Даже год спустя положение не менялось к лучшему. И Зиновьеву вновь и вновь приходилось выступать. Растолковывать то, что ему самому казалось азбучной истиной. Вот, к примеру, что он говорил 13 марта 1919 года на многотысячном митинге в Народном доме (Петроградская сторона, Александровский парк), собравшемся, чтобы послушать Ленина, приехавшего в город на Неве на похороны М. Т. Елизарова, мужа сестры, М. И. Ульяновой.
Зиновьев выступил после Владимира Ильича и попытался, как и Ленин, объяснить продолжавшее ухудшаться положение в старой столице. Признал: «Так как у нас голод, приходится переживать самые тяжелые времена. Питер находится в самом трудном положении во всей России». И попытался объяснить причину того: «Три недели назад… финские белогвардейцы угрожали нам… Эстонская белая гвардия в нескольких десятках верст от Петрограда стоит и наша Красная армия и питерские рабочие дерутся как львы, чтобы отбросить этих негодяев от нас. И когда город находится в таком положении, находятся партии, которые называются социалистическими, революционными, да еще левыми, и пытаются внести разлад, вызвать дезорганизацию, вызвать какие бы то ни было стачки».
Итак, виноваты левые эсеры, влияющие на питерских рабочих, призывая их бастовать.
Понятно, что без примеров обойтись было нельзя, и Григорий Евсеевич помянул Путиловский завод, на котором левые эсеры «пытаются… поднять бузу» — начать забастовку. Упомянул и «маленькие группы самозванцев», заявлявших, «будто бы от всего Путиловского завода, будто бы весь Путиловский завод стоит против советской власти, предлагает забастовку и готовится к выступлению».
Но так и не назвав число бастовавших, Зиновьев попытался объяснить, есть ли для них основание, и признал — да, есть. «Теперь, — продолжил он речь, — вопросы демобилизации промышленности, транспорта, все вопросы жизни и смерти для рабочих решаются рабочими. Конечно, иногда решаются ошибочно. Мы не застрахованы от ошибок. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Решаются, быть может, плохо, потому что мы разорены, мы нищи, но решаются рабочими. Вот почему самые голодные работницы в самый отчаянный момент своей жизни могут ругнуть крепким словом свое собственное правительство — от этого беды не будет, мы не институтки. Но когда говорят: начнем стачки, когда призывы к каким-либо действиям, то в момент самого отчаянного голода эта работница пошлет ко всем чертям того господина, который это предложит, и будет на него смотреть, и справедливо смотреть, как на белогвардейца».
А завершил же Зиновьев речь, сославшись на находившегося рядом Владимира Ильича; «Ленин первым бы был в числе забастовщиков, если бы благодаря этому можно было бы хоть на один золотник (4, 26 г — Ю. Ж.) увеличить количество хлеба. Но дело в том, что… увеличить можно не стачкой, а тем, чтобы было большее количество вагонов и паровозов»111.
Да, не благодаря победе мировой революции, а всего лишь восстановлением народного хозяйства.
С весны по осень 1918 года главными заботами для Зиновьева оставались борьба с голодом, эпидемиями тифа и холеры, проведение мобилизации в Красную армию. Более чем достаточно. И все же в июне к ним добавилась еще одна проблема, не менее серьезная — антисоветский террор. Вполне возможно — эсеровский. Уж слишком давно был знаком стране их такой метод политической борьбы.
20 июня автомобиль, на котором комиссар по делам печати, агитации и пропаганды В. Володарский направлялся на очередной митинг, внезапно остановился неподалеку от фарфорового завода — кончился бензин. Володарский вышел из машины и пошел к находившемуся неподалеку зданию райсовета.
И тогда к нему подбежал неизвестный. Несколькими выстрелами убил комиссара и, бросив бомбу, скрылся.
Убийство явно спонтанное, почему раскрыть его так и не удалось. Тем не менее в городе начались стихийные митинги, на которых собравшиеся требовали дать им право самим, без суда и следствия, расправляться со всеми, кого они посчитают «буржуями». Зиновьев и все остальные партийные руководители Петрограда решительно воспротивились самосуду. И вскоре за то получили от Ленина нагоняй.
«В Питере, — писал Владимир Ильич, —рабочие хотят ответить на убийство Володарского массовым террором, а вы (не вы лично, а питерские чекисты) удержали. Протестую решительно. Мы компрометируем себя, грозя даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда (доходит) до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную.
Это невозможно! Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовость террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает»112.
Зиновьев не внял прямому, четкому указанию. И зря.
В ночь с 26 на 27 августа в гостиницу «Астория», в которой с весны жил Григорий Евсеевич с женой 3. Лилиной, уже ставшей комиссаром социального призрения Северной области, и сыном-подростком, явился неизвестный и потребовал срочно вызвать к нему Зиновьева. Мол, у него крайне важное, неотложное дело. Когда Григорий Евсеевич спустился в вестибюль, странный посетитель, так и не назвавший себя, попытался застрелить Зиновьева. Охрана предотвратила убийство, но задержать террориста не смогла.
И снова — никакого «массового террора». М. С. Урицкий, комиссар внутренних дел Северной области и глава местного ЧК, не посчитал (скорее всего, по согласованию с Зиновьевым) нужным массовые аресты.
29 августа, в 10 часов утра у подъезда дома 6 по Дворцовой площади, где находился комиссариат внутренних дел и петроградская ЧК, был убит подъехавший на работу Урицкий. На этот раз преступника удалось задержать. Им оказался двадцатидвухлетний студент Политехнического института Канегиссер. Якобы террорист-одиночка.
Возможно, и тогда бы петроградская ЧК не пошла на крайние меры, если бы в тот же день в Москве не было совершено покушение на Ленина. 2 сентября ВЦИК принял постановление: «На белый террор врагов рабоче-крестьянской власти рабочие и крестьяне отвечают массовым террором против буржуазии и ее агентов». А тремя днями позже СНК РСФСР постановил, что все лица, причастные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам, подлежат расстрелу113.
Только тогда петроградская официальная газета «Северная коммуна» сообщила о расстреле 512 человек и начала публиковать список заложников. Среди последних оказались великие князья Дмитрий Константинович, Николай Михайлович, Георгий Михайлович, Павел Алексеевич, Гавриил Константинович, два министра Временного правительства — Верховский и Пальчинский, банкиры Манус, Жданов, князь Шаховской…
Двумя месяцами позже, 8 ноября 1918 года, такие чрезвычайные меры были отменены постановлением VI Всероссийского съезда Советов — «О революционной законности».
Глава 5
Мировая война продолжалась вот уже четыре с половиной года. И действительно мировая — сражения шли в Европе и на Ближнем Востоке, в Африке и на Тихом океане. Кровопролитнейшая — потери убитыми и умершими от ран, ранеными и искалеченными, пленными и пропавшими без вести оказались огромными. Для Германии составили 7 млн человек, Франции — 4, 6 млн, Великобритании — 3 млн. Солдаты обеих коалиций больше не хотели воевать, гибнуть. Но первыми дрогнули Центральные державы.
Болгария
22 сентября 1918 года отступавшие болгарские части подняли мятеж. 27 сентября в городке Радимир, что в 30 км от Софии, провозгласили республику с президентом А. Стамболийским, лидером Болгарского земледельческого народного союза — партии, придерживавшейся левых взглядов. 29 сентября правительство царя Фердинанда подписало в Салониках перемирие, а 3 октября сумело подавить мятеж.
Австро-Венгрия
21 октября 1918 года в Вене было созвано Временное национальное собрание Австрии и четыре дня спустя в Будапеште Национальный совет Венгрии. 3 ноября Австро-Венгрия капитулировала. 11 ноября император Карл I отрекся от престола. 7 ноября Словения и Хорватия объявили о создании вместе с Сербией и Черногорией Югославского государства. 12 ноября провозгласила себя республикой Австрия, 14 ноября — Чехословакия, 16 ноября — Венгрия.
Германия
3 ноября 1918 года в Киле, на базе германского военно-морского флота, восстали матросы и двинулись на столицу. 9 ноября к ним присоединился берлинский гарнизон и они совместно образовали Совет солдатских, матросских и рабочих депутатов. На следующий день император Вильгельм II бежал из страны и власть перешла к Совету народных уполномоченных, включившему трех представителей социал-демократической партии, трех — независимой социал-демократической партии. Карл Либкнехт, освобожденный из тюрьмы еще 24 октября, отклонил предложение войти в Совет нарочных уполномоченных от Союза «Спартак» — левой фракции независимой социал-демократии. 11 ноября Германия подписала в Компьене перемирие.
Мировая война завершилась. Завершилась распадом Австро-Венгрии, мятежом в Болгарии и Германии. Но были ли те события началом мировой революции?
1.
Советская Россия все еще пребывала в жесточайших тисках блокады и непризнания. Потому-то телеграммы, сообщавшие европейские новости, изрядно запаздывали либо, напротив, чудеснейшим образом предвосхищали события. Только потому «Правда» и другие газеты Москвы и Петрограда вышли 1 ноября с кричащими заголовками, вынесенными на первые полосы: «Революция в Венгрии», «Провозглашена республика в Болгарии».
Спеша обрадовать членов Петросовета многообещающей информацией, ее оценкой и прогнозами, Зиновьев выступил перед ними в тот же день. Но начал с иного — с еще не происшедшего, но вполне бесспорного. «Товарищи, — поделился он искренней радостью. — Теперь уже ни один человек в мире не сможет сказать, что в данный момент существуют монархии в Австрии и Германии. Скорее можно сказать, что монархии в Австрии и Германии больше не существуют».
Начав, строго придерживаясь фактов, Григорий Евсеевич все же не смог не выдать желаемое за действительное. Правда, очень осторожно. «Не надо заблуждаться, — сдерживал он сам себя, — в Австрии и Германии происходит сейчас только февральская революция, и то осложненная целым рядом националистических моментов. Там (в Будапеште —