Отталкивала крестьян и сама сущность нэпманского капитала. На тот момент большинству крестьян было чуждо представление о наемном труде как источнике дохода. Крестьяне привыкли к тому, что источником честного дохода в деревне может быть только собственный труд. Отталкивал деревенских жителей, привыкших к простоте и скромному быту, и образ жизни нэпманов, о котором будет более детально рассказано в следующей главе.
Нэпману финансового инспектора. 1928
[Из открытых источников]
И все же скупщики и частные торговцы изрядно облегчали жизнь крестьян. Почти половина сахара, соли, спичек, проданных крестьянам, приходилась на частные лавки. Дефицит времен «военного коммунизма» был забыт как страшный сон. Жизнь в деревне менялась, более широкое использование промышленных товаров обусловливало рост производительности труда и урожайности.
Итак, отношение к нэпманам было неоднозначным. И если для многих большевиков они были олицетворением агрессивного капитала, то для рабочих и крестьян все зависело от отношения нэпмана к ним самим. Честных хозяев и торговцев ценили и уважали, ловкачей и мошенников ненавидели и без зазрения совести докладывали о них органам.
Судьбы нэпманов: взлеты и падения
Один из самых наглядных способов раскрытия сути и природы нэпа – изучение жизненного пути самих нэпманов. Рассмотрим коротко истории нескольких предпринимателей 20-х, чтобы продемонстрировать неоднородность социального слоя нэпманов.
Одним из известнейших нэпманов Ново-Николаевска (Новосибирск) был Самуил Давидович Шегал. Родился он в 1866 г. в городе Суроже Витебской губернии. По национальности еврей, образование среднее. В 1907 г. переехал в Сибирь, где занялся торговлей. И довольно успешно: он приобрел доходные дома и был совладельцем Южно-Алтайской мукомольной компании.
Шегал оказался прозорливым человеком, поэтому после революции он оставил крупную торговлю и устроился на работу в госучреждение. В период расцвета нэпа он применил уже имевшиеся у него навыки и средства, чтобы наладить у себя в городе торговлю оптическими принадлежностями, а также заняться валютными операциями. Он также стал членом правления Новосибирского общества взаимного кредита и хозяином риэлтерской конторы. Позже, когда в процессе слома новой экономической политики нэпманов стали давить сверхналогами, он добровольно отошел от дел, передал предприятия государству и устроился товароведом в отделе снабжения завода «Электросталь».
Однако не все нэпманы были так аккуратны в делах. Одним из крупных ленинградских нэпманов являлся Семен Пляцкий. До революции он был крупным промышленником и миллионером. Во времена нэпа его предприятия имели совокупный годовой доход около трех млн руб., при этом они обеспечивали заказами более тридцати государственных предприятий. Причем его заказы часто были объемнее и выгоднее госзаказа. Однако на деле в годы нэпа Пляцкий был не столько промышленником, сколько спекулянтом. Он проходил по восемнадцати делам, по многим из них был осужден, не раз бывал в ЧК, но все равно в годы нэпа каждый раз возвращался к бизнесу.
Агитационный плакат «Вот отчет предсовнаркома тов. Ленина за 1921 год». 1922
Художник М.М. Черемных. [Из открытых источников]
О некоторых его аферах рассказывал в своей книге помощник прокурора СССР Иван Кондурушкин:
Так вот этот делец, например, заводу «Большевик» заказал прокатать 25 тыс. пудов стали из материалов завода.
Цена Пляцкому была назначена ниже себестоимости. Заказ (валы) был выполнен из высокосортной стали, подходящей по составу к инструментальной. Заказ Пляцкому был выполнен на месяц раньше срока, между тем аналогичный заказ Сестрорецкому оружейному заводу был исполнен на месяц позднее, и задержаны были заказы Волховстрою. Заказы Пляцкому выполнялись из материалов завода, но тем не менее Пляцкий под них получил широкий кредит в нашем Госбанке. Этот банковский кредит он использовал для своих других оборотов. Далее, этот заказ был заклеймен буквой «Г», что является специальной ответственной маркой завода «Большевик», указывающей на особо высокое качество товара, т. е. этот товар особенно охотно должны были рвать с руками все наши нуждавшиеся в металлотоварах госорганы. Наконец, управляющий завода Серов выдал еще Пляцкому мандат в том, что Пляцкий является «представителем завода». Само собой разумеется, что администрация завода в значительной части была на откупе у Пляцкого, как показал затем суд. Когда в 1924 г. стали подозревать злоупотребления и Севзапвоенпром В СИХ написал на завод «Большевик» предложение прекратить исполнение дальнейших заказов Пляцкого, на это предложение заведующий отделом технических заказов Каптерев написал такой официальный доклад: «С Пляцким заключены договора по всем правилам юриспруденции. Безответственные лица Севзап-военпрома считают, что в Советской России не существует никаких правил и законов, ограждающих права частных промышленных предприятий. Пляцкий – крупный и выгодный для завода заказчик, так как дает заказы не микроскопические и не гомеопатические, которыми пичкает завод Севзапвоенпром. Я пишу в защиту моральных принципов, обязательных для завода по отношению к заказчику». Каптерев, который так защищал «моральные принципы», тоже наш государственный служащий, как выяснилось на суде (это дело слушалось в Ленинградском губсуде в 1925 г.), получал от Пляцкого взятки систематически три года, с 1922 по 1924 г., и его моральные принципы стоили государству 100 тыс. руб.
В последний раз Пляцкий был арестован и осужден в 1927 г., получил реальный срок. Его предприятия были преобразованы в трест, перешедший под контроль государства. Дальнейшая его судьба неизвестна.
Порой случалось так, что нэпманы брали в аренду предприятия, которыми владели до революции. Наум Владимирович Шварц, купец 1-й гильдии, был широко известен в Смоленской губернии до революции. Он был не просто купцом, а довольно крупным промышленником, владевшим в регионе целым рядом активов: льно- и пеньковыми заводами, деревообрабатывающими предприятиями, крупяными, пивными, маслобойными и дрожжевыми производствами. По меркам революции это был настоящий пример врага трудового народа – сотни наемных рабочих, более восьми тысяч десятин земли и даже собственная банковская контора.
После революции работа предприятий остановилась, часть из них была разворована и разрушена в годы «военного коммунизма». Сам Шварц в 1918 г. был арестован, однако никаких значимых улик против него представлено не было, и вскоре его отпустили. С началом нэпа бывший хозяин получил у властей разрешение на восстановление и аренду своих предприятий. Уже вскоре его производства возобновили свою деятельность.
Очередь за водкой в магазине Главспирта. 1925
[Из открытых источников]
Дела шли успешно, ведь, ко всему прочему, Шварц оказался последним на Смоленщине производителем смоленской крупы – гречки, приготовленной по особому рецепту. Какое-то время в конце XIX – начале XX в. эту крупу закупали к столу самой английской королевы.
С окончанием нэпа все предприятия и нажитое за несколько лет богатство были вновь конфискованы. Дальнейшая судьба Шварца оказалась незавидной. Какое-то время он провел в тюрьме, а после освобождения был вынужден влачить нищенское существование.
Очевидцы рассказывали, что в 30-х гг. встречали старого, оборванного, опустившегося Шварца в галошах, перевязанных веревочками. Один из этих очевидцев, Василий Илларионович Веткин, в молодости работал у Шварца бухгалтером. Об этом он рассказывал работнику смоленского областного архива М.И. Левитину.
Далеко не все предприниматели того времени занимались бизнесом до революции. Пример тому – крупный сибирский нэпман Василий Павлович Мамычев, который родился в Воронежской губернии в крестьянской семье, получил среднее образование. В годы революции перебрался в Сибирь. После начала нэпа удачно арендовал у государства кожевенный завод. Дела шли удачно, и он начал инвестировать средства в дела других нэпманов – галантерейно-меховую фирму братьев Самойловых, торговую фирму «Унион». Позже организовал табачно-махорочную фабрику, также занимался ростовщичеством и торговал валютой.
В 1926 г. был осужден за незаконные валютные операции, однако уже в следующем году его освободили по амнистии. Мамычев осознал, что время нэпа уходит безвозвратно, и решил полностью оставить бизнес и кардинально сменить вид деятельности. Он поступил в томский музыкальный техникум и стал певцом, чем и зарабатывал впоследствии на жизнь.
Мартош Александрович Поррес тоже не был сыном купца. Он родился в Лифляндской губернии в 1881 г. в семье пастуха. Получил начальное образование, работал пастухом, разнорабочим, кондуктором, торговым агентом фирмы «Зингер и К». По поручению последней в начале XX в. перебрался в Сибирь.
В годы Гражданской войны служил в Красной армии делопроизводителем, а после, с началом нэпа, совместно с несколькими другими предпринимателями организовал фирму «Оборот». Название оказалось пророческим, оборот у нового дела был высокий, однако в 1926 г. Поррес был арестован по обвинению в скупке и продаже золота. Его приговорили к ссылке, пребывая в ней, он выучился на маляра, впоследствии стал ударником труда и активным общественником.
Впрочем, далеко не все нэпманы были крупными воротилами и торговали на черном рынке.
Супруги Байер – Капитолина Александровна и Константин Иванович – еще до революции 15 лет трудились в сфере торговли мясными продуктами наемными работниками в западной части страны. В 1920 г. они перебрались в Свердловск, а в 1922 получили два патента – Капитолина Александровна возглавила торговое предприятие, реализовывавшее колбасные изделия, а ее муж – производство колбасы.
Дело, хотя и было не очень крупным, шло хорошо и приносило прибыль. В октябре 1925 г. их оборот составлял 1,5 тыс. руб., в декабре – 3 тыс. На излете нэпа супруги Байер в городе считались людьми честными и состоятельными. В результате сворачивания новой экономической политики они лишились своего предприятия, дальнейшая их судьба неизвестна.