518.
Ту же оценку выступления Зиновьева счел необходимым дать и Сталин. «Вы все, — заметил он, — хорошо знаете книгу Зиновьева “Ленинизм”. Всем известна речь тов. Зиновьева о “национальной ограниченности” партии. Нечего теперь прятаться. Откажитесь от ваших книг, ваших брошюр, от своих речей на 14-м съезде, направленных против основной линии ВКП. Признайте правильность резолюции 14-го съезда о том, что партия должна бороться против неверия в победоносное социалистическое строительство, и тогда, но только тогда, мы можем рассчитывать на то, что не будет у нас идейной борьбы по принципиальной и политической линиям.
Без этого условия серьезная борьба становится неизбежной, как это признала, впрочем, сама оппозиция в своем “Заявлении”…
Чтобы обезопасить партию от распри в будущем, надо разоблачить ваши ошибки. Задача состоит в том, чтобы разоблачать эти ошибки и бить их дальше. До тех пор, пока вы от них не откажетесь»519.
Словом, и у Рыкова, и у Сталина, и у других представителей большинства, принявших участие в прениях, все те же слова: у вас «ошибки», вы должны от них отказаться. Заодно отказаться от своих вышедших книг, брошюр, произнесенных речей. Все та же оценка взглядов оппозиции как идейной и политической борьбы, развязанной ими же. И ни одного доказательства — со ссылками на Маркса, Ленина — о правоте большинства.
Мог ли Зиновьев не предполагать об именно таком резко отрицательном отклике на свое выступление? Наверняка предполагал. Так почему же он все-таки так выступил? Вполне возможно, решил снискать себе славу Джордано Бруно. Однако Зиновьеву пришлось сыграть роль Галилео Галилея: выслушать внешне как будто бы спокойно приговор. Резолюцию пленума.
«1. Ввиду нарушения партийной дисциплины, — провозглашала она, — со стороны членов ЦК тт. Троцкого, Зиновьева, Каменева, Пятакова, Евдокимова, Сокольникова, Смилги и кандидата в члены ЦК Николаевой, пленум ЦК и ЦКК делает всем этим товарищам предупреждение и ставит им на вид всю недопустимость подобного поведения со стороны членов руководящих учреждений партии.
2. Ввиду того, что т. Зиновьев не выражает линии ВКП в Коминтерне и в силу своей фракционной работы в Коминтерне лишился доверия со стороны ряда компартий — английской, германской, французской, американской и т. д., заявивших об этом в своих решениях, ЦК и ЦКК не находит возможным дальнейшую работу т. Зиновьева в Коминтерне»520.
Тем же решением пленум освободил от обязанностей члена ПБ Троцкого и кандидата в члены ПБ Каменева.
3.
15-я партконференция, без объяснений подменившая требуемый уставом ежегодный съезд, открылась 26 октября 1926 года. На ней с традиционными отчетами выступили Бухарин — о международном положении, включая вопросы Коминтерна; Рыков — о хозяйственном положении; Томский — об очередных задачах профсоюзов. А затем последовал еще один доклад, Сталина — о внутрипартийном положении. Более чем злободневный, почему и породил резкие по накалу прения. Ведь генсеку пришлось говорить не столько о ситуации в ВКП, сколько защищать свою доктрину о возможности построения социализма в одной стране, в СССР, да еще и до победы мировой пролетарской революции. Защищать ее от оппозиционного блока, вобравшего сторонников как Троцкого, так и Зиновьева.
Для начала Сталин привычно обрисовал историю блока. «Еще на 14-м съезде, — сказал он, — тов. Зиновьев дал сигнал к подтягиванию всех оппозиционных течений и к объединению их в одну силу… Товарищи делегаты конференции, должно быть, помнят эту речь тов. Зиновьева. Не может быть сомнений, что такой призыв не мог не найти отклика в рядах троцкистов…
Первый серьезный шаг, — продолжал генсек, — по формированию блока был предпринят оппозицией во время апрельского (1926 г. — Ю. Ж.) пленума ЦК в связи о тезисами тов. Рыкова о хозяйственном положении». И пояснил: «Основной вопрос, разделяющий партию с оппозиционным блоком, это вопрос о том, возможна ли победа социализма в нашей стране… учитывая то обстоятельство, что наша страна является пока что единственной страной диктатуры пролетариата».
Противники Сталина еще до партконференции не раз критиковали его доктрину. Правда, не саму по себе, так как относили ее к вопросам чисто теоретическим и в принципе даже принимали ее. Возражали, и решительно, против тех условий, которые, по мнению генсека, необходимы для ее осуществления. Оба лидера оппозиции говорили о них как находящихся в прямой зависимости от конкретной социальной и экономической ситуации в стране. Сталин не скрывал таких высказываний. Сам напомнил в докладе о них. Напомнил слова Троцкого: «Значение и удельный вес крестьянской дифференциации (разорение одной части середняков и резкое обогащение другой — Ю. Ж.) и ее темпы определяются ростом и темпом индустриализации по отношению к деревне в целом».
Не найдя, по-видимому, сходного и выгодного для него выражения Зиновьева, заменил его заявлением МК, за которым, как все знали, стоял Бухарин: «Каменев и Зиновьев защищали в Политбюро ту точку зрения, будто бы мы не сможем справиться с внутренними трудностями из-за нашей технической и экономической отсталости, если только нас не спасет мировая революция». И делали вывод, весьма устраивавший Сталина: «Мы можем построить социализм, строим и построим его, несмотря на нашу техническую отсталость и вопреки ей (выделено мной — Ю. Ж.)».
Повторив столь шапкозакидательское заявление МК — без указания срока построения социализма таким образом (год, два, десять, двадцать лет?), без малейшей попытки обосновать его успешность — Сталин, тем самым, причислил и себя к сторонникам такой позиции. Позиции Бухарина, Рыкова. Помог именно им, подчеркнув: «Партия исходит из того, что в своей политике вообще, в экономической политике в частности, нельзя отрывать сельское хозяйство от индустрии, что развитие этих двух основных отраслей хозяйства должно пойти по линии их сочетания».
Иначе говоря, никакого предпочтения промышленности. Даже в предельно урезанном виде, представленном Рыковым. «Забывшим», что индустриализация — это производство средств производства. Сведшим ее к строительству Сталинградского тракторного завода, Днепрогэса и Семиреченской (Туркестано-Сибирской) железной дороги.
Сталин же не удовлетворился сказанным. Добавил прямолинейно: «Оппозиционный блок, напротив, исходит из противопоставления индустрии сельскому хозяйству и сбивается на путь отрыва индустрии от сельского хозяйства, обходя интересы сельского хозяйства, грубо нарушая эти интересы».
Так, наконец, открыто прозвучало главное: партия — против немедленной индустриализации, а оппозиция — за нее. Теперь всем делегатам конференции должно было бы стать понятным и иное. Все разговоры о фракционности, нарушении партдисциплины, все жонглирование ссылками на Ленина — надуманы. Всего лишь дымовая завеса, позволяющая увести партию как можно дальше от сути проблемы.
Возможно, осознав то, Сталин поспешил успокоить оппозицию. Милостиво обнадежил ее.
«Недавно, — заметил генсек, — на пленуме ЦК и ЦКК тов. Троцкий заявил, что принятие конференцией тезисов об оппозиционном блоке должно непременно повести к исключению лидеров оппозиции из партии. Я должен заверить, что это заявление т. Троцкого лишено всякого основания… Я должен заявить, что принятие тезисов об оппозиционном блоке может иметь лишь одну цель — решительную борьбу с принципиальными ошибками оппозиции на предмет их полного преодоления»521.
Зиновьев не стал спешить со своим участием в прениях. Дал возможность сначала выступить своим соратникам. Последовательно, убедительно опровергшим сказанное Сталиным, добавив, воспользовавшись представившейся возможностью, и то, что тот назвал их «принципиальными ошибками». Лишний раз изложившим собственные взгляды, от которых не желали отказываться.
Так, Каменев даже сослался на Рыкова, отметившего в проекте по своему докладу: «Необходимо стремиться к тому, чтобы в относительно минимальный исторический срок нагнать, а затем превзойти уровень индустриального развития в передовых капиталистических странах». Подчеркнул: это «такая же необходимая предпосылка окончательной победы социализма в нашей стране, как и отсутствие военной интервенции»522.
Троцкий сказал более прямолинейно. В пространном выступлении отметил: «Вся-то идейная борьба идет как раз из-за того, какие именно отношения на данной стадии развития хозяйства более правильны»523.
Иначе поступил Зиновьев. Построил выступление предельно четко, разбив на смысловые разделы, за пределы которых постарался не выносить намеченные темы. Начал же с неизбежного. Отверг оскорбительное для большевиков обвинение в «социал-демократическом уклоне», равносильном меньшевизму. И объяснил причины, заставившие его и остальных единомышленников подписать «Заявление» от 16 октября. «Мы, — сказал Зиновьев, — равнялись по желаниям, по настроениям рабочих — рядовиков нашей партии, которые требуют, чтобы единство партии было обеспечено прежде всего». Кратко остановился на доброжелательном отношении Ленина и партии к оппозиции в недавнем прошлом. Только затем перешел к разногласиям с ЦК.
Поначалу, с явным умыслом, признал то, о чем никто не любил говорить вслух. «Мы, большевистская партия, партия “костоломная” — это уже давно сказано, партия “твердокаменная”. Борьбу мы ведем не в перчатках, и не приходится жаловаться по поводу каждого резкого слова… В борьбе неизбежны преувеличения но, вместе с тем, мы говорим, что в борьбе против нас эти самые преувеличения до самого последнего времени принимали размеры поистине гомерические, которые никогда ранее не были возможны в нашей партии».
Сделав такое предуведомление, Зиновьев перешел к собственно разногласиям. «Что только через НЭП, — указал он, — можно придти к социализму в нашей стране, это абсолютно для нас бесспорно… Но, вместе с тем, мы думали и думаем, что если сказать, что мы пойдем плавно к социализму… то есть без классовой борьбы, это будет неверно. У нас непосредственно перед 14-м съездом — в этом основа наших разногласий — возникло довольно сильное течение в партии, которое исходило из настроений “врастания кулака в социализм”. Вы знаете, что это было. Так, товарищ Бухарин в апреле 1925 года писал: “Наша политика по отношению к деревне должна развиваться в таком направлении, чтобы раздвигались, а отчасти и уничтожались многие ограничения, тормозящие рост зажиточного и кулацкого хозяйства”. Вот действительно основное разногласие».