Дело оставалось за малым – «убить слона»…
Таким образом, если верить «мемуаристам», Лазоверт, во-первых, действительно добавлял в пирожные (мы не говорим о вине) некий порошок; во-вторых, судя по конечному результату, в пирожные был добавлен не цианид; в-третьих, подмена по внешнему виду сильно напоминала искомый яд; и в-четвёртых, «безвредный порошок» оказался не столь уж безвредным.
Хотя не всё ли равно, какой из безобидных порошков был всыпан в пирожные – аскорбинка ли, ацетилсалициловая (аспирин) или лимонная кислоты… Да хоть таблетки от кашля! Тот, кто совершил подмену, своей целью ставил единственное – не допустить отравление «старца» от цианистого калия.
Я не зря упомянул таблетки от кашля. В те годы они пользовались большим спросом для купирования приступов кашля больных туберкулёзом, поэтому их можно было найти повсеместно. Как тот же аспирин или лимонную кислоту. Но! Название этих безобидных, на первый взгляд, таблеток выглядело безобидно тогда, сто лет назад, но только не сегодня. Ибо тогдашние таблетки от кашля назывались… героин. (Барабанная дробь!) Лишь при качественном обезболивании (а это могут обеспечить препараты опиоидного ряда) тяжело раненный в живот человек был способен не только выйти из шокового состояния, но передвигаться и… даже бежать!
Но что же произошло, откуда на столе появился наркотик?!
Парижский доктор с польскими корнями Станислав Лазоверт был тёртым калачом. И когда получил от патрона (Пуришкевича) задание раздобыть сильный яд, понял, что от столь щекотливого дела ему не отвертеться. Неприятным было другое: эти депутаты и князья вознамерились его, Стаса Лазоверта, обвести вокруг пальца, сделав главным душегубом-отравителем. А самим, стало быть, остаться чистенькими?..
Цианид достать, конечно, можно, но нужно ли? Чуть что – легавые сразу на него и выйдут; причём с учётом уровня жертвы – не простые легавые, а жандармы! И потянется ниточка… И ведь докопаются же! Вот если вместо смертельного яда…
Мысли в голове Лазоверта витали, как кудри у гуттаперчивой куклы. Цианид можно заменить. Например… вполне безобидными таблетками от кашля «Heroin hydrochloride» всеми уважаемой фармацевтической фирмы «Bayer AG». Его в санитарном поезде – бери не хочу! Ну и пусть, что в Штатах уж два года как лавочку прикрыли, но не в Европе же, да и не в России, где – нате вам, господа хорошие, будьте здоровы, не кашляйте! [308]
Лазоверт врал сам себе. Он уже давно знал: американцы не дураки; они первые заметили, что этот самый героин пострашнее морфина будет. Этот яд – что джин из бутылки: схватит за горло – не отпустит, пока не убьёт! Почти мгновенное привыкание. Это не опий.
Отраву можно подсыпать в еду – в торт, например, или в пирожные… Да-да – в пирожные! Но только побольше… В десерт и в вино – в ту же мадеру. Ничего, растворится. Чем больше – тем лучше. Поест-попьёт и… Героин – невидимая смерть. Эти самые «таблетки от кашля» – словно игла в сердце: сразу не заметишь, но действие скажется незамедлительно. Чем глубже воздействие – тем сильнее поражающий эффект; следовательно, ближе трагичный финал. Опасность одноразового воздействия большого количества таблеток – в их передозировке. Героиновая передозировка и есть та самая «игла в сердце».
Всё это д-р Лазоверт не мог не знать. И прекрасно понимал, что «старец» вряд ли помрёт быстро, но… Но, скорее всего, отключится от передозировки. А уж там вы, господа хорошие, действуйте, как хотите: душите, топите… Кому какое дело, что «старец» этот, быть может, ещё будет жив…
Главное заключалось в другом: даже если этот Распутин умрёт, никто и никогда не сможет предъявить обвинение в его преднамеренном отравлении. Передозировка лекарственного препарата и отравление ядом – абсолютно разные вещи! И никакие жандармы не страшны. Вина за смерть от передозировки лекарства, по сути, ненаказуема: поди докажи! Ну а констатировать exitus letalis не составит труда. Как там у старика Парацельса: omnibus venenum, et omnes medicina. Всё – яд, всё – лекарство. То и другое определяет доза. В этот раз дозу будет определять он, доктор Лазоверт. И это будет его личной тайной.
Впрочем, внимательно наблюдать за тем, как поведёт себя мужик-выпивоха, пожалуй, будет некому. В этот вечер им всем придётся здорово поработать. А тяжёлый труд требует помощи, и от кокаина, надо думать, никто не откажется. Но это не его, Лазоверта, забота – патрона. Вот пусть и думает…
Так что на сервированном столе в Юсуповском дворце вместо цианистого калия вполне могли появиться истолчённые таблетки, казалось бы, невинного «средства от кашля» под названием «Heroin hydrochloride». Препарата, который не только помогал при кашле, но и… снимал любую боль.
В ту роковую ночь об этом мог знать всего лишь один человек – тот, кому было поручено самое ответственное дело.
В своих воспоминаниях Пуришкевич, тщательно скрывая основные факты, раз за разом проговаривается, углубляясь в детали. Так, очередной отрывок из его дневника всё расставляет по своим местам:
«…– Где Лазаверт? – спросил я поручика С. по уходе Юсупова.
– Не знаю, – ответил последний, – должно быть, у автомобиля.
«Странно», – подумал я и намеревался уже спуститься за ним, как вдруг увидел его, бледным, осунувшимся, входящим в дверь кабинета.
– Доктор, что с вами? – воскликнул я. – Мне стало дурно, – прошептал он, – я сошел вниз к автомобилю и упал в обморок, к счастью ничком, снег охладил мне голову, и, только благодаря этому я пришел в себя. Мне стыдно, В.М., но я решительно ни к чему не гожусь.
– Доктор, доктор! – проходя в это время мимо нас и качая головой, промолвил Дмитрий Павлович. – Вот не сказал бы.
– Ваше высочество, – разводя руками и как бы извиняясь, ответил Лазаверт, – виноват не я, а моя комплекция.
Мы оставили Лазаверта в покое, предоставив его самому себе, и стали ждать…»[309]
«Дурнота» д-ра Лазоверта случилась сразу после того, как стало ясно, что «яд», подсыпанный им в пирожные и вино, не подействовал. Возможно, он понял, что ошибся – то ли с дозировкой, то ли с пропорцией; по сути, этот «капитан медицинской службы» провалил всю операцию. Отсюда и такое «нервическое» поведение. Головой в снег – что ж, иногда помогает; особенно во время горячки на нервной почве…
Из воспоминаний князя Алексея Щербатова:
«Как-то я спросил Феликса:
– Ты уверен, что доктор Лазоверт положил яд? Может быть, он этого не сделал, чтобы представить убийство ещё более скандальным?
– Трудно теперь сказать. Всё возможно…»[310]
Барабанная дробь…
От версий перейдём к обстоятельствам.
Как любил говаривать известный литературный персонаж, лёд тронулся, господа присяжные заседатели! Если лёд трогается – наступает пора надувать паруса. В нашем случае – резюмировать вышесказанное и двигаться дальше.
Итак, мы уже не раз ловили наших «баснописцев» на многочисленных неточностях и лжи, поэтому их утверждения достаточно спорны. Впрочем, спорить никто не собирается. Наша задача намного скромнее: идя пошагово, рассуждать и анализировать. Анализ же показывает следующее.
Взглянув на вещи более реально, признаем: вряд ли Распутин съел «слоновью» дозу яда, как то уверял Юсупов. Хотя мадеру, видимо, всё-таки испил (наличие спиртного в желудке засвидетельствовано в материалах патологоанатомического вскрытия). Однако замертво не упал. Хотите знать – почему? Отвечу: потому что не успел. Распутина застрелили.
Данное утверждение (об отравлении «слоновьими» дозами цианида) доверчивому читателю ловко подброшено обоими «мемуаристами». Наверное, потому, что изначально планировалось расправиться с Распутиным именно таким путём. Другое дело, что в последний момент что-то пошло не так.
В любом случае, попади цианид в организм жертвы в большом количестве, финал оказался бы предсказуем. Но трагедии не произошло. Тем не менее участники покушения с таким упоением описывали, как Распутин съел чуть ли не все пирожные, после чего чувствовал себя вполне нормально. Для чего было об этом писать? Всё просто: убийцам хотелось изобразить «старца» этаким неубиваемым монстром, которого ни яд не берёт, ни пуля.
Кстати, о пуле; вернее – о том самом первом ранении Распутина Феликсом Юсуповым. По воспоминаниям князя, после выстрела в упор («в грудь») Распутин, как показалось стрелявшему, упал замертво. Однако случившееся далее показалось Юсупову страшным сном – самым ужасным из его кошмаров: оклемавшись, «старец» накинулся на убийцу, завязав с ним борьбу, а потом, вырвавшись, выбежал на улицу.
Что же произошло? Можно бы, конечно, предположить наличие наркотической симптоматики. Во-первых, выраженный обезболивающий эффект; и во-вторых, в этот момент Распутин напоминал раненного зимой медведя – агрессивного и смертельно опасного. Ну а всё остальное (тошнота и пр.) могло свидетельствовать разве что о явлениях интоксикации.
Вот ещё одно от Юсупова:
«…Вдруг левый глаз его открылся… Миг – и задрожало, потом приподнялось правое веко. И вот оба распутинских зеленых гадючьих глаза уставились на меня с невыразимой ненавистью. Кровь застыла у меня в жилах. Мышцы мои окаменели. Хочу бежать, звать на помощь – ноги подкосились, в горле спазм. Так и застыл я в столбняке на гранитном полу…»
Это что-то новое: «зеленые гадючьи глаза». То есть, как можно понять, на князя неотрывно смотрели неподвижные точки зрачков. Следовательно, если глаза у умиравшего «старца» не были расширены от боли и ужаса, которые в тот момент ему приходилось претерпевать, а вместо этого – «гадючьи глаза»,