В марте 1917-го состоялась встреча Павла Милюкова с британским послом Джорджем Бьюкененом, а через несколько дней английский посланник заверил, что правительство его страны положительно восприняло идею приезда на берега туманного Альбиона бывшего российского императора Николая II и его семьи.
Казалось, все препятствия на пути задуманного отъезда устранены, все условности соблюдены. Однако роковые обстоятельства сыграли над обречённым семейством злую шутку. Сначала тяжело заболели корью Августейшие дети; потом, затоптавшись на месте, всерьёз призадумался над безопасностью предприятия вечно сомневающийся в себе и в других премьер Керенский; затем начались стихийные беспорядки в Петрограде. Драгоценное время было безнадёжно упущено…
В конце марта в Петрограде получили телеграмму от личного секретаря Георга V:
«Его Величество… сомневается в том, что в настоящее время разумно пригласить в Англию царскую семью не только ввиду путешествия, но и… по соображениям целесообразности».
Произошёл исторический парадокс: английский посол – за, британское правительство – за, король… против. Тот самый «милый Жорж», подавив в себе родственные чувства, предпочёл извечный «британский эгоизм», пойдя навстречу общественному мнению. Английская же общественность, видимо, «заразившись» русским нигилизмом, в этот раз неумолимо… жаждала крови. С мнением же своих подданных дальновидные британские монархи привыкли считаться: даже спустя три столетия, не забыли они пролитую на плахе невинную кровь ни Карла I, ни Марии Стюарт. Ко всему прочему, английская пресса подняла небывалую шумиху, а сам король Георг с некоторых пор стал получать оскорбительные письма, нередко – с явными угрозами.
Кончилось тем, что в мае 1917 года правительство Великобритании отказало Романовым в предоставлении спасительного убежища, аргументировав свой трусливый отказ тем, что они якобы… «прогермански настроенные». По этому же пути пошли Франция, Греция, Испания и даже Дания – выбирайся, мол, уважаемый Ники, из своего русского болота самостоятельно, а нас, уж не взыщи, оставь в покое. И как тут не вспомнить их же англичанина Шекспира, узревшего во всём людском одно лишь актёрское кривлянье…
Парадокс: Царская семья, покинутая всеми, всё же дождалась руки помощи от… кайзера Вильгельма, считавшего царских дочерей немецкими принцессами. Ну что же, хоть задним числом, спасибо ему и за это. Только в мае семнадцатого уже было слишком поздно…
В апреле 1919 года, когда над Крымом нависнет угроза захвата большевиками, вдовствующую императрицу посетит командующий британскими военно-морскими силами в Севастополе и заявит, что английский король Георг V (родной племянник) предоставляет в её распоряжение британский крейсер «Мальборо», настаивая, что отплывать нужно незамедлительно. Однако родственникам стоило немалого труда убедить Марию Фёдоровну покинуть ставшие для неё родными русские берега, где оставались самые дорогие для неё люди, о судьбе которых она так никогда и не узнает, а слухам – не поверит.
Вдовствующая императрица была уверена, что её сыновьям и внукам каким-то чудом удалось спастись из «большевистской мясорубки», и она даже запретила служить по Николаю II и членам Семьи панихиды. Убитая неизвестностью, Мария Фёдоровна оказала финансовую поддержку следователю Н. А. Соколову, занимавшемуся расследованием убийства семьи Николая II; однако, когда ей доложили, что живыми уже никого не найти, отказалась от встречи с Соколовым и не приняла собранное им досье с вещественными доказательствами.
11 апреля 1919 года британский крейсер «Мальборо», усиленно дымя, выбрал якоря и навсегда скрылся за горизонтом, увозя 72-летнюю императрицу туда, где её совсем никто не ждал. В дорожном саквояже беглянки, на самом донышке небольшой шкатулки с драгоценностями, покоилось последнее напоминание о прежней, почти сказочной, жизни. Этим напоминанием было самое скромное из «пасхальных яиц» от Фаберже – «Орден Святого Георгия», – подаренное матери старшим сыном за год до революции. Непреходящая тоска при виде миниатюрных портретов сына Николая и любимого внука Алексея заставляла сжиматься сердце.
Десять лет мучительных терзаний, превратившихся в беспросветный кошмар, сделали своё дело: 13 октября 1928 года Мария Фёдоровна скончается. Её похоронят в усыпальнице датских королей в Роскилльском соборе в Копенгагене, хотя, по свидетельству близких, усопшая всегда мечтала об одном – быть похороненной в России, рядом с любимым супругом.
Ввиду того, что личные банковские счета Романовых оказались «замороженными», бывшей императрице ничего не оставалось, как довольствоваться материальной помощью, оказываемой британской короной. Русский императорский двор в изгнании практически держался на деньги британской короны: английская королева Александра (мать короля Георга V), будучи родной сестрой Марии Фёдоровны, ежегодно выделял на содержание русского Двора ни много ни мало 10 000 фунтов стерлингов.
Рухнула и слабая надежда на то, что большевики пойдут на уступки и передадут-таки имущество великой княгини из Аничкова дворца их законной владелице (что значительно поправило бы материальное положение вдовствующей императрицы в случае его продажи за рубежом). Дьявольская последовательность ленинского правительства и тут оказалась «на высоте»: когда в столицу Туманного Альбиона из далёкого Петрограда прибыл долгожданный груз в виде нескольких громадных ящиков, выяснилось, что жест доброй воли со стороны новых хозяев России был только на словах и бумаге. Ничего ценного в посылках не оказалось; мало того, присланные в Англию каминные принадлежности (всякие совки для мусора да погнутая старая кочерга), непригодная для употребления конская упряжь и потрёпанные детские книжки, взамен уникальной императорской библиотеки, явились для Марии Фёдоровны ничем иным, как очередной веской пощёчиной от большевиков.
Но вернёмся к заветной шкатулке. Законных претендентов на её содержимое было трое – родной племянник Марии Фёдоровны датский король Христиан X, старшая дочь Ксения и её муж великий князь Александр Михайлович. (Великая княгиня Ольга Александровна, вышедшая за простолюдина, полковника Куликовского, материнских драгоценностей наследовать не могла: это была своеобразная расплата за её тихое семейное счастье.)
И тут случилось нечто. Будет намного понятнее, если это нечто обретёт для нас с вами вполне доходчивую форму: случился самый что ни на есть гнусный обман, причём с характерной холодно-вежливой миной, присущей английскому двору. Этакий обман по-семейному, или грабёж по-свойски. Суть же произошедшего в следующем.
Дело в том, что, к немалому удивлению датского короля Христиана X, приютившего в своём дворце тётушку Дагмару и имевшему свои законные виды на её драгоценности, уже через несколько дней после смерти Марии Фёдоровны выяснилось: бесценной шкатулки в Дании нет и в помине! Драгоценности давно осели… в Лондоне.
– Если вам срочно нужны наличные, – заявил Ксении при вскрытии шкатулки лукавый ювелир английского двора, – я готов взять все ценности под залог, выдав авансом сто тысяч фунтов. Остальные деньги получите позже, после продажи драгоценностей…
Наличные были нужны как никогда, поэтому великая княгиня Ксения Александровна была вынуждена дать согласие на эту грабительскую сделку; вскоре залоговые деньги оказались у сестёр (Ксении отошло 60 000 фунтов, Ольге – 40 000).
Именно этой суммой Виндзоры навсегда отделаются от законных наследниц великой княгини Марии Фёдоровны. Но что такое деньги, если сёстры лишились последней памяти не только о своей матери, но и о целой эпохе великой Империи?! Мало того, после этого семейные реликвии дома Романовых ни сами Романовы, ни их ближайшие родственники никогда не увидят. Ни бесценных драгоценностей, ни обещанных баснословных денег – ничего! Вот и верь после этого родственничкам. Особенно если они – англосаксы.
После убийства Распутина наши герои продолжали жить своей жизнью: кто-то воевал; кто-то голодал и убегал; кто-то скитался и писал мемуары… Тем не менее, возможно, загробная месть убитого «старца» начинала вычислять подельников одного за другим, чтобы так же внезапно, как и его самого, лишить земной благодати, отправив прямиком… в ад.
Тень Распутина преследовала каждого из участников того декабрьского покушения до последних их дней. Политик-монархист Пуришкевич вскоре после Октябрьского переворота по указу Дзержинского был освобождён из тюрьмы и бежал к генералу Деникину. Умер зимой 1920 года, в разгар Гражданской войны, в Новороссийске, от «сыпняка». Поговаривали, даже в тифозном бреду не раз вспоминал имя «старца».
Но есть и другая версия смерти бывшего депутата. Некоторые считали, что Пуришкевича отравили, причём не без участия личного секретаря Распутина – Арона Симановича. Ходили слухи, что убийца «святого чёрта» уже шёл на поправку, когда, по воспоминаниям того же Симановича, «…две сестры во время припадка дали Пуришкевичу выпить холодное шампанское», после чего тот уже не встал…
Великий князь Дмитрий Павлович после случившегося, как мы знаем, был отправлен в войска действующей армии в Персию, а после Февральской революции служил в британском экспедиционном корпусе в Азии. Позже жил в Лондоне и Париже, где в его фаворитках, как поговаривали, ходила сама Габриель Шанель. Осев, наконец-то, в тихой Швейцарии, в годы Второй мировой войны, будучи ещё далеко не старым, он скончался от туберкулёза лёгких. Но где бы ни был великий князь в эмиграции, он всегда становился предметом толков и пересудов как местной знати, так и многочисленных соотечественников, наводнивших в те годы Европу. И все разговоры были связаны с одним – с именем Распутина и его таинственным убийством.
Главный же герой кровавой драмы, разыгравшейся на набережной Мойки в декабре 1916-го, князь Феликс Феликсович Юсупов, поселившийся после революции в купленном им богатом особняке в Булонском лесу под Парижем, о той страшной ночи успеет написать воспоминания.