600.
Так Зиновьев понял свою роль в чистке. И посчитал, что прошел ее.
Глава 21
Осенью 1929 года советские газеты давали как никогда разнообразнейшую информацию.
Писали о достоинстве перехода на непрерывную неделю: четыре рабочих дня, пятый — отдых, что приводило не к четырем, а шести выходным в месяц. О заборных книжках, то есть введении из-за кризиса своеобразной формы карточной системы. Об установлении единоначалия в промышленности. О борьбе с правым уклоном. О походе ледореза «Литке» к острову Врангеля, чтобы снять обосновавшихся там канадцев и восстановить суверенитет СССР над этой арктической территорией.
Писали о завершавшемся строительстве Волховской ГЭС, заводов сельскохозяйственного машиностроения в Ростове-на-Дону, тракторного в Челябинске, автомобильного в Нижнем Новгороде. О том, что кулачество — классовый враг — вновь пытается сорвать хлебозаготовки.
Писали о продолжавшемся с лета советско-китайском вооруженном конфликте, вызванным захватом нерегулярными войсками Чжан Сюэляна, диктатора Маньчжурии, КВЖД, принадлежавшей СССР.
Писали об очень многом, но больше всего о самокритике.
Еще 2 июня 1928 года ЦК ВКП(б) обратился ко всем членам партии, ко всем рабочим с призывом развернуть самокритику. «Задачи реконструктивного периода, — отмечал документ, — не могут быть решены без смелого, самого решительного, самого последовательного вовлечения масс в дело социалистического строительства, проверки и контроля со стороны этих миллионных масс всего аппарата, его очищения от негодных элементов.
Лозунг самокритики — невзирая на лица, критика сверху донизу и снизу доверху — есть один из центральных лозунгов дня».
«Обращение» содержало весьма важное разъяснение:
«Только последовательно проведенная внутрипартийная и профсоюзная демократия — подлинная выборность партийных и профессиональных органов, полная возможность смещения любого секретаря, любого бюро, комитета и т. д. — создаст постоянный контроль масс, сможет снять бюрократические наросты с нашего аппарата и уничтожить возможные проявления бюрократического зажима, компанейской “круговой поруки”, чиновной угодливости, самодурства, забвения интересов масс и мещанской успокоенности. Вне этих мероприятий лозунг критики и самокритики превращается в бумажную отписку»601.
Но посчитав «Обращение» недостаточным, 16-я партконференция (23–29 апреля 1929 года) отдельной резолюцией «О чистке и проверке членов и кандидатов ВКП(б)» развила первоначальную идею, потребовав провести критику и самокритику на основе «генеральной чистки» партии. Тем в завуалированной форме предложила избавиться от всех бывших оппозиционеров как «левого», так и «правого» толка уже к 16-му съезду ВКП(б).
Резолюция открыто пояснила:
«Предпринимаемая проверка и чистка рядов партии, таким образом, сделает партию более однородной, освободит ее от всего некоммунистического»602. Определять же, что есть «некоммунистическое», предстояло не только членам ВКП(б), но и «беспартийным рабочим (города — Ю. Ж.) и бедняцко-середняцким массам деревни», которые должны были присутствовать на открытых собраниях ячеек.
1.
О ходе именно такой кампании самокритики, призванной послужить основанием для исключения из ВКП(б) бывших оппозиционеров («сделать партию более однородной») и писали все газеты. Писали много, подробно. Но Зиновьев на статьи и заметки такого рода почему-то не обратил серьезного внимания. Вполне возможно, посчитал, что к нему, бывшему члену ЦБ, все это не имеет отношения. Во всяком случае, решил изложение своей биографии вполне достаточным, а резкую критику Троцкого и Бухарина — подтверждением своей приверженности генеральной линии, доказательством «коммунистичности».
Возможно, внушило Григорию Евсеевичу мысль о легком прохождении чистки и то, что за месяц перед тем «Правда» опубликовала его статью «Социал-демократический период мировой империалистической реакции и новый подъем» в двух номерах — от 5 и 7 сентября. Огромную — в целом семь колонок, да еще на престижных вторых полосах. Вроде бы претендующую на роль теоретической. На деле же оказавшуюся самой заурядной, которую легко мог написать любой профессиональный партийный журналист-пропагандист.
В статье Зиновьев основное внимание уделил беспощадному разоблачению лидера лейбористской партии Макдональда, возглавлявшего британское правительство с 24 января по 4 ноября 1924 года и снова занявшего пост премьера 8 июня 1929 года. Правда, доказывать советским читателям его предательскую роль по отношению к британским рабочим давно уже не было нужды. Особенно после провала всеобщей забастовки в мае 1926 года, так и не перешедшей к политическим требованиям.
Столь же заурядной оказалась и вторая тема статьи — об отсутствии стабилизации капитализма, которую отстаивал Бухарин. Зиновьев же попытался доказать наличие нового подъема международного рабочего движения. По его словам, свидетельствовавшего о приближении пролетарской революции в Европе на весьма немногочисленных примерах, скорее говоривших об обратном. Называл всеобщую забастовку в Великобритании в мае 1926 года, попытку коммунистического восстания в Австрии в июле 1927 года, майскую многотысячную демонстрацию в Берлине в 1929 году. Столь же неудачными выглядели и прогнозы
Зиновьева: «Китай еще недавно кипел и закипает вновь. А Индия кипит. А в странах Южной Америки дело также растет».
Отсюда Григорий Евсеевич и делал более чем оптимистический вывод. «Борьба обостряется, — писал он. — Борьба кипит. Успехи социалистического строительства в СССР еще больше разжигают злобу империалистов и злопыхательство с. — д. вождей. Главная демаркационная линия проходит между СССР — страной диктатуры пролетариата — и мировым империализмом».
Не ограничившись столь общими словами, пошел дальше. Используя события в Маньчжурии, прозрачно намекал: «Трудно еще сказать, чем непосредственно закончится конфликт на КВЖД, останется ли он в этой стадии “локальным” конфликтом. Но одно несомненно. От событий на КВЖД будет впоследствии вестись новая глава в международных отношениях. Борьба буржуазных сил вошла в новую стадию».
Об этой статье как о своем крупном достижении Зиновьев напомнил присутствовавшим на его чистке. Однако настроение зала не изменилось. Собравшиеся равнодушно восприняли его рассказ о далеком прошлом. О том, что он делал и десять, и двадцать лет назад. Все ожидали иного, ради чего и пришли — о сговоре оппозиционеров, об их закулисных интригах, о далеко идущих планах. О том, что же скрывалось за открытой борьбой на 15-м партсъезде. От Зиновьева ждали раскрытия тайн, но так и не дождались. И потому Озол, председатель Замоскворецкой РКК (районной контрольной комиссии), проводивший чистку, вынужден был отметить ее чисто формальный характер. Да, Зиновьев пришел, выступил, отвечал на вопросы. Но все время юлил, уходил от непременной самокритики, постоянно переводил разговор на Троцкого и Бухарина, умалчивая о себе603.
В результате такой оценки Зиновьеву две недели спустя, 23 октября, пришлось объясняться с Замоскворецкой РКК.
«Возможно, — писал он, — те или другие формулировки вышли неточными. Но, во всяком случае, я не хотел и не хочу в чем бы то ни было замазывать свои ошибки ссылками на ошибки Бухарина, и вообще в мои намерения не входило и не входит предпринимать какие бы то ни было диверсии подобного рода.
Я заявляю вам и готов заявить это всюду, что ЦК был прав, а я не прав:
1) в вопросе о строительстве социализма в нашей стране;
2) в крестьянском вопросе, в частности, о середняке;
3) в вопросе о фракционной работе моей в Питере;
4) в вопросе о моем блоке с Троцким
и во всех других вопросах, по которым я вел борьбу против ЦК.
Все решения ЦК против оппозиции, к которой я принадлежал, были правильными, как это доказано теперь опытом. Своими словами о Бухарине я ни в коем случае не хотел создавать впечатление, будто я боролся против Бухарина, а не против ЦК. Вред моей борьбы против ЦК признаю полностью… Я чрезвычайно огорчен тем, что был понят не так, как того хотел, и готов сделать абсолютно все возможное, чтобы ликвидировать недоразумение.
Я надеюсь, что РКК признает это мое заявление достаточным, чтобы ликвидировать инцидент, и что оно отвечает также требованию ячейки Центросоюза о полном, решительном, большевистском признании своих ошибок»604.
Иначе говоря, Зиновьев подписал полную и безоговорочную капитуляцию. Вторую за последние два года, почему и сумел добиться прощения еще раз.
12 ноября 1929 года Замоскворецкая РКК неожиданно отменила свое постановление от 10 октября — принятое практически сразу по прохождению Зиновьевым чистки. То самое, согласно которому Григория Евсеевича признали не только не прошедшим экзамена на самокритику, но еще и проявившим полное равнодушие к служебным обязанностям.
Новое постановление РКК, принятое на заседании ее президиума под председательством все того же Озола, установило прямо противоположное старому. О чистке: «Ввиду поступления заявления т. Зиновьева, разъясняющего и уточняющего» его выступление на собрании ячейки ВКП(б) Центросоюза, «вопрос считать исчерпанным». О работе: «Постановление президиума (РКК — Ю. Ж.) заслушать его личное объяснение и указание о недавней (всего лишь на протяжении почти полутора лет! — Ю. Ж.) работе в культурно-издательском отделе и загруженности, решение президиума в отношении т. Зиновьева отменить»605.
Такое могло произойти лишь благодаря вмешательству вышестоящих органов. Может быть, ЦКК, а может, и ЦК. Но о том знал только Озол.
Окрыленный происшедшим, Зиновьев поспешил заняться личными делами. В ноябре подписал с Соцэкгизом (государственным издательством социально-экономической литературы) договор на издание и переиздание своего перевода с немецкого книги Адольфа Гитлера «Моя борьба», более известной под названием на языке оригинала «Майн Кампф»