никогда не сможет бежать!
И я знаю лишь единственный случай, когда тяжело раненный в живот человек не только быстро вышел из болевого шока, но и, пролежав где-то с полчаса, встал и побежал: это был Распутин.
Но не слишком ли много я на себя беру? Действительно, читатель вправе задать справедливый вопрос: а что об этом думают сами оперирующие хирурги, у которых и опыт, и медицинский стаж несопоставимы с автором данных строк?
Звоню в Ижевск, моему первому преподавателю хирургии – заслуженному врачу Российской Федерации Мальчикову Аркадию Яковлевичу, блестящему хирургу, профессору, доктору медицинских наук. Я мог бы долго рассказывать об этом удивительном человеке, спасшем на своём веку не сотни и не тысячи – десятки тысяч человеческих жизней! Но, боюсь, для этого потребуется писать отдельную книгу. Читателю интересно будет знать, что Аркадий Яковлевич в 1995 году возглавил вновь организованную в Ижевской государственной медицинской академии кафедру хирургических болезней факультета повышения квалификации и профессиональной переподготовки врачей, которой, к слову, руководит и поныне. Его кандидатская диссертация звучала так: «Сравнительный анализ резекции желудка и селективной проксимальной ваготомии на функциональное состояние печени и поджелудочной железы»; докторская – «Лапароскопические операции при стационарозамещающих формах организации медицинской помощи». Если заметили, обе диссертационные работы доктора Мальчикова связаны с операциями в брюшной полости. При этом он автор более сотни научных работ, многих изобретений.
Ничего удивительного, что именно Аркадий Мальчиков на базе одной из больниц Ижевска в своё время организовал первое в Удмуртии специализированное торакоабдоминальное хирургическое отделение – то есть своего рода центр, где до сих пор спасают пациентов, проводя операции на грудной клетке и в брюшной полости. Словом, авторитетнейший эксперт!
Моё обращение к «кудеснику от хирургии», как показалось, его самого ничуть не удивило: слишком много учеников, друзей, знакомых, а также влиятельных лиц разного уровня звонят именитому доктору, обращаясь к нему как к последней инстанции. И это понятно.
Другое дело, что на мой вопрос о возможности нашего героя после столь тяжёлого ранения прийти в себя, подняться и даже побежать, ответ доктора Мальчикова слегка обескуражил:
– Подобное вполне возможно. В медицине случается и не такое. Если за полчаса этот Распутин из пяти или пяти с половиной литров крови потерял, скажем, три или чуть больше, то оставшиеся два литра продолжали циркулировать по телу. При сильном сердце и хорошей работе лёгких он мог ещё какое-то время оставаться живым и, придя в себя после первых минут посттравматического шока, даже встать. Другое дело, если речь идёт о торакоабдоминальном ранении – когда, помимо органов брюшной полости, вовлекается грудная клетка с лёгкими и плеврой, – в таких случаях состояние раненого усложняется в разы, а шансы выжить значительно уменьшаются. Говоря же о Распутине, если верить очевидцам, то его, вне всякого сомнения, можно было спасти, окажи медицинскую помощь в те самые полчаса и даже час…
Вот так. Есть над чем призадуматься.
Звоню ещё одному доктору медицинских наук – на сей раз в Санкт-Петербург, однокашнику, профессору Военно-медицинской академии им. С. М. Кирова Одину Виталию Ивановичу. Но и профессор Один, пусть и не хирург, в своих суждениях далёк от категоричности.
– Почему описанное князем Юсуповым не могло случиться с Распутиным? – уже доктор Один спрашивает меня. – Да запросто! Многое зависит от характера ранения. Какое-то время обильное внутреннее кровотечение мог сдерживать главный «страж живота» – сальник…
Трудно не согласиться с профессором. Тем более что Виталий Иванович продолжает рассуждать:
– Этот «старец», он же являлся личностью поистине незаурядной. В некоторых публикациях адепты Распутина называют его «последним волхвом». Волхвом он был, или колдуном, а может, как сегодня говорят, экстрасенсом, в любом случае этот человек владел практикой заговоров и знал толк в траволечении. Отсюда, по всей видимости, и его умение, как показывают факты, останавливать кровотечения – в том числе у цесаревича Алексея. С другой стороны, описаны случаи невропатических геморрагий, когда человек своей волей вызывал у себя кровотечение. Почему бы, к слову, не предположить обратное? По большому счёту, «феномен Распутина», на мой взгляд, ещё до конца не изучен…
Коллегам, конечно, большое спасибо. Но я пошёл ещё дальше, поинтересовавшись тем же у нынешних, более молодых и зарекомендовавших себя достаточно грамотными докторами, причём – успешно практикующими. Так вот, их ответ меня ещё более обескуражил. По крайней мере, двое из коллег, работающих ныне в известных московских клиниках, заявили буквально следующее: если бы речь шла о дне сегодняшнем, то подобная ситуация при столь тяжёлом ранении могла наблюдаться… при передозировке метамфетаминами.
Что ж, мои коллеги подтвердили главное: многое зависит от степени адаптации человека к той или иной патологии, пусть даже если она является тяжёлой огнестрельной травмой с повреждением внутренних органов.
В чём секрет «феномена Распутина», связанного с его непонятной живучестью? Ладно бы, если этот «старец» после тяжелейшего проникающего ранения в живот всего лишь оклемался. Но он едва не сбежал! Именно поэтому я продолжаю сомневаться…
Допустим, Юсупов не соврал, и всё, им написанное, – чистейшая правда. В таком случае, уважаемый читатель, наш дальнейший разговор пойдёт в несколько иной ипостаси. Произошедшее с Распутиным отнюдь не чудо, как может показаться некоторым. И дело даже не в его сверхъестественных способностях – нет. Об этом уже сказано-пересказано столько, что даже как-то неловко пересказывать. Просто у любого правила, будь то даже аксиома, может всегда найтись некое исключение.
Так вот, с проникающей раной живота бежать, оказывается, можно, если…
Итак, ходить, бежать (и даже прыгать!) с проникающей раной живота можно, если… не чувствовать боли.
Оба мифа – об «отравлении» и последующем «чудесном воскрешении» – тесно взаимосвязаны.
Историческое исследование – всегда из разряда non fiction. Поэтому самая большая опасность при написании работ данного жанра – не скатиться в fiction, то есть в фантастику, пусть и научную. Ибо факты – суть и опора любого серьёзного автора, не склонного к фантазийным измышлениям.
Тем не менее всё, с чем тебе, мой терпеливый читатель, придётся ознакомиться ниже, поневоле заставит задуматься: уж не перепутал ли автор книжные жанры? Действительно, дабы не прослыть большим выдумщиком, гораздо проще было бы согласиться с британцами, заявлявшими, что незадолго до своей смерти доктор Лазоверт, выполняя клятву Гиппократа, вместо яда подсыпал Распутину некий безвредный порошок. Но факты, изложенные «мемуаристами», говорят сами за себя. Хотя и перевирались участниками событий столь откровенно и часто, что, уж извините, приходится ходить по лезвию бритвы, стараясь отделить зёрна от плевёл, которые наши «летописцы» намешали вагон и маленькую тележку…
Отравление Распутина и его «чудесное воскрешение» однозначно вызывают сомнения. И в этой связи из двух десятков «самых сенсационных» версий случившегося хотел бы на суд читателей предложить единственную – зато какую! Признаюсь, она мне очень нравится. И знаете – почему? Потому что из разряда non fiction.
«Старца» могли нашпиговать «слоновьими» дозами – нет, не аспирина и даже не лимонной кислоты, которую приписывали адвокату Маклакову. Вообще, информация о том, что Маклаков передавал цианистый калий Феликсу Юсупову через некоего студента, крайне сомнительна. Как сомнительно и признание адвоката, заявившего, будто он вместо цианида передал князю лимонную кислоту (об этом заявлял Пуришкевич). Все эти признания и заявления – всего лишь неправдоподобные слухи. Хотя бы потому, что Василий Маклаков в 1923 году в предисловии к парижскому изданию «Дневника» Пуришкевича (см. Приложение № 1) высказался вполне официально, чёрным по белому расставив точки над «i»: как, когда и почему. В своём предисловии Маклаков, по сути, от всего открестился. Поэтому вряд ли ему после своего публичного разъяснения в будущем пришло в голову что-либо разъяснять дополнительно.
Прочность самой крепкой цепи зависит от надёжности её наиболее слабого звена. Этим слабым звеном в связке заговорщиков явился тот, который, казалось бы, должен был проявить наибольшее хладнокровие: Станислав Лазоверт. Этот человек в данной истории мог сыграть совсем не ту роль, которая на него была возложена сообщниками, так как изначально вряд ли являлся невинной овечкой.
Врач по образованию, задействованный работать по специальности в санитарном поезде своего сообщника, депутата Пуришкевича, в этой преступной группе он отвечал: а) за «протравку» цианистым калием продуктов питания (в частности – сладостей), предназначенных для жертвы; и б) за профессиональную констатацию факта смерти Распутина в случае его гибели.
И в первый момент, судя по воспоминаниям «мемуаристов», им показалось, что со своими задачами доктор справится блестяще:
Пуришкевич:
«Приведя стол в должный вид, мы принялись за два блюда с пти-фурами. Юсупов передал д-ру Лазаверту несколько камешков с цианистым калием, и последний, надев раздобытые Юсуповым перчатки, стал строгать яд на тарелку, после чего, выбрав все пирожные с розовым кремом (а они были лишь двух сортов: с розовым и шоколадным кремом) и отделив их верхнюю половину, густо насыпал в каждое яду, после чего, наложив на них снятые верхушки, придал им должный вид… Засим Лазаверт бросил перчатки в камин».
Юсупов:
«Я достал из поставца шкатулку с цианистым калием и положил ее на стол рядом с пирожными. Доктор Лазоверт надел резиновые перчатки, взял из нее несколько кристалликов яда, истер в порошок. Затем снял верхушки пирожных, посыпал начинку порошком в количестве, способном, по его словам, убить слона. В комнате царило молчанье».