«Владимир Ильич, — писал он 11 июня, — передал мне полученную от тт. Сталина и Зиновьева телеграмму, относительно которой должен заявить.
Первая телеграмма, адресованная, очевидно, Ленину (от 6 июня — Ю. Ж.), была переслана мне секретарем Совнаркома т. Фотиевой в ночь с воскресенья на понедельник, т. е. 9 июня между 2 и 3 часами утра (следовательно, если верить Склянскому, срочная телеграмма двух членов ЦК с фронта пролежала в секретариате СНК трое суток! — Ю. Ж.).
Я вызвал по телефону начальника Полевого штаба (В. Ф. Костяева, быв. генерал-майора — Ю. Ж. ), с которым выяснил, что из 6-й армии (действовавшей вдоль железной дороги Вологда — Архангельск и рек Печера и Северная Двина — Ю. Ж.), ослабленной постоянными перебросками в 7-ю армию, ничего взять нельзя, и потому я предложил ему в совершенно срочном порядке дать три полка Вост. фронта и вместе с тем… выяснить, какие части 7-й армии перешли на сторону врага.
Телеграммой от 9 июня главком отдал приказ Вост. фронту дать дивизию, из которой одну бригаду Питеру, две — Юж. фронту.
Утром начальник Полевого штаба сообщил мне, что на запрос по прямому проводу Запфронт ответил, что по слухам на сторону противника перешел один батальон слабого состава. Того же 9 июня Запфронт донес Полевому штабу, что сдалась лишь одна рота… Я, получив названное выше заявление о роте и устный доклад Полевого штаба, что на Петроградском и Гатчинском направлениях положение улучшилось, запросил 9 июня запиской по прямому проводу Сталина, настаивает ли он на посылке трех полков».
«Очевидно, — продолжал Склянский, — после телеграммы с запросом Владимира Ильича (скорее всего, о неприятии им предложений Зиновьева — Ю. Ж.) был получен 10 июня ответ Сталина и Зиновьева, в котором меня свалили в одну кучу с ком/андующим/ Западным фронтом и другими любомудрами, обвинили в оттяжке, в результате которой пришлось оголить Карельский участок».
Завершил же Склянский свое заявление практически жестким требованием: «Ввиду предъявленного мне двумя членами ЦК партии обвинения прошу вас, товарищи, либо признать его правильным, отрешив меня от должности и предав суду, либо, если оно неправильно, освободить от самого обвинения»137.
В тот же день, 11 июня, заседание ЦК, в котором участвовали Ленин, Стучка, Томский, Серебряков, Бухарин, Каменев, Стасова, но отсутствовали «обвиняемые», шестым вопросом рассмотрело «заявление т. Склянского по поводу задевающей его телеграммы тт. Сталина и Зиновьева». Не пожелав услышать объяснения другой стороны и, скорее всего, не желая конфликтовать с Троцким, используя никем не скрываемый факт перехода батальона 3-го полка на сторону врага, а также улучшение положения под Петроградом, ЦК принял следующее решение: «Признать действия т. Склянского совершенно правильными, нарекания тт. Сталина и Зиновьева неосновательными»138.
Результаты такого решения оказались печальными. Склянский так и не выделил вовремя необходимой помощи Петрограду, из-за чего положение там вскоре резко ухудшилось. Наступление 1-й эстонской дивизии вдоль южного берега Финского залива чуть было не завершилось успехом — 16 июня на фортах «Серая лошадь» и «Красная горка» начался мятеж, что открывало — через Ораниенбаум и Петергоф — прямую дорогу на Петроград. Только обстрел крупнокалиберной крепостной артиллерией Кронштадта, а затем и десант с моря позволили всего через сутки восстановить контроль над фортами. Одновременно пехотные части успели остановить эстонцев всего в 5 км от Ораниенбаума.
Собрав все силы, 7-я армия смогла 21 июня перейти в контрнаступление. Разбила эстонскую дивизию и 5 августа освободила Ямбург. Заняла позиции в 25 км от Нарвы. Несколько позже сумела достигнуть успехов действовавшая южнее, против 2-й эстонской дивизии, и 15-я армия. Ее части 26 августа вошли в Псков.
Воспользовался победами Зиновьев более чем своеобразно. Поспешил сделать то, что отверг Ленин 8 июня, но одобрил три месяца спустя. Конечно, не ссылаясь как на инициатора на Григория Евсеевича. 31 августа Чичерин направил Эстонии ноту с неожиданным предложением о мирных переговорах, a 11 сентября практически повторил их, обращаясь к Литве и Финляндии.
Схожим образом поступил и Зиновьев. В первых числах сентября написал текст листовки, которую сразу же начали распространять за линией фронта среди эстонских солдат. В ней Григорий Евсеевич прежде всего повторил ноту Чичерина от 31 августа — «с предложением вступить в мирные переговоры, которые имели бы целью установить границы Эстонского государства». Правда, оговаривавшую: «если советские войска в своих передвижениях будут руководствоваться одними лишь военными соображениями, причины этого будут заключаться исключительно в действиях ревельского правительства»139.
«Теперь, — призывала уже листовка Зиновьева, — слово за вами, эстонские солдаты. Хотите прекратить кровопролитие, откажитесь воевать против нас и заставьте ваше правительство заключить мир».
«Генерал Юденич и “генерал” Балахович, — взывал Григорий Евсеевич к чувствам эстонских солдат, используя лексику своих речей и статей 1917 года, — передрались друг с другом. Две собаки перегрызлись. Юденич арестовал Балаховича. Это просто шайка пьяниц и убийц. В одном Ямбурге эти твари повесили и расстреляли 650 человек. Неужели вы будете помогать этим палачам?»
«Мы взяли, — обращался Зиновьев к разуму, — Псков, Ямбург, на днях возьмем Гдов. Мы разбили Колчака и бьем Деникина.
Английские и французские буржуа заставили вас воевать. Своих солдат послать они не могут: они отказываются идти против русских рабочих и крестьян. А вы являетесь для них пушечным мясом.
Скажите: довольно! Тогда мир будет заключен на днях же. Если этого не будет, виноваты будете вы сами»140.
Но Зиновьев не был бы Зиновьевым, не был бы главой Коминтерна, если бы взывал к чувству и разуму только солдат. Одновременно он отправил по радио в Ревель обращение и к премьер-министру Эстонии Я. Тыниссону. Бывшему депутату 1-й Государственной думы Российской империи от партии кадетов. Даже отбывшему трехмесячное тюремное заключение за участие в протесте против роспуска этой Думы.
Свое обращение Зиновьев начал с резкого осуждения эстонских властей за разгон 31 августа Первого съезда профсоюзов молодой республики.
«76 делегатов съезда, — напоминал Григорий Евсеевич, — Ваше правительство арестовало и отправило на советскую территорию России искать коммунизм в Петрограде и Москве. При этом агенты Вашего правительства переправили возле Изборска через линию огня высылаемых 76 делегатов. Действовали так, чтобы подставить высылаемых под огонь наших красных войск, которые не могли знать о происходящем».
Только поставив в вину Тыниссону действия более отвратительные, нежели позволяла себе царская власть, Зиновьев перешел к главному. Напомнил о ноте Чичерина от 31 августа, высказал свою оценку изборской трагедии, изложил собственное понимание ситуации:
«1. Российская советская федеративная социалистическая республика считает для себя большой честью принять на свою территорию представителей рабочего класса Эстляндии, которых эстонская буржуазия изгоняет из своей страны. Петроградские рабочие примут делегатов рабочей Эстляндии как братьев и устроят им сегодня торжественную встречу, в которой примет участие весь рабочий Петроград.
РСФСР с радостью оказывает гостеприимство всем борющимся против ига капитала в рядах революционного пролетариата.
2. Что касается задержанных Вами 26 делегатов из числа лучших представителей эстонского рабочего класса, то в ответ на это я распорядился арестовать столько же представителей эстонской буржуазии, живущих в Петрограде и губернии. Эти арестованные, а равно и заложники из числе эстонской буржуазии находятся в распоряжении ЦК Эстонской коммунистической партии, будут освобождены лишь тогда, когда Вы освободите задержанных представителей эстонского рабочего класса.
3. Нашему командованию на эстонской границе даны полномочия произвести этот обмен немедленно, если Ваше превосходительство не будет этому препятствовать.
Нам сообщают, что в ответ на разгон съезда, который проведен руками меньшевика — эстонского министра внутренних дел — эстонские рабочие готовят всеобщую забастовку. Мы горячо желаем полного успеха этой забастовке. Мы шлем горячий привет эстонским рабочим и сознательным солдатам. Мы уверены, что близок момент, когда Эстония, вопреки натравливаниям английских империалистов и предательству эстонских меньшевиков, станет советской республикой и сольется в братском союзе с РСФСР (выделено мной — Ю. Ж. )»1.
1 Там же, лл. 76–82.
Подписал же Зиновьев столь вызывающее послание не как глава Коминтерна, что соответствовало бы содержанию, а просто — председатель Петроградского совета.
Вряд ли Григорий Евсеевич надеялся, что слова окажутся настолько сильнее оружия, что эстонское правительство сразу же отведет свои дивизии с линии фронта. Но поступить иначе он не мог. Ведь именно такой пропагандой он занимался с августа 1914 года. Поначалу вдвоем с Лениным, потом со всей большевистской партией. И ведь сумели они добиться успеха, установили советскую власть!
… Сталин вернулся в Москву 3 июля, в разгар наступления 7-й армии. Вернулся, ничуть не сомневаясь в скорой победе. И не предполагал, что спустя два с половиной месяца битва за Петроград возобновится.
12 октября 1-я эстонская дивизия, которой командовал бывший полковник царской армии И. Лайдонер, начала новый поход на Петроград. Вместе с ней шли и части Северо-западной армии. За неделю они овладели Ямбургом, Ропшей, Гатчиной, Красным селом, Царским селом, Павловском и вплотную приблизились к Пулкову. Успехи основных сил Северо-западной армии, все лето удерживавших гдовский плацдарм, оказались менее значительными. Продвинулись всего на 60–80 км и захватили только Лугу. А 2-я эстонская армия вовсе не стала участвовать в наступлении, удерживая позиции у Изборска. Считала тем свою задачу выполненной.