«Серьезные ошибки, — резко начиналось заявление, — допущенные в деле руководства китайской революцией, способствовали тяжелому поражению, из которого можно выйти, только вернувшись на путь Ленина. Крайне ненормальная обстановка, в которой происходит обсуждение вопросов, связанных с китайской революцией, создает чрезвычайное напряжение в партии.
Односторонняя дискуссия, ведущаяся на страницах “Правды” и “Большевика”, и нарочитое искажение взглядов оппозиции (например, приписываемое ей требование выхода из Гоминьдана) свидетельствуют о желании руководящей группы Центрального комитета (точнее, ПБ — Ю. Ж. ) прикрыть свои ошибки травлей оппозиции. Все это направляет внимание партии по ложному пути».
Далее в заявлении давался разбор конкретных ошибок, допущенных ПБ: «Руководство в Китае на деле свелось к тому, что нельзя вооружать рабочих… организовывать революционные стачки, подымать до конца крестьян против помещиков… критиковать господ буржуа из “правого” Гоминьдана и мелких буржуа из “левого”… организовывать коммунистические ячейки в армиях Чан Кайши… давать лозунг Советов — чтобы не оттолкнуть буржуазию».
Следующей серьезнейшей ошибкой ПБ заявление посчитало действия в Великобритании. «Прошлогодняя всеобщая стачка в Англии, — указало оно, — преданная и проданная Генсоветом, потерпела поражение… Главная причина этого — в нерешительности, половинчатом руководстве с нашей стороны».
Два таких вопиющих примера, не нуждавшихся в каком-либо подтверждении, позволили авторам заявления сделать вывод, расширив круг обвиняемых ими: «Между неправильной линией в китайском вопросе и неправильной линией в вопросе об Англо-русском комитете есть теснейшая внутренняя связь. Та же линия проходит ныне во всей политике Коминтерна… Правые элементы во всех партиях получают все больший перевес… малейший голос критики слева влечет к отсечению. Авторитет ВКП и Октябрьской революции используется, таким образом, для сдвига коммунистических партий вправо от ленинской линии».
Покончив с проблемами международного характера, заявление перешло к отечественным. «В промышленности, в сельском хозяйстве, — отмечало оно, — и в других отраслях народного хозяйства СССР мы либо переходим, либо уже перешагнули за довоенный уровень… Но одновременно с этими серьезными достижениями в итоге восстановительного периода наметились большие трудности». Перечислило их: «Вопросы заработной платы и безработицы принимают все более острый характер. Неправильная политика ускоряет рост враждебных пролетарской диктатуре сил — кулака, нэпмана, бюрократа… Отставание крупной промышленности от требований, предъявляемых к ней со стороны народного хозяйства (товарный голод, высокие цены, безработица)… приводит к усилению капиталистических элементов в хозяйстве Советского Союза».
Не слишком надеясь на успех, заявление все же предложило: «Не позже, как за три месяца до 15-го съезда созвать специальный пленум для предварительного обсуждения всех вопросов… для выработки единодушных решений, что лучше
всего обеспечило бы максимальное единство и действительную ликвидацию внутрипартийной борьбы… Если же внутри этого специального пленума ЦК обнаружатся разногласия, они должны быть заблаговременно сформулированы и опубликованы… Полемика должна вестись в строго товарищеских и деловых рамках, без обострения и преувеличения».
Но лишь в самом конце (в постскриптуме!) заявление объяснило причины, его породившие.
«Нам, — уведомляло оно, — приходится вручать (его) в момент, когда сверху поднята кампания против тов. Зиновьева под предлогом его выступления на беспартийном будто бы собрании 9 мая… Выступление тов. Зиновьева явилось, разумеется, лишь внешним поводом для поднятия против него травли… Насколько можно догадаться, непосредственной целью кампании против тов. Зиновьева является попытка устранить его до съезда и без съезда партии из ЦК — якобы освободиться от одного из критиков неправильной линии во время подготовки 15-го съезда и на самом съезде. То же завтра может быть проделано и с другими оппозиционными членами ЦК. Ничего, кроме вреда, для партии от таких приемов не получится.
Недопущение, по настоянию Политбюро, тов. Зиновьева — одного из основателей и первого председателя Коммунистического интернационала, избранного по предложению Ленина, — на исполком Коминтерна является фактом, беспримерным в истории коммунистического движения. Недопущение тов. Зиновьева, оставшегося членом ИККИ, при обсуждении важнейших вопросов мирового рабочего движения, мы можем объяснить только отсутствием политического мужества у тех, кто предпочитает заменять идейную борьбу административным распоряжением. Этот факт, помимо его политического значения, является грубым нарушением формальных прав тов. Зиновьева, являющегося членом исполкома Коминтерна, единогласно избранным на 5-м конгрессе Коминтерна. Путь отстранений и шельмования ленинца не есть путь единства для Коммунистического интернационала»546.
Так писали авторы (а может, и один — Зиновьев), не зная об еще одном значительном событии, обрушившемся на страну и партию. Событии, подтвердившем сделанный Зиновьевым в начале года прогноз.
12 мая лондонская полиция совершила налет на помещение Аркоса (Всероссийского кооперативного акционерного общества) и советской торговой делегации. Изъятые у них документы дали основание консервативному правительству С. Болдуина обвинить СССР в продолжающемся вмешательстве во внутренние дела Великобритании и 24 мая заявить о необходимости разрыва с Москвой как дипломатических, так и торговых отношений. На следующий день парламент единодушно поддержал такое предложение. Советским дипломатам пришлось в течение десяти дней покинуть территорию Соединенного королевства.
Столь высокую цену ПБ пришлось заплатить за слишком активное участие в Англо-русском комитете. Да еще и сделать то, что следовало предпринять сразу же за февральской нотой Чемберлена. «Совершенно выделить, — гласило решение ПБ от 28 мая, — из состава постпредств и торгпредств представительства ИНО (иностранный отдел — Ю. Ж.) ОГПУ, Разведупра (разведывательное управление наркомвоенмора — Ю. Ж.), Коминтерна, Профинтерна, МОПРа (Международной организации помощи борцам революции — Ю. Ж.)… Привести в порядок финансовые операции Госбанка по обслуживанию революционного движения в других странах с точки зрения максимальной конспирации».
А 7 июля ПБ приняло еще одно, схожее по смыслу, решение. Потребовало: «Всякие связи Коминтерна с другими полпредствами безусловно в течение июля закрываются и впредь не производятся»547.
Тем временем в партии ширилась поддержка оппозиции — в ЦК начали поступать телеграммы и письма с просьбой присоединить и их подписи под заявлением 84-х. От полпредов — X. Г. Раковского во Франции, Н. Н. Крестинского в Германии, В. А. Антонова-Овсеенко в Чехословакии. От заместителя председателя Главконцесскома Е. А. Преображенского, представителя Внешторгбанка в Париже В. В. Косиора. От бывших крупных военных деятелей: ректора Сельскохозяйственной академии Н. И. Мурашова, еще недавно командовавшего поочередно Московским, Северо-Кавказским военными округами; председателя правления треста «Госшвеймашина» С. В. Мрачковского, в недавнем прошлом командующего Приволжским, Западно-Сибирским, Приуральским военными округами; командира 2-го стрелкового корпуса В. К. Путны. От первого заместителя прокурора Верховного суда СССР С. Н. Кавтарадзе. От знаменитого Фрица Платтена, организовавшего возвращение Ленина и многих других революционеров в Россию через Германию…
Складывавшееся весьма неприятное для ПБ положение в ВКП(б) вынудило ЦКК заняться поиском материалов, необходимых для обвинения Зиновьева, Каменева, Троцкого в таких нарушениях партдисциплины, которые смогли бы послужить достаточно веским основанием для вывода их из ЦК. Такую работу поручили временной комиссии, образованной 11 июня, включившей: членов партколлегии ЦКК Н. М. Янсона, М. Ф. Шкирятова и Н. И. Ильина. Однако им при всем желании так и не удалось установить что-либо предосудительное помимо уже достаточно хорошо известного. К тому же весьма спорного при беспристрастном рассмотрении.
Во-первых, попытку навязать партии дискуссию. Во-вторых, пресловутое выступление Зиновьева в Доме союзов 9 мая. В-третьих, участие в проводах 9 июня на Ярославском вокзале И. Т. Смилги. Только что снятого с должности сначала заместителя председателя Госплана СССР, а затем — ректора Института народного хозяйства им. Плеханова. Направленного в Хабаровск, председателем правления Дальневосточного банка. Эти-то проводы, достаточно многочисленные, члены комиссии и решили рассматривать как нелегальную антипартийную демонстрацию.
Несмотря на просьбу отложить на несколько дней приход в ЦКК для дачи показаний — чтобы «собрать ряд документов», необходимых для защиты, Зиновьев, Каменев, Троцкий вынуждены были исполнить требование и дважды — 13 и 14 июня — являться для ответов на вопросы партийных следователей. Результаты того были обобщены в протоколе, утвержденном президиумом ЦКК 24 июня. Но то, что обвинительное заключение уже предуготовано, стало тут же понятным. Еще накануне ПБ установило дату созыва объединенного пленума ЦК — ЦКК — 29 июля, включив в повестку дня как четвертый пункт доклад Орджоникидзе «О последних выступлениях оппозиции и нарушении партийной дисциплины тт. Троцким и Зиновьевым».
И все же Зиновьев сумел нарушить загодя определенный ход заседаний. Не для того, чтобы лишний раз напомнить о себе, а ради лишней возможности высказать самому свою идейную позицию, чего он был лишен весь 1927 год (если не считать речи 9 мая в Доме союзов да статьи «Манифест кулацкой партии», опубликованной журналом «Большевик» в № 13 от 1 июля, в которой он повторил свою резкую критику взглядов профессора Сельскохозяйственной академии и руководителя конъюнктурного института Н. Д. Кондратьева и его единомышленников, отстаивавших достоинство единоличного крестьянского хозяйства).