Получалось так, что весьма своеобразный, даже уклончивый подход к наиважнейшим проблемам народного хозяйства вел к одному. К оправданиям любым способом избранного 10-м съездом партии курса. К продолжению НЭПа, хотя тот и не оправдал возлагавшихся на него надежд. Так и не вывел страну из затяжного кризиса. Не привел тут же, как надеялись, к стабилизации, вслед за которой должен был последовать бурный рост.
Зиновьев вряд ли забыл предельно осторожно написанное им в статье «Наши задачи»: «Мы, коммунисты, уверены, что мы идем через НЭП к полной победе социализма… За год этот вопрос не решить. Он решается лет за десять. Но направление, в котором намечено его разрешение, определяется как раз теперь». И понимал — своим докладом вряд ли убедит в том делегатов съезда, вселит в них оптимизм и уверенность в правильности избранного пути, почему и прибег к словесной эквилибристике.
«Надо, — предложил он, — различать термины “НЭП” и “новая экономическая политика”. Вы, вероятно, сами ловите себя, когда говорите “НЭП”, что вам рисуется нэпман и его неприятные черты… Мы НЭП смешиваем с нэпманами, а это совсем не так. Поэтому нам будет лучше, может быть, условиться говорить вместо НЭПа — новая экономическая политика. Это звучит серьезнее, лучше. И я думаю, что новая экономическая политика докажет свою правоту, и нам остается ее развивать и уточнять».
Но напрашивавшихся объяснений — как именно развивать, уточнять, так и не последовало. Зато не обошел Зиновьев завуалированного спора с Троцким, видевшим панацею от всех бед и неудач экономики только в плане. Надо, растолковывал докладчик, «самым решительным образом отвергнуть те соображения, которые исходят из желания… чтобы все было больше “по плану”. Мы часто увлекаемся новой брошенной мыслью. Как бы ни случилось того же с “планом”. У нас все преувеличивают».
Закончил же выступление Зиновьев категорически, безапелляционно, вернувшись к своему главному тезису. К тому, о чем писал в «Наших задачах»: «Партия не может и не хочет заменить государственные и хозяйственные органы. Она придает величайшее значение разделению труда». Но тут же, пренебрегая элементарной логикой, опроверг себя. «Но руководить, — указал он, — государственными и хозяйственными органами она должна во что бы то ни стало».
В докладе же Зиновьев еще раз подчеркнул: «Партия будет еще больше руководить. Нельзя сказать, что наступило время, когда нужно отказаться от руководства партии в хозяйстве. Напротив, организованное и планомерное вмешательство партии одно только приведет к той цели, которая перед нами стоит»329.
Тем самым, Зиновьев откровенно проигнорировал (а может, просто не прочитал) то, о чем писал в статье «Контроль или производство», опубликованной «Правдой» еще 23 марта как предсъездовская, дискуссионная, Л. Б. Красин, нарком внешней торговли и одновременно полпред в Лондоне.
«В чем, — отмечал Красин, — основная задача советской власти в ближайший период? Не может быть двух ответов — в восстановлении экономики страны, в увеличении производства; в том, чтобы железные дороги и водный транспорт подняли свою работу хотя бы до довоенного уровня… чтобы наши крестьяне вместо наших 30–35 пудов хлеба с десятины производили довоенные 55, если не 120–150 пудов, как на много худших землях производят крестьяне Германии и Дании. Удастся нам поднять производство, мы сделаем советскую власть несокрушимой и внутри, и извне». А завершил свою статью Красин в афористическом стиле: «Максимум производства и минимум контроля — вот цель, к которой мы должны стремиться».
В целом доклад Зиновьева доказывал, что пока в народном хозяйстве страны изменить ничего нельзя. (Не следует забывать: тезисы одобрили и ПБ, и пленум ЦК.) А потому следует стараться ни в коем случае не нарушать сложившееся в экономической политике положение. Ну, а брошенным как бы невзначай намеком предложил дожидаться победы пролетарской революции в Германии. В той стране, с которой предстоит добиться «большей смычки», имеющей «всемирно-историческое значение». Но об этом практически никто из участников развернувшейся дискуссии так и не вспомнил.
Отчет ЦК на партийном съезде обычно проходил спокойно, воспринимался как директива. Вызывал, прежде всего, глубокую заинтересованность и только потом — вопросы, замечания, требования уточнений, разъяснений, но в целом одобрялся теми, кто участвовал в его обсуждении. И далеко не случайно. Ведь отчеты делал не кто-либо, а Ленин. Ну, а если и звучали заявления об особой позиции, принципиально не совпадавшей с мнением докладчика, то выражались они от имени небольшой группы членов партии, вскоре объявлявшихся фракциями и подвергавшихся общему осуждению.
На двенадцатом съезде все пошло не так. С отчетом выступил не Ленин, впервые отсутствовавший на партийном форуме, а заменившие его Зиновьев и Сталин. В ходе же начавшейся дискуссии ее участники, давно известные в РКП, занимавшие высокие посты, подвергли жесточайшей критике содержание обоих отчетов. Правда, весьма своеобразно. Отказывались принять очень многие предложения, содержавшиеся в обоих докладах, но обрушивались исключительно на Зиновьева. Видимо, тем отказывались принимать его как нового лидера. Так поступили шесть из двадцати (то есть треть выступавших!), если не считать Мдивани, Орахелашвили, Махарадзе, Орджоникидзе, выражавшие озабоченность только обвинениями ЦК компартии Грузии в национальном уклоне.
С. В. Косиор, секретарь Сибирского бюро ЦК: «Руководящая группа Центрального комитета в своей организационной политике в значительной степени проводит групповую политику… Эта организационная линия… порождает внутри партии совершенно ненужное недовольство… она создает атмосферу и почву для известных группировок, для местной групповой борьбы, которая не в интересах партии…
Достаточно проследить, как велась дискуссия перед партийным съездом, чтобы в этом убедиться. Ведь т. Зиновьев написал целую статью в двух “подвалах”. Эта статья была написана для того, чтобы предупредить партию о появившемся будто бы новом течении, которое, видите ли, состоит в том, что кто-то хочет отделить совершенно партию от советов»330.
Ю. Ларин, видный партийный публицист, член различных комиссий ЦК, ВЦИК, СНК и СТО: «Политбюро установило налог с крестьян… на будущий год в размере 420 миллионов (пудов — Ю. Ж. ). Это маленькое обстоятельство совершенно оригинальным светом освещает вам выступление тов. Зиновьева о меньшевизме в нашей партии. Из него следует или тот вывод, что главный штаб меньшевизма — это Политбюро ЦК РКП, или же из него следует нечто другое, а именно некоторая забывчивость тов. Зиновьева о том, что он решает в Политбюро…
Следовательно, первое, что я в этой моей речи делаю, это защищаю ЦК нашей партии от того обвинения, которое выставил против него т. Зиновьев, ибо т. Зиновьев выставил против него то обвинение — таков логический вывод из этих замечаний — что ЦК вразрез с существующим экономическим положением страны будто бы так относится к крестьянскому обложению, что это тяжело отразилось бы на нашей промышленности и на возможности вырвать из рук верхушки крестьянства ту низшую половину деревни, которая сейчас закабалена более значительными элементами, и придти к которой на помощь мы можем, только достав для этого средства из добавочного обложения верхушки…
Когда тов. Зиновьев говорил о деятельности ЦК нашей партии, он совершенно не осветил одной стороны этой деятельности — стороны очень важной, интересной и притом положительной — это борьба Политбюро ЦК и самого ЦК против различного рода правых предложений очень серьезного характера… То, что тов. Зиновьев об этой стороне деятельности в политическом отчете ЦК не говорил, — это очень плохо»331.
Ю. Х. Лутовинов, председатель профсоюза работников связи, член президиума ВЦСПС: «Тов. Зиновьев говорил, что партия стала здоровее, всякие группировки исчезли бесследно. Так ли это, товарищи? Так ли это на местах и в центре? И зная, что группировки существуют, об этом свидетельствует в своем докладе и тов. Зиновьев. Угрозы тов. Зиновьева по адресу каких-то анонимов свидетельствуют лишь о том, что ЦК не желает поставить это вопрос, что ЦК, как страус, прячет свою голову в песок…
Поскольку существуют все эти группировки, поскольку существуют все эти платформы, очевидно, основания для этого имеются… лишь потому, что в нашей РКП не существует возможности нормальным путем высказать свои соображения, точки зрения по тем или иным вопросам, Это доказывает, что если вы в РКП попытаетесь критиковать не политическую линию, а чисто практическое проведение этой линии, то вас сейчас же, немедленно зачислят в меньшевики, в с-р, в кого угодно. Это мы слышали из доклада тов. Зиновьева, я записал у него следующую фразу: “При настоящих условиях всякая критика, хотя бы и слева, неизбежно должна превращаться в меньшевистскую”… Выходит, что не вся партия, а только лишь Политбюро является непогрешимым папой: все, что я делаю, — я делаю правильно, не смей возражать, и никто не имеет права никакой критики наводить…
Отказывать активным членам партии в правах на спасение партии нет решительно никакого основания. И здесь тов. Зиновьев совершенно неправ, когда он говорит, что мы не позволим, не потерпим и так далее. Этот метод нужно признать совершенно негодным»332.
Л. Б. Красин, нарком внешней торговли и полпред в Лондоне: «Товарищ Зиновьев пользуется давно и заслуженно репутацией одного из лучших партийных агитаторов и полемистов. Я думаю, что эти его особенности несколько неважно сказались на политическом докладе…
По мнению тов. Зиновьева, по-видимому, надо все оставить по-старому… Но, товарищи… по-старому оставить нельзя. Потому нельзя, что важнейший элемент этого старого, Владимир Ильич, к общему нашему несчастью, на довольно значительное время вышел из работы… Когда мне говорят, что какая бы то ни было “тройка” или “пятерка” (Красин явно имел в виду сокращенное ПБ — Зиновьева, Каменева, Сталина — или их же плюс Рыков и Томский