Массовое безумство началось уже в апреле 1945-го: эсэсовцы травились поодиночке и группами. Тогда-то и стало понятно: их обманули! Смерть от цианида не была мгновенной и лёгкой, как обещалось. Цианистый калий – яд для мучений! Да, некоторым «счастливчикам» хватало пяти-десяти минут, чтобы, крикнув пресловутое «хайль!», отправиться в ад вслед за бесноватым фюрером. Но многим выпадала совсем иная участь – умирать в долгих муках и корчах, агонируя часами! Заветная ампула с цианидом оказалась отнюдь не универсальным топором, удар которого в средние века уравнивал лорда и босяка, доходягу и толстяка. Цианистый калий действовал избирательно – в зависимости от дозы, весовой категории и здоровья индивидуума в целом.
Ничего удивительного, что быструю смерть от яда заполучили гитлеровские изуверы-коротышки Генрих Гиммлер и Йозеф Геббельс (последний – вместе с супругой). Что не скажешь о «бесноватом фюрере».
Адольф Шикльгрубер, если и был параноиком, то разве в карикатурах славных Кукрыниксов. И отдавал себе отчёт в том, что в случае поражения придётся отвечать. За себя, за своих солдат и за Германию в целом. Но, оглядываясь назад, натыкался на миллионные горы трупов, уничтоженных по его, германского фюрера, вине. А потому отвечать не хотелось. Как, впрочем, и болтаться на верёвке. Жуткое это дело – отвечать за растерзанных женщин, детей и стариков.
Пришлось готовиться к лёгкому уходу. Сначала приказал отравить таблеткой цианида любимую овчарку Блонди, любезно подаренную Борманом. Агонии пса не видел – да и не хотел: главное, что та издохла. А потом дошёл черёд и до них: сначала Ева Браун, потом – Адольф. И если кто-то думает, что самым сильным ударом для фюрера в минувшей жизни стал разгром его дивизий под Сталинградом, то глубоко ошибается. Самым страшным кошмаров наяву для Шикльгрубера станут те несколько последних минут, когда он вдруг с ужасом осознает, что страшный яд, который должен был убить мгновенно, не подействовал! (Откуда ему было знать, что доза, оказавшаяся эффективной для овчарки, на человека могла подействовать с предсказуемым запозданием.)
Шикльгрубер запаниковал. Он уже не обращал внимания на первые признаки удушья и головокружение. Испуганный фюрер был в гневе: его подло провели! (На Еву даже не хотелось смотреть: сидя в кресле с закрытыми глазами, та затихла и не шевелилась.)
Адольф Шикльгрубер привык доводить начатое до конца. И когда у фюрера вдруг возникли подозрения, что его обманули, он воспользовался подстраховкой. Взяв со столика заряженный вальтер, Гитлер выстрелил себе в висок…
Прежде чем сделать какие-то выводы, необходимо собрать воедино имеющиеся факты.
А факты таковы.
Первое. Если в одну из рюмок князь Юсупов действительно влил раствор с цианидом, то вино (не говоря уж о пирожных!), независимо от произошедших в нём химических реакций, представляло собой смертельно опасный яд.
Второе. Если жертва покушения употребила энное количество этого яда, в таком случае организм подвергся прямому воздействию цианида с вполне предсказуемыми последствиями.
И третье. Результат воздействия яда напрямую зависел от дозы.
Распутин не просто ел пирожные – он их запивал мадерой. Таким образом, сладости и вино поедались воедино! Пусть вино оказалось частично дезактивировано; но пирожные продолжали оставаться смертельно опасными. Независимо от количества цианида, оказавшись в растворе, он должен был незамедлительно вступить в реакцию. Как мы помним, д-р Лазоверт всыпал яда в птифуры «слоновью» дозу! Отрава запивалась немалыми порциями мадеры, так что вряд ли отравляющий эффект яда мог полностью сойти на нет.
Вопрос в другом: была ли эта самая «слоновья» доза?
Даже если в мадере оказался слабенький ядовитый состав, то в пирожных-то, судя по всему, был чистейший цианид. Цианистый калий не мог не подействовать!
Если, конечно…
Если, конечно, яд в кристаллах, а также и в растворе не был… подменён неким порошком.
Давайте разбираться.
Во-первых, как вспоминал Пуришкевич, цианистый калий был получен Юсуповым от известного адвоката Василия Маклакова: [304]
«24 ноября… Ровно в 10 часов в автомобиле Дмитрия Павловича приехал он сам с Юсуповым и поручиком С. Я познакомил их с д-ром Лазавертом, и мы приступили сообща к дальнейшему обсуждению нашего плана, причем князь Юсупов показал нам полученный им от В. Маклакова цианистый калий как в кристалликах, так и в распущенном уже виде в небольшой склянке, которую он в течение всего пребывания своего в вагоне то и дело взбалтывал».
Однако в 1923 году в предисловии к парижскому изданию «Дневника» Пуришкевича В. Маклаков писал буквально следующее:
«Дневник Пуришкевича – вовсе не дневник; это только литературная форма… Что это не дневник, я убеждаюсь ещё и потому, что нахожу в нём такие неточности, которые… необъяснимы для дневника… Неверность и несообразность находится и под 24 ноября. Пуришкевич рассказывает, будто в этот день Юсупов показал ему и другим цианистый калий в кристалликах и в растворе, который он якобы получил от меня…. Но это утверждение и несообразно: каким образом 28 ноября могли меня впервые приглашать к участию в убийстве, как рассказывает Пуришкевич, если уже 24-го я снабдил их цианистым калием? Это опять удел «воспоминаний», естественной забывчивости и невнимательного изложения»[305].
Как видим, Маклаков всячески отрицает своё участие в заговоре, не говоря уж о том, что именно он снабдил Юсупова цианистым калием. Тем не менее много лет спустя Василий Алексеевич неожиданно для всех стал уверять обратное: будто бы яд заговорщикам передавал, однако то была якобы вовсе не отрава, а… невинный аспирин (по другим данным – лимонная кислота). Заметим, то же самое чуть ли не «на смертном одре» заявлял и д-р Лазоверт. Но… где те лица, которым Лазоверт всё это говорили? Их нет. Как нет и единственной ссылки на какого-либо «очевидца». А на нет, как говорится, и суда нет. Следовательно – слухи.
Во-вторых (внимание!), вряд ли бы Феликс Юсупов стал искать смертельный яд на стороне, если один из заговорщиков – депутат Пуришкевич – возглавлял целый санитарный отряд, с поездом и походной аптекой. Для князя проще всего было бы испросить энное количество цианида в этой самой аптеке, если, конечно, яд там имелся.
Думаю, имелся. «Королём ядов» цианистый калий стал, как считают, где-то в тридцатые годы XX столетия. А до этого на его промышленное производство и хранение смотрели, в общем-то, сквозь пальцы.
Упомянутая мною химик Елена Стрельникова по этому вопросу пишет:
«Нобелевский лауреат Лайнус Полинг рассказывал, как его снабжал цианистым калием для изготовления морилок завхоз стоматологического колледжа. Он же и научил мальчика обращаться с этим опасным веществом. Дело было в 1912 году. Как видим, в те годы к хранению «короля ядов» относились довольно легкомысленно»[306].
Тем не менее ни о Маклакове, ни о Лазоверте как о лицах, причастных к доставке цианистого калия, Юсупов нигде не обмолвился. Хотя из двух подозреваемых чаша весов, на мой взгляд, больше склоняется именно к доктору-аптекарю. Возможно, именно по этой причине очередная встреча Пуришкевича и Юсупова 24 ноября состоялась в санитарном поезде.
Вот как её описывает Пуришкевич:
«Ровно в 10 часов в автомобиле Дмитрия Павловича приехал он сам с Юсуповым и поручиком С. Я познакомил их с д-ром Лазавертом, и мы приступили сообща к дальнейшему обсуждению нашего плана, причем князь Юсупов показал нам полученный им от В. Маклакова цианистый калий как в кристалликах, так и в распущенном уже виде в небольшой склянке, которую он в течение всего пребывания своего в вагоне то и дело взбалтывал. Заседание наше длилось около двух часов…»[307]
Говоря о Лазоверте, следует заметить, он просто физически не мог подменить цианид в Юсуповском дворце в ночь совершения убийства; да и в санитарном поезде – тоже нет. Зато всё могло произойти по-тихому, если б «яд», заранее приготовленный по приказу Пуришкевича д-ром Лазовертом для Юсупова, был тут же князю и передан.
Таким образом, в ту роковую ночь с 16 на 17 декабря 1916 года князь Юсупов «достал из поставца шкатулку», в которой, вполне мог храниться некий порошок (но никак не цианистый калий!), загодя полученный от соучастников из числа преступной группы.
И в-третьих. Описание внешнего вида «цианида» у «мемуаристов» сильно разнится.
Вот что по этому поводу пишет Юсупов: «Доктор Лазоверт надел резиновые перчатки, взял… несколько кристалликов яда, истер в порошок…»
Пуришкевич:
«Приведя стол в должный вид, мы принялись за два блюда с птифурами. Юсупов передал д-ру Лазаверту несколько камешков с цианистым калием, и последний, надев раздобытые Юсуповым перчатки, стал строгать яд на тарелку…»
Замечу: «истирать в порошок» и «строгать» – понятия, в общем-то, разные. Хотя бы потому, что «строгать» можно что-либо более крупное, нежели мелкие кристаллики вещества: например, кусок мела или, скажем, сахарную головку. И здесь можно сказать следующее: г-н Пуришкевич, скорее всего, либо просто не видел происходящего на самом деле, либо – запамятовал: вряд ли д-р Лазоверт «строгал яд на тарелку». А вот на слова доктора, которые приводит Юсупов: «посыпал начинку порошком в количестве, способном, по его словам, убить слона…», – противопоставить что-либо сложно.
Но что это был за «смертельный порошок»?
В трагической истории, связанной со «сверхъестественной живучестью» Распутина, имеют место