Великая княжна Ольга Николаевна также кратко записала в дневнике:
«Ц[арская] Ст[авка]. Суббота. 30-го июля. Федюшкин. Грам[отин].
Ал[ексею] 12 лет. Были все у обедни. Мама позже. Потом в доме поздравление. Папа пошел в штаб, а в 1 ч. большой завтрак в палатке. Днем мы 4 с Папой без Мари. Она у Мамы дежур[ная]. Пошли на “Десне” вниз по реке. На берегу ужасно возились и мучили Мордвинова. Чай здесь в 6 ч. – Обед тоже. Получили письма из лазар[ета]. У Касьянова еще очень болят рот и десна и 37,3. – Около 12 ч. спать». (ГА РФ. Ф. 673. Оп. 1. Д. 7. Л. 40 об.)
По воспоминаниям генерала Ю.Н. Данилова об очередной аудиенции у императора Николая II в Ставке: «Следующий день моего пребывания в Ставке являлся праздничным: на 30 июля приходилось рождение наследника престола цесаревича Алексея. Генерал Рузский и я еще накануне получили от имени Государя приглашение к завтраку и поэтому должны были продолжить свое пребывание в Могилеве.
В Ставке находился наследник и его мать – императрица Александра Федоровна. Утром шла торжественная церковная служба, затем в саду губернаторского дома был сервирован в шатре парадный завтрак, к которому получили приглашение лица императорского дома, находившиеся в Ставке, старшие чины штаба, царская свита и представители союзных армий. Погода благоприятствовали торжеству: день был яркий и жаркий. Генерал Рузский сидел за столом около императрицы, я – по другую сторону стола, несколько наискось, имея таким образом возможность очень близко видеть Государыню. Она сидела с опущенными глазами, почти не разговаривала со своими соседями и не дотрагивалась до кушаний, отдельно для нее приготовленных. Императрице, по-видимому, нездоровилось. Наблюдая за ней, можно было сделать предположение, что какие-то особые, навязчивые мысли владеют ею. Лишь время от времени, как бы отделываясь от этих мыслей, она тревожно поднимала глаза в сторону наследника, который, очевидно, тяготился долгим сидением за столом и довольно рельефно проявлял признаки своего детского нетерпения. То вскакивал он от стола, то снова садился на свое место, громко двигая при этом стулом.
После завтрака, когда все встали, Государыне на дорожке поставили садовое кресло, и она одиноко села. К ней подошел Рузский, с которым она устало стала беседовать. Через несколько минут беседа окончилась, и Государыня, стараясь быть незаметной, ушла в комнаты. Наследник тоже куда-то исчез. Государь остался в саду один, обходил присутствовавших и, подойдя ко мне, довольно длительно беседовал.
Прохаживаясь по дорожкам и продолжая говорить со мной, он отвел меня в глубину сада, желая, по-видимому, этой уединенной беседой, происходившей у всех на виду, подчеркнуть особое ко мне благоволение.
– Я очень рад, – сказал он, – что вы уже сговорились с Николаем Владимировичем о времени вашего прибытия в Псков. На Северном фронте намечается операция, с которой надо спешить, чтобы немцы о ней не успели догадаться…
Затем Государь стал подробно расспрашивать меня о жизни войск корпуса и деталях незадолго перед тем совершенного корпусом прорыва неприятельского фронта; как всегда, его гораздо интересовали мелкие подробности и отдельные эпизоды, чем общий замысел операции и характер ее исполнения.
Император Николай своей продолжительной и отдельной беседой со мной, видимо, желал изгладить впечатление, которое могло у меня остаться об обстоятельствах моего отъезда из Ставки почти ровно год тому назад…» (Данилов Ю.Н. На пути к крушению. М., 2002. С. 336–337.)
Вскоре Государыня с дочерьми вернулась в Царское Село. В день отъезда 3 августа она написала супругу письмо:
«Ангел мой любимый!
Увы, снова настал час разлуки, но я благодарю Бога за эту счастливую, спокойную неделю. Сейчас я могу с новыми силами вернуться к своей работе и жить сладкими воспоминаниями о твоей нежной любви. Очень тяжело покидать тебя одного с твоей тяжелой ответственностью, обремененного утомительным трудом, – хотелось бы быть тебе более полезной! Я жажду охранять тебя от всех лишних забот и огорчений, а между тем мне часто самой тебе приходится докучать по поводу разных скучных бумаг, но ничего не поделаешь. Дай тебе Боже, мой любимый, мудрости и успеха, терпенья, чтоб не слишком упорно рвались вперед и не испортили всего бесполезными жертвами, – твердо вперед, шаг за шагом, – без быстрых продвижений вперед с последующим отступлением, это куда хуже. Если только Алексеев принял икону нашего Друга с подобающим настроением, то Бог, несомненно, благословит его труды с тобой. Не бойся упоминать о Гр. при нем; благодаря Ему ты сохранил решимость и взял на себя командование год тому назад, когда все были против тебя, скажи ему это, и он тогда постигнет всю мудрость и многие случаи чудесного избавления на войне тех, за кого Он молится и кому Он известен, не говоря уже о Бэби и об Ане.
Ненаглядный мой, сердце и душа и вся моя страстная любовь с тобой. Бог да благословит стократ тебя и драгоценного Бэби! Ужасно буду тосковать без вас обоих, а ты, увы, снова почувствуешь свое одиночество! Шлю тебе пламенные нежные поцелуи, солнце жизни моей, и остаюсь вся твоя старая
Женушка.
Спи хорошо, крепко обнимаю вас обоих». (Переписка Николая и Александры Романовых. 1915–1916 гг. М.; Л., 1925. Т. IV; Платонов О.А. Николай Второй в секретной переписке. М., 2005. С. 559.)
9 августа 1916 г. Г.Е. Распутин, А.А. Вырубова в сопровождении служанки М. Беляевой и фельдшера Жука, Ю.А. Ден, М.Е. Головиной, а также дочерей Распутина Матрены и Варвары по поручению императрицы Александры Федоровны отправились в паломническую поездку в Сибирь, чтобы поклониться мощам вновь прославленного святителя Иоанна Тобольского.
По воспоминаниям жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича: «9-го Распутин уехал в Сибирь. С ним поехали его поклонницы Вырубова и Ден. Они ехали в Тобольск поклониться мощам вновь прославленного угодника. Перед отъездом Распутин имел длинный разговор со Штюрмером и советовал ему почаще встречаться с царицей, советоваться с ней по всем государственным делам. “Она, ты знаешь, парень, ух какая, все знает, все понимает лучше нас”, – так говорил Старец.
Совет этот Штюрмер выполнил. В это время по Петрограду пошла сплетня, что царица хочет быть регентом, чтобы помочь Государю. Слух пошел от одной дамы, близкой Штюрмеру, и поэтому все верили ему. Эта сплетня дошла и до иностранных посольств, которые тоже поверили ей, слишком полагаясь на своих светских информаторов. У посла Палеолога об этой сплетне говорилось даже в его воспоминаниях, изданных в Париже». (Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Минск, 2004. С. 337.)
Из воспоминаний А.А. Вырубовой о паломнической поездке в Сибирь и на Урал: «…Ехали мы на пароходе по реке Туре из Тюмени до Тобольска на поклон мощам святителя Иоанна. В Тобольске останавливалась в доме губернатора, где впоследствии жили Их Величества. Это был большой белый, каменный дом на берегу реки – под горой; большие комнаты, обильно меблированные, но зимой, невероятно, холодные. На обратном пути останавливались в Покровском. Опять ловили рыбу и ходили в гости к тем же крестьянам. Григорий Ефимович же и его семья целый день работали в доме и в поле. Оба раза на обратном пути заезжали в Верхотурский монастырь на Урале, где говели и поклонялись мощам св. Симеона. Посещали также скит, находящийся в лесу, в 12 верстах от монастыря; там жил прозорливый старец отец Макарий, к которому многие ездили из Сибири. Интересны бывали беседы между ним и Распутиным.
Вспоминаю случай на одной из маленьких станций на Урале, который не могу объяснить. Стояли два поезда теплушек с китайскими рабочими, ехавшими в Россию. Увидя Григория Ефимовича у вагона, вся толпа китайцев кинулась к нему, его окружили, причем каждый старался до него добраться. Напрасно уговаривали их старшины… Публика высыпала из вагонов посмотреть, что будет, но наш поезд тронулся. Китайцы провожали его восклицаниями, махая руками». (Вырубова (Танеева) А.А. Страницы моей жизни // Рассулин Ю.Ю. Верная Богу, Царю и Отечеству. СПб., 2005. С. 121.)
Из воспоминаний тобольского губернатора Н.А. Ордовского-Танаевского: «Наконец приехала компания: Анна Александровна Вырубова и ее горничная, двое неизвестных мужчин (вероятно, агентов полиции), сестра милосердия Ольга с императорской брошкой, двуглавый орел на горле, и, конечно, Григорий Ефимович Распутин. Заботу о 2-х неизвестных мужчинах взял на себя полицмейстер, Григория Ефимовича взял к себе Варнава.
Пробыли 3 или 4 дня, забыл. Ездили в Ивановский женский монастырь и один раз обедали там после литургии…» (Ордов-ский-Танеевский Н.А. Воспоминания. М.-СПб., 1993. С. 415–416.)
Из воспоминаний подруги царицы Ю.А. Ден о посещении Сибири: «Во время возвращения в Тюмень (из Тобольска. – В.Х.) Распутин настоял на том, чтобы мы остановились в Покровском и познакомились с его женой. Предложение меня очень заинтересовало: мне давно хотелось узнать, где и как он живет. Я с интересом разглядывала темно-серый деревянный дом с резными наличниками, принадлежавший Распутину. Село представляло собой ряд больших деревянных изб в два этажа. Дом Распутина был лишь немногим больше остальных. Старец выразил надежду, что когда-нибудь Их Величества приедут к нему в гости.
– Но ведь это так далеко, – возразила я, изумленная его словами.
– Они должны приехать, – сердито проговорил крестьянин. Спустя несколько минут он произнес пророческие слова.
– Волей или неволей, они приедут в Тобольск и, прежде чем умереть, увидят мою родную деревню. <…>
Распутин имел троих детей. Две дочери учились в Петрограде, мальчик крестьянствовал. Селяне были очень дружелюбны к нам, однако большинство были против того, чтобы Распутин возвращался в Петроград». (Ден Ю.А. Подлинная Царица. СПб., 1999. С. 96–97.)
Стоит отметить, что некоторые секретные государственные сведения становились доступными политическим лидерам оппозиции, которые становились предметом антимонархическо