Валютные реки эпохи приватизации
Если в 1992 г. в России находилось в обороте около 8 млрд долл., то к 1994 г. – уже около 100 млрд. В рублевом эквиваленте долларовая масса увеличилась до 355 трлн, в то время как рублевая сама по себе составляла на тот момент всего 36,3 трлн. За два года иностранная валюта полностью завоевала российский рынок. В таких условиях новая национальная буржуазия появиться просто не могла – единственным источником развития стали иностранные кредиты. Уже к 1998 г. внешний долг страны вырос до 188 млрд долл. Параллельно происходил отток капитала за границу. В 1992–1998 гг. его утечка из России достигла 250–300 млрд долл.
Пока доллар теснил рубль, иностранные товары начали выдавливать с рынка отечественные аналоги. К 1995 г. более половины розничного товарооборота приходилось на импорт. Так иностранный капитал подчинил себе не только валютный, но и товарный рынок России.
В краткосрочной перспективе все это было полезно, так как полученные в качестве кредитов средства позволили решить ряд неотложных социальных проблем, а импортные поставки позволили побороть тотальный дефицит всего и вся, возникший после развала старой хозяйственной системы.
Однако в долгосрочной перспективе неограниченное участие иностранного капитала в экономике России привело лишь к снижению эффективности собственных производств, как и предостерегали отцы нэпа.
И им это было известно не понаслышке. В начале нэпа страна тоже находилась в зависимости от импортных поставок. Однако с каждым годом подъем промышленности и сельского хозяйства позволял сокращать их объем. Концессии и арендованные предприятия стимулировали товарооборот и конкуренцию на внутреннем рынке. Еще в 1922 г. импорт товаров составлял 274 млн руб., но уже в следующем году он сократился до 144 млн руб. А иностранные кредиты в то время старались совмещать с внутренними займами, чтобы не усиливать зависимость страны от зарубежных государств.
«Деньги, которые будут собраны путем внутреннего займа, не уйдут из страны, а будут израсходованы в ней же: средства, которые пойдут на организацию сельскохозяйственного кредита, вернутся в деревню, но не в распыленном, а в целесообразно организованном виде, средства эти пойдут на поддержку хозяйства городов, оживят ряд торговых и промышленных предприятий…», – писал Сокольников еще в декабре 1922 г. И со временем ему удалось реализовать задуманное, успешно организовав хлебные, сахарные и золотые займы.
Политика конца 80-х и начала 90-х сделала невозможным погашение внутренних займов, практиковавшихся после нэпа на протяжении всей истории СССР. О новом внутреннем кредите в то время не могло быть и речи, средства на дальнейшее развитие вплоть до начала 2000-х приходилось искать практически исключительно за рубежом.
Да и после этого объем иностранных инвестиций, привлекательность для зарубежных инвесторов и международные инвестиционные рейтинги долгие годы оставались «священными коровами» экономической системы современной России. Однако помимо очевидной пользы они наносили и вред, снижая мотивацию власти и бизнеса к развитию отечественных предприятий.
С недавних пор ситуация начала меняться, стали чаще звучать призывы к импортозамещению и сокращению использования доллара в международных расчетах. По сути своей это те же призывы, что не раз звучали с трибун во время выступления Сокольникова и других специалистов НКФ в период нэпа.
Первые уроки новой экономической политики
Далеко не все меры, принимавшиеся Наркомфином, имели успех. К примеру, Сокольников и его коллеги предложили в целях стабилизации ситуации на рынке контролировать отпускные цены на промтовары, причем не только для плановых потребителей, но и для вольного рынка. Изначально давить на рынок установлением твердых цен не планировали, решив ограничиться маневрированием товарами. Однако созданная с этой целью комиссия не оправдала надежд – зачастую на снижение отпускных цен тресты отвечали падением качества продукции или срывом плана. Вскоре комиссия была ликвидирована.
И все же успехи «красного Витте» были очевидны. Будущий участник еще не сформировавшейся на тот момент окончательно «Лиги наблюдателей» Валентинов-Вольский писал Ленину в письме, что нэп – «совершенно новое слово в теории строительства хозяйственной базы социализма», которое позволяет совмещать государственный интерес с частным.
Итоги первого года работы Народного комиссариата финансов в условиях новой экономической политики впечатляли. В несколько раз был сокращен государственный и административный аппарат. Если в начале 1922 г. государственный бюджет содержал 6 млн человек, в числе которых были госслужащие, военные, рабочие госпредприятий, то к концу года их число сократилось до 2,8 млн.
Также государство избавилось и от тянувшей бюджет на дно промышленности – на балансе остались лишь небольшое количество строек и горных предприятий. Все это изрядно снизило нагрузку на государственную казну.
Ровно с той же проблемой страна столкнулась 70 лет спустя, в период окончательного перехода к рыночной экономике. К началу этого перехода бюджет находился в плачевном состоянии, и бремя содержания крупных промышленных предприятий являлось для него слишком тяжелым.
Завод «Заря». Дзержинск (Нижегородская область). 1990-е [Их открытых источников]
Как это было в 90-е: реструктуризация промышленности
Оба периода реформ схожи в том, что реформаторам пришлось столкнуться с сильнейшим падением промышленного производства. Этот вопрос, наравне с валютным, стал одним из ключевых для новой экономической политики, и споры вокруг него, забегая вперед, во многом привели к свертыванию нэпа.
Однако было бы заблуждением считать, что промышленная политика отцов нэпа была провальной. Несмотря на то, что на пути перевода экономики на рыночные рельсы и тогда было допущено много ошибок, у Сокольникова и его коллег было чему поучиться. Поняв, что многие «красные директора» не способны обеспечивать нормальную работу своих предприятий в условиях жесткой кредитной политики, обусловленной проводившейся параллельно валютной реформой, они усилили централизацию, объединив находившиеся в наиболее сложном положении предприятия сначала в тресты, а затем в синдикаты. И это дало результат: уже через четыре года после начала нэпа промышленность ряда отраслей вышла на довоенный уровень.
Нэп подготовил стартовую площадку для ускоренной индустриализации, проводившейся Сталиным с 1930-х гг. В результате этого процесса СССР (и Россия в его составе) стал промышленно-аграрной страной. Промышленное развитие продолжалось до 80-х гг. К 1980 г. объем промышленного производства в 20 раз превышал аналогичный показатель 1945 г.
К сожалению, в 90-е не было возможности применить нэповский опыт управления промышленностью, и отправленные в свободное плавание советские промышленные гиганты довольно быстро оказались на грани ликвидации, оставшись без государственной поддержки. Индекс физического объема промышленного производства в 1996 г. составил только 48 % от уровня 1990 г.
Между тем в годы нэпа рост промышленного производства увеличился с 30,7 % в 1922 г. до 66,1 % в 1925 г. Валовая продукция крупной промышленности за первые пять лет нэпа достигла 75,5 % от довоенного уровня, а в 1926 г. превзошла его на 8 %.
К 1997 г. частные предприятия составляли уже 95,6 % процента от общего числа, выпуская 89,6 % всех производившихся в стране товаров. Как и в годы нэпа, частный капитал не рискнул идти в наиболее высокотехнологичные отрасли – машиностроение, авиастроение, производство печатных плат и т. д. Слишком велики были риски по сравнению с торговлей, сферой услуг и производством товаров народного потребления.
Госфинансирование также не могло обеспечить полноценное содержание промышленных гигантов, что привело к их стремительному увяданию и последовавшему за ним разделению на более мелкие организации. Статистика красноречива: в 1990 г. в РСФСР функционировали 26,9 тыс. промышленных предприятий, на которых в общем счете работали 23,1 млн человек (в том числе 17 млн рабочих). С каждым годом число старых производств сокращалось, и уже через 20 лет после начала реформ, в 2010 г., в стране было лишь 30 % хозяйственных организаций, начавших свою деятельность до 1990 г. Вместе с этим сократилось число квалифицированных рабочих – с 17 млн до 3–5 млн человек.
Еще одним явным признаком деградации промышленности стало резкое снижение динамики инвестиций в основной капитал промышленных предприятий. Недовложения в основной капитал в период с 1991 по 2012 г. оценивают в 2,1 трлн долл. Это, в свою очередь, привело к значительному износу основных фондов производств, усугубившему их и без того нелегкое положение.
Примечательно, что спасать и восстанавливать разваленные производства в 2000-е гг. пришлось старым способом – через централизацию, т. е. объединение имеющих стратегическое значение предприятий в госкомпании, которые можно считать модернизированными трестами и синдикатами 20-х. Этот опыт, вкупе с ужесточением законодательства и частичным оздоровлением экономики, позволил стране к 2012 г. выйти на уровень промышленного производства РСФСР 1983 г.
Из месяца в месяц наблюдался рост налоговых поступлений, за год собираемая ежемесячно сумма увеличилась почти в 30 раз. Сыграла свою роль и остановка печатного станка: если в начале 1922 г. соотношение между выпуском новых денег и другими бюджетными доходами составляло 98 к 2, к концу года доля эмиссии в структуре доходов сократилась до 25–30 %. Облигации и кредиты стали еще одним источником пополнения казны и сокращения находящейся в обороте денежной массы. Все эти меры даже позволили на какое-то время остановить бесконечный рост цен.
Первые успехи в деле восстановления советской экономики не остались без внимания за рубежом, и статьи Сокольникова начали появляться в зарубежной прессе. Промышленное и экономическое развитие западных стран в то время замедлилось, не за горами был мировой экономический кризис, поэтому дельные советы по развитию хозяйственной системы с участием государства интересовали многих.