвредны. Выходит, добавив в вино цианид, на выходе получим… пшик. Правда, есть одно «но»: это только в теории. И факт того, что в годы Первой мировой войны синильная кислота была на вооружении французской армии в качестве отравляющего вещества, подтверждает: циановодород – опаснейший яд. Что случится на самом деле, если предполагаемая жертва выпьет такую смесь, можно только догадываться: с большой долей вероятности можно говорить… о летальном исходе.
Да, и мы забыли о едком кали.
Гидроксид калия – тоже отрава. Это сильная щелочь, калиевый щёлок. При попадании внутрь в высокой концентрации соединение способно вызвать ожог слизистых, их отёк и даже кровотечение – вплоть до перфорации пищевода и желудка. Если наружно – то капелька этой щелочи выжигает бородавку. Убедительно? Напомню: именно калиевый щелок широко используется для растворения засоров канализационных труб.
Так что употребить на десерт отравленные пирожные, запив их мадерой с синильной кислотой и едким щелоком, – это слишком фантастично, чтобы оказаться правдой. Понятно, что Распутин мужиком был могучим – но не настолько же!
Если верить Юсупову и Пуришкевичу, яд был внедрён в пищу жертве в кристаллическом (подсыпан в птифуры) и жидком (добавлен в вино) виде. Данный факт свидетельствует о серьёзности намерений князя Юсупова, подготовившегося к «акции» с некой подстраховкой: если яд не подействует через пирожные, рассуждал Феликс, то наверняка окажется эффективен в мадере. (С химией у нашего героя, по-видимому, были проблемы.) К удовольствию князя, «старец», как писал Юсупов, «клюнул» на обе приманки: и сладости откушал, и винца попил. Как уверяют химики и доктора, минут через пять-десять для жертвы всё должно было закончиться летальным исходом. Однако Распутин оставался огурцом: ел, пил, разговаривал и даже балагурил. С отравлением ничего не получилось.
В чём причина – в дезактивации?
Данная реакция, в первую очередь, должна была произойти в растворе, то есть в вине, где присутствие глюкозы несомненно. Мадера (в оригинале – мадейра) – креплёное вино, с относительно высоким содержанием сахара. Так, в крымской мадере, которую предпочитал пить Распутин, сахара содержится что-то около 3 г/100 куб. см – то есть 30 грамм на литр вина. Много это или мало? Отвечу философски: немало.
При попадании цианида в мадеру в бокале мог возникнуть так называемый гидролиз, о котором мы уже упоминали. И на выходе – вино не вино, но нечто относительно менее ядовитое для организма.
А вот с пирожными сложнее, ибо условий для дезактивации в данном случае было значительно меньше, если не сказать, что этих самых условий не было вовсе. Объясню. Если смешать щепотку цианида с таким же количеством сахарного песка (кристаллы обоих очень схожи), то в результате получим некую смесь: смесь сахарного песка и калиевой соли синильной кислоты – ни больше, ни меньше. И сколько ни мешай-перемешивай эту самую смесь, ничего сверхъестественного не произойдёт. Реакция начнётся лишь при условии растворения смеси в воде или другом каком растворе. Что это за химическая реакция – не столь важно; важнее другое: то будет реакция дезактивации.
Хотя о степени обезвреживания яда сказать навскидку сложно. Если смесь была, скажем, в соотношении 1:1, то вряд ли отрава станет менее опасной; но вот когда это соотношение раз в десять окажется не в пользу цианида, в таком случае риск серьёзно отравиться снизится существенно.
Теперь представьте, что человек болен сахарным диабетом. Тогда всё меняется: при попадании в организм небольших порций цианидов организм такого больного способен самостоятельно обезвредить себя благодаря повышенному содержанию глюкозы в крови. Всё зависит от дозы яда и от количества сахара в крови. Впрочем, для нас это ничего не значит: Распутин не любил и почти не ел сладкого, что указывает на отсутствие у него явлений сахарного диабета.
Сознаюсь, мне, как человеку, не являющемуся поклонником Бахуса, долгое время казалось, что любимое вино Распутина, которым, кстати, его и травили, являлось классическим красным – с его-то терпкостью и «едва уловимым ароматом калёных орешков, вишнёвых косточек и лёгкой горчинкой». Впрочем, когда виноделы и дегустаторы начинают подобные измышления насчёт «горчинки», «орешков» и «ароматных косточек», меня, дилетанта, это всегда смущает: выдумать можно всё что угодно – вплоть до лёгкого привкуса слюны опоссума! Другое дело, что всё это – с «лёгким привкусом» лукавства: о цвете и вкусе, как известно, не спорят.
Однако на самом деле мадера далека от вишнёво-красного цвета уже потому, что это белое вино. Вот и цвет её чаще янтарный, с различными отклонениями в зависимости от добавок. И говорю об этом не для того, чтобы показать свою осведомлённость, нет.
Знать данное обстоятельство следует для другого. Одно дело, когда химическая реакция происходит в красном вине, где изменения цветовой гаммы малозаметны. А вот если в прозрачном (полупрозрачном) светлом вине – тогда ситуация иная: видимые невооруженным взглядом изменения могут броситься в глаза – скажем, муть или подозрительный осадок. Могло ли это быть в нашем случае?
Да, и как пишут, следует навсегда забыть о «запахе горького миндаля», который якобы обычно так и витает над солями синильной кислоты. Возможно, и витает, только этот запах, если верить пишущей братии, способны были распознать разве что искушённые в химии специалисты вроде Руппа или Гольце, но никак не князь Юсупов и уж тем более «старец» Распутин, которые, надо полагать, вряд ли могли отличить горький миндаль от сладкого. А уж о запахе – и говорить не приходится.
Так, химик А. Клещенко ещё четверть века назад заявил, что запах синильной кислоты совсем не похож на миндальный[301].
Но дело, думаю, в другом. Обоняние носит черты индивидуальности: кто-то истинный «нюхач», кто-то – вообще ничего не ощущает. И в своей уникальной книге «Тихие убийцы. Всемирная история ядов и отравителей» Питер Макиннис полностью подтверждает эту мысль:
«В детективных романах непременно упоминается аромат горького миндаля, который связан с цианистым натрием, цианистым калием и цианистым водородом (синильной кислотой), однако лишь 40–60 процентов обычных людей способны хотя бы почувствовать этот специфический запах»[302].
Как видим, в лучшем случае лишь каждый второй способен почувствовать «что-то этакое», название которому «запах горького миндаля». Думаю, среди читателей найдётся не много тех, кто когда-нибудь нюхал этот самый горький миндаль. Он несъедобен, а на вкус, как говорят, очень горький. Плюс ко всему – ядовитый. И чего, скажите-ка, его нюхать? Но, главное, где? – ведь он у нас не растёт.
И всё же зададимся вопросом: могла ли в нашем случае произойти дезактивация яда, пусть даже частичная? Отвечу: вполне. Князь Юсупов пишет, что цианистый калий всё же подействовал: в какой-то момент «старцу» сделалось нехорошо – запершило в горле, появилась тошнота, гостя замутило. Другое дело, что все эти симптомы отравления как-то подозрительно быстро сошли на нет. Поэтому нашлись и такие, кто предположил: а не принимал ли Распутин какой-нибудь антидот – скажем, не бросил ли в рот кусочек колотого сахара? Но это вряд ли: антидот можно принять, хотя бы предположительно зная, чем тебя будут травить.
Пока писал эти строки, поймал себя на мысли, что нечто подобное мне уже где-то встречалось. И пирожные, и цианистый калий, который не подействовал. Возможно, так бы ничего и не вспомнил, если б не словосочетание «слоновья доза», прочитанное в мемуарах г-на Пуришкевича. Ну конечно, вспомнил однажды, это же Катаев!
У Валентина Катаева есть один рассказ – про циркового слона Ямбо, которого по причине его буйства решили отравить. Что из этого вышло, читайте сами:
«…Слон неожиданно сошел с ума и стал беситься, испуская зловещие трубные звуки, каждый миг готовый сорваться с цепи и ринуться по улицам города, ломая все на своем пути. Куликово поле вдруг стало опасным местом, и лишь немногие смельчаки решались приблизиться к балагану Лорбербаума, где бушевал обезумевший слон. Они рассказывали разные небылицы, мгновенно облетавшие город… Тихие минуты были еще страшнее припадков буйства, когда слон приседал на хвост, пытаясь разорвать короткую цепь, прикованную к его передней ноге, крутился волчком и, подняв к небу хобот, издавал воинственные трубные звуки, заставлявшие всех вокруг дрожать от страха…
В течение целой недели город занимался исключительно слоном… В газетах каждый день появлялись врачебные бюллетени о состоянии здоровья слона. Оно то ухудшалось, то улучшалось. Печатались интервью с городскими общественными деятелями и популярными врачами, которые в большинстве считали, что слон Ямбо сошел с ума на эротической почве, испытывая тоску по своей подруге слонихе Эмме, оставшейся в Гамбурге у Гагенбека, так как скряга Лорбербаум не захотел купить их вместе…
Ходили слухи, будто ночью у Ямбо был такой припадок ярости, что пришлось вызвать пожарную команду из Бульварного участка, которая из четырех брандспойтов поливала свесившегося слона до тех пор, пока он не успокоился. На следующий день припадок бешенства повторился с новой силой. Слон разорвал цепь, и его с трудом удалось снова заковать. Положение с каждым часом становилось все более трагическим. Городская управа заседала непрерывно, как революционный конвент: она требовала, чтобы Лорбербаум убирался из города вместе со своим сумасшедшим слоном или согласился его уничтожить.