Из проекта решения кто-то из членов ПБ, возможно, и Зиновьев, вычеркнул одну фразу — «Комиссии дать директиву в том смысле, что стратегическое положение Ленинграда не должно служить препятствием для сохранения на ближайшие годы военной промышленности Ленинграда»397.
Предусматривалось, что комиссия завершит работу к 10 мая, однако даже согласованный доклад Дзержинского дважды откладывался. Был сделан лишь 3 июля, получив полное одобрение. Разрешавшее «Красному путиловцу» и заводу им. Ленина (бывший Невский) завершить в текущем году ремонт доставленных к ним и уже разобранных 36 паровозов сверх программы; предприятиям Су-дотреста — 17 паровозов, Ленинмаштреста — еще 18. Потребовавшее обязательно сохранить два судостроительных завода — Балтийский и Путиловскую верфь; запретившее покупку за рубежом тракторов и судов, которые следовало строить в Ленинграде398.
И всего этого добился Дзержинский, а не Зиновьев!
А двумя неделями ранее, 17 июля, начал работу Пятый конгресс Коминтерна. Открывая его, Зиновьев уже привычно покаялся в грехе — и своем, и ИККИ. Объяснил, что революционное движение в Европе «развивается не так быстро, как мы этого ожидали… Мы ошиблись в оценке темпа, и там, где надо было считать годами, мы иногда (!) считали месяцами». Затем столь же привычно поставил перед делегатами генеральную задачу. Весьма обветшалую: «Нам предстоит еще завоевать пять шестых земной суши, чтобы в мире был Союз советских социалистических республик»399.
Лишь через день, когда удалось покончить со всеми рутинными формальностями, Зиновьев выступил с отчетным докладом. Не содержавшим каких-либо новых идей, оценок, предложений, зато густо пронизанным небольшими и огромными цитатами из произведений Ленина. Как и прежде, Зиновьев, следуя во всем за Владимиром Ильичом, пытался согласовать становление Коминтерна с историей РКП, с историей подготовки и проведения Октябрьской революции. Говорил о проблемах, существовавших в самих компартиях Европы и год, и два назад, но только не о реальной обстановке в мире. Разительно изменившейся.
Конечно же, прежде всего похвастался единственным имевшимся достижением. Мол, Коминтерн за пять лет «из общества пропаганды коммунизма… вырос в коммунистическую партию и, отчасти, даже в ряд массовых коммунистических партий». Обратившись к решениям чисто традиционного характера, подробно рассказал о борьбе на два фронта — как с «пережитками, доставшимися в наследство от социал-демократии», так и с ультралевыми уклонистами, отказывающимися от сотрудничества с профсоюзами, синдикалистами. Напомнил и об ошибках Радека, Фроссара и Суварина (компартия Франции), Корша (компартия Германии), Бордиги и Грациадеи (компартия Италии), Норвежской рабочей партии в целом.
Вслед за тем перешел к характеристике положения в мировом хозяйстве. Правда, признавшись, что опирается на работы Е. Варги — народного комиссара финансов и председателя ВСНХ Венгерской советской республики, с 1920 года жившего и работавшего в Москве. Объяснил с несомненным удовлетворением: «Капитализм продолжает находиться в периоде упадка. Мы видим начало нового экономического кризиса в Америке и всемирного аграрного кризиса. В некоторых европейских странах мы имеем небольшой частичный подъем большей частью в одной стране за счет других. Классовая борьба обостряется». И такую категоричную оценку, не подтвержденную фактами, цифрами, а основанную лишь на эмоциях, завершил как обычно — «События не развиваются так быстро, как мы предполагали, но период кризиса, упадка, заката капитализма продолжается».
Отсюда делал вывод: «Сложилось во многих отношениях новое международное положение, создалась новая фаза, названная на Четвертом конгрессе “демократически-пацифистской”. Сменившая открытую буржуазную реакцию». Подтвердил же ее существование приходом к власти в Великобритании лейбористской партии, во Франции — блока республиканцев и социалистов, в Дании — социал-демократов, успехом на выборах в Австрии социал-демократов. Однако тут же ушел от высокой политики, перешел к перечислению тех «простых» мероприятий, о которых следует тщательно заботиться: иметь коммунистические ячейки на предприятиях, организовывать в профсоюзах комфракции, работать среди крестьян.
Следующий раздел доклада мог показаться сенсационным. Зиновьев заявил: «Главная задача Коминтерна во всех областях переносится теперь в Англию. Если нам в Англии удастся создать массовую коммунистическую партию, то этим будет достигнута половина победы в европейском масштабе. Условия для этого уже созданы».
Вернулся к сказанному еще раз, в последнем разделе доклада — о конкретных задачах важнейших партий. Повторил: «Политически важнейшей секцией Коммунистического интернационала является теперь не немецкая, не русская, а английская… Создать в Англии массовую коммунистическую партию — в этом главная задача всего нашего периода».
Столь же неожиданно — после провала в Германии — прозвучал и призыв Зиновьева возродить единый рабочий фронт. Подчеркнул: «Тактика единого фронта является для Коминтерна только методом агитации и мобилизации масс». Пояснил, что единый фронт может в равной степени создаваться и сверху, и снизу. В первом случае он явится «тактикой, необходимой всегда, за исключением, быть может, очень редких моментов развернувшейся открытой гражданской войны… Единый фронт снизу и одновременно сверху… — эта форма также должна применяться… в странах, где мы в меньшинстве». Третьей формой является единый фронт только сверху. Здесь, полагаю, надо сказать — никогда…
В момент, когда верхушка социал-демократии вступает с буржуазией в политические правительственные комбинации, обстановка самая подходящая, чтобы завоевать “низшие” слои социал-демократов — рабочих для экономической, а затем и политической совместной борьбы».
Последний раздел доклада Зиновьев посвятил положению в крупнейших европейских, а следовательно — и мировых компартиях: Великобритании, Франции, Германии, Чехословакии, Польши, Италии (порядок перечисления предложил сам Григорий Евсеевич). Делая то, чрезмерно выпячивал их достоинства и недостатки. А затем заявил: «Новая политическая конъюнктура в Европе, затянутый период экономического кризиса во всем мире выдвигают перед нами большие, колоссальные задачи. С ними мы можем справиться только при одном условии — если действительная дисциплина станет нашей элементарной обязанностью»400.
2.
После завершения работы конгресса и подготовки его материалов для скорейшего издания стенографического его отчета, 10 июля Зиновьев, получив полуторамесячный отпуск, уехал в Кисловодск, чтобы начать работу над своим «Ленинизмом». Потому-то прозевал начало событий, которые сделали его имя притчей во языцех для всех антикоммунистов, для всех антисоветчиков, даже для тех, кто прежде ничего не слышал о нем. Превратили его в руководителя тайной заговорщицкой организации. Жупел.
Утром 25 октября 1924 года почти все британские газеты опубликовали ноту заведующего Северным департаментом министерства иностранных дел Великобритании Дж. Грегори, врученную накануне полпреду СССР Г. X. Раковскому. Указавшую в преамбуле на то, что руководство британской компартии получило некое письмо от ИККИ, датированное 15 сентября и подписанное не кем иным, как Зиновьевым. Данный документ, отмечала нота, содержит инструкции, как следует «вести работу для насильственного ниспровержения существующего строя в Великобритании, а также вести подрывную деятельность в вооруженных силах его величества в качестве средства для достижения указанной цели».
Далее в ноте отмечалось: «Мой долг уведомить вас, что правительство его величества не может допустить этой пропаганды и должен рассматривать ее как прямое вмешательство во внутренние дела Великобритании».
Грегори объяснил и иное, почему МИДу Великобритании приходится выражать протест не Коминтерну, а советскому правительству. «Всякий, — отмечала нота, — кто знаком с организацией и связями Коммунистического интернационала, не может сомневаться в его тесной связи и контакте с советским правительством. Никакое правительство не может терпеть такого положения во взаимоотношениях с иностранным правительством, с которым оно поддерживает нормальные официальные дипломатические отношения, когда про
пагандистская организация, непосредственно связанная с этим иностранным правительством, побуждает подданных данного правительства и даже приказывает им устраивать заговоры и подготовлять революцию для его ниспровержения»401.
К ноте Грегори прилагался документ, и послуживший формальным основанием для нее. Так называемое «Письмо Коминтерна», ставшее широко известным в мире как «Письмо Зиновьева». Содержавшее в первой части вполне верные, правдивые сведения.
«Приближается, — констатировало оно, — время обсуждения в английском парламенте договора, заключенного между правительствами Великобритании и СССР с целью его ратификации. Ожесточенная кампания, поднятая британской буржуазией вокруг этого вопроса, показывает, что большинство ее вместе с реакционными кругами выступает против договора с целью сорвать соглашение, укрепляющее узы между правительствами обеих стран и ведущие к восстановлению нормальных отношений между Англией и СССР.
Пролетариат Великобритании… должен проявить максимально возможную энергию в предстоящей борьбе за ратификацию и против стараний британских капиталистов, желающих принудить парламент аннулировать договор… Абсолютно необходимо, чтобы та группа в лейбористской партии, которая сочувствует договору, усилила свое давление на правительство и на парламентские круги в пользу ратификации договора».
Что ж, все пока верно, не является чем-то предосудительным, незаконным. Но далее излагалось то, что, если бы и существовало в действительности, стало бы отнюдь не по грифу совершенно секретным. Тем, что никогда не доверили письму. Что могло быть сообщено только устно, от приехавшего в данную страну представителя ИККИ.