Лорбербаум упрямился, ссылаясь на большие убытки, но в конце концов вынужден был согласиться, чтобы Ямбо отравили: другого выхода не было. В один миг распространились все подробности предстоящего уничтожения слона. Его решили отравить цианистым кали, положенным в пирожные, до которых Ямбо был большой охотник. Их было сто штук, купленных на счет городской управы в известной кондитерской Либмана, – два железных противня, сплошь уложенных пирожными наполеон с желтым кремом. Пирожные привез на извозчике представитель городской врачебной управы в белом халате и форменной фуражке.
Я этого не видел, но живо представил себе, как извозчик подъезжает к балагану Лорбербаума и как служители вносят пирожные в балаган, и там специальная врачебная комиссия совместно с представителями городской управы и чиновниками канцелярии градоначальника с величайшими предосторожностями, надев черные гуттаперчевые перчатки, при помощи пинцетов начиняют пирожные кристалликами цианистого кали, а затем с еще большими предосторожностями несут сотню отравленных пирожных и подают слону, который берет их с противня хоботом и проворно отправляет одно за другим в маленький, недоразвитый рот, похожий на кувшинчик; при этом глаза животного, окруженные серыми морщинами толстой кожи, свирепо сверкают неистребимой ненавистью ко всему человечеству, так бессердечно разлучившему его с подругой, изредка слон испускает могучие трубные звуки и старается разорвать проклятую цепь, к которой приклепано кольцо на его морщинистой ноге.
Съев все пирожные, слон на некоторое время успокоился, и представители властей отошли в сторону для того, чтобы издали наблюдать агонию животного, а затем по всей форме констатировать его смерть, скрепив акт подписями и большой городской печатью.
…О, как живо нарисовало мое воображение эту картину, которая неподвижно стояла передо мной навязчивым, неустранимым видением трудно вообразимой агонии и последних содроганий слона… Я стонал в полусне, и подушка под моей щекой пылала. Тошнота подступала к сердцу. Я чувствовал себя отравленным цианистым кали. Поминутно в полусне я терял сознание. Мне казалось, что я умираю. Я встал с постели, и первое, что я сделал – это схватил «Одесский листок», уверенный, что прочту о смерти слона.
Ничего подобного! Слон, съевший все пирожные, начиненные цианистым кали, оказывается, до сих пор жив-живехонек и, по-видимому, не собирается умирать. Яд не подействовал на него. Слон стал лишь еще более буйным. Его страстные трубные призывы всю ночь будили жителей подозрительных привокзальных улиц, вселяя ужас.
Газеты называли это чудом или, во всяком случае, «необъяснимым нонсенсом»…»[303]
Оказывается, «нонсенсы» случаются не только с людьми…
Наши рассуждения о цианистом калии без авторитетного мнения специалистов выглядят, согласитесь, довольно-таки неубедительно. Рассуждать – одно, досконально разбираться – совсем другое.
Как ни странно, знакомые химики, к которым я обращался за разъяснениями, в своих оценках цианистых соединений оказались достаточно осторожными. Хотя едины в некоторых утвердившихся постулатах, популярно озвученных одним из них.
– Разговоры о том, что цианистый калий в сухом виде нестоек, ошибочны, – говорит мой визави. – Поэтому о так называемом «выдыхании» его кристаллов говорить вряд ли стоит: кристаллы не «выдыхаются», в сухом виде они могут храниться годами, не подвергаясь какому-либо изменению, как, скажем, кристаллы соли или сахара.
Теперь о синильной кислоте. Это летучая жидкость, обладающая запахом горького миндаля. Везде пишут, что этот запах слабый – не соглашусь: он резкий! При температуре приблизительно двадцать шесть градусов по Цельсию кислота закипает. Её пары несколько легче воздуха, в чём и опасность. Образуется в результате реакции гидролиза при попадании цианистого калия в водную среду; а в осадке остаётся едкое кали. Что ещё важно: эти два вещества – циановодород и едкое кали способны вступать в обратную реакцию, то есть, взаимодействуя, они образуют… цианистый калий. Таким образом, в пробирке с синильной кислотой и едким кали обычно присутствует и цианистый калий; содержимое такой пробирки – всегда яд!
О Распутине. В тот злополучный вечер он, насколько известно, пил любимую им мадеру. Это крепленое вино с высоким содержанием сахара. Из сахарозы, как известно, путём гидролиза образуется глюкоза – антидот синильной кислоты. Могла ли глюкоза, содержавшаяся в мадере, повлиять на ядовитый состав напитка? Не исключено. Но дело не в этом – суть в другом: содержание бокала с вином, будь то мадера или какой-нибудь херес, не перестало быть ядовитым! И вот почему: лишь небольшая часть синильной кислоты вступает в реакцию гидролиза. И если тот же Распутин пил вино, куда были всыпаны якобы «слоновьи» дозы цианистого калия, независимо от интенсивности произошедшей в вине реакции, жертва всё равно употребляла опасный яд. Далее всё зависело от дозы, массы тела человека, наличия у него хронических заболеваний, состояния защитно-иммунных сил и прочее.
Правда, есть один нюанс: жертва покушения не могла не почувствовать, во-первых, резкий – очень резкий! – запах горького миндаля, исходящий от синильной кислоты. Даже если этот запах Распутину был незнаком, он бы его всё равно почувствовал и, скорее всего, насторожился. Осадок, лёгкая муть? Это могло остаться незамеченным… Но выпить синильную кислоту, не почувствовав постороннего запаха, вряд ли возможно. Ни с вином, ни с пирожными…
А если бы Распутин всё-таки выпил это злосчастное вино да ещё закусил отравленными птифурами – что могло случиться тогда? Специалисты-биохимики категоричны в одном: цианиды чрезвычайно опасны, ведь они блокируют так называемое тканевое дыхание.
Мнение доктора медицинских наук, профессора, заведующего кафедрой клинической биохимии и лабораторной диагностики ФПК и ПП Ижевской государственной медицинской академии Е. Г. Бутолина:
– Попадая в клетку, глюкоза превращается в глюкозо-6-фосфат, который и является источником энергии для биохимических реакций большинства тканей организма. Без энергии клетка нежизнеспособна, поскольку прекращаются все обменные процессы: синтез необходимых веществ, распад «отработанных» биополимеров, утилизация и обезвреживание токсических соединений. Все энергетические превращения в клетке происходят в митохондриях, являющихся своего рода энергетическими станциями клеток; их основная функция – окисление органических соединений (в первую очередь – глюкозо-6-фосфата) и использование освобождающейся при их распаде энергии для генерации (накопления) электрического потенциала. Этот сложный процесс и есть тканевое дыхание, в ходе которого происходит переброска электронов и протонов по так называемой дыхательной цепи. Участниками дыхательной цепи являются различные ферменты, в том числе – железосодержащие ферменты цитохромы. Переброска электронов и протонов происходит последовательно от одного фермента к другому. В ходе переброски возникает разность электрических потенциалов между участниками дыхательной цепи, что приводит к образованию энергии.
Известно, что цианиды блокируют переброску электронов в самом конце дыхательной цепи, между цитохромами, что делает невозможным образование энергии: вся энергия рассеивается в виде тепла, биохимические реакции прекращаются, сама же клетка погибает. И всё это происходит достаточно быстро. Если определенное количество цианидов успело проникнуть в клетку, в митохондрии, дезактивация в таком случае невозможна, поскольку глюкозо-6-фосфат, находящийся в клетке (свободной глюкозы в клетке нет), не способен обезвреживать данные яды. Токсический эффект во многом зависит от дозы ядовитого вещества: чем больше доза, тем больше вероятность воздействия цианидов на процесс тканевого дыхания в клетке.
Скрупулёзное объяснение профессором Бутолиным механизма воздействия цианистых соединений на живую клетку в контексте нашего разговора чрезвычайно важно. И объясню – почему.
Во-первых, становится абсолютно понятно, что токсический эффект цианидов (впрочем, как и большинства ядов) прямо пропорционален их дозе: больше доза – эффективнее результат. И на ум тут же приходит «слоновья» доза, всыпанная отравителями в пирожные, предназначенные для Распутина.
Во-вторых, мы теперь знаем, что цианистый калий действует не напрямую, как, скажем, концентрированная кислота или щелочь при взаимодействии со слизистой пищеварительного тракта, а несколько опосредованно, то есть в результате сложной биохимической реакции, прерывая дыхательную цепь так называемого тканевого дыхания.
О чём это говорит? Лишь об одном: цианиды воздействуют на живой организм «достаточно быстро», но не мгновенно! И это, пожалуй, самое главное.
На эту особенность цианистого калия впервые (но с некоторым запозданием) обратили внимание почти три десятилетия спустя нацисты, а если быть точнее – эсэсовская верхушка Третьего рейха. Сорок пятый год явился апогеем массовых самоубийств.
Самураи – те оказались хладнокровнее: выходили на площадь перед императорским дворцом и совершали ритуал харакири-сеппуку. Торжественно и чинно, с сохранением попранной было чести. Навыка, правда, хватало не у всех (откуда он, навык?); в таких случаях подходил сотоварищ и с размаху отрубал у истекавшего кровью неудачника то, что за минуту до этого называлось головой.
В Германии над такой дикостью только посмеивались: к чему средневековые изуверства, когда существуют более гуманные способы уйти в мир иной? Например, ампула с цианистым калием, спрятанная либо в передней части мундирного воротника, либо – прямо где-нибудь во рту, скажем, в зубной коронке. А потому эсэсовские головорезы, ничего не боясь, вытворяли такое, что от их зверств до сих пор кровь в жилах стынет. Ибо были уверены: отвечать ни за что не придётся. Ампулу с цианидом надкусил – и нет тебя. А на нет, как известно, и суда нет.