, воспользовавшись его явной оговоркой. Назвавшего в докладе о 13-м съезде партии СССР «нэпмановским», а не «нэповским». Вслед за тем прошелся и по Зиновьеву, хотя и не назвал его по имени. Упрекнул за использование в резолюции 12-го съезда утверждения, что в Советском Союзе «диктатура партии».
«Видимо, — говорил Сталин, — кое-кто из товарищей полагает, что у нас диктатура партии, а не рабочего класса. Но это же чепуха, товарищи. Если то верно, то тогда не прав Ленин, учивший нас, что Советы осуществляют диктатуру, а партия руководит Советами»407.
Столь резкие выпады и Зиновьев, и Каменев должны были расценить как желание Сталина выйти из «тройки». И даже предположить: а не стоит ли за этим намечавшийся союз генсека и Троцкого?
После публикации доклада Сталина 17 августа, на проходившем в те дни пленуме, состоялось совещание группы членов ЦК — Сталина, Рыкова, Томского, Бухарина, Калинина, Каменева, Зиновьева, Рудзутака, Ворошилова, Угланова, Микояна, Орджоникидзе, Петровского, Сокольникова, Кагановича, Лобова, Комарова, Куклина, Харитонова, Шварца, Куйбышева, Дзержинского, обсудившее рукопись статьи Зиновьева для «Правды». Основанной на ссылках на работы Ленина, на резолюцию 12-го съезда РКП. Содержавшую последний параграф, названный «Ошибка тов. Сталина». В нем же Зиновьев подверг уничтожительной критике положение, выдвинутое генсеком в разделе доклада «Партия».
«17 июня 1924 года, — писал Зиновьев, — тов. Сталин прочел на курсах секретарей укомов доклад об итогах XIII съезда РКП. Этот доклад, прочитанный тов. Сталиным, появился двумя фельетонами в центральном органе нашей партии, а затем вышел в двух изданиях особой брошюры с приложением резолюции XIII съезда, т. е. стал как бы официальным комментарием к резолюциям съезда. В этой брошюре, в главе “О партии вообще и пропаганде ленинизма в частности”, тов. Сталин выступил против беззаботности в теоретических вопросах и в качестве одного из примеров приводит следующее (далее шла та самая цитата, которая уже была приведена выше — Ю. Ж.).
Нельзя не удивляться, как такой товарищ, как Сталин, мог совершить такую большую ошибку. Из всего сказанного в предыдущих главах (брошюры — Ю. Ж.) мы можем установить с полной бесспорностью:
1. В резолюции XII съезда отнюдь не было “упущено” выражение, будто у нас диктатура партии, “а не” класса. Такой “чепухи” XII съезд не сказал и сказать не мог. Совершенно зря такое объяснение было “пущено” против XII съезда тов. Сталиным.
2. Столь же бесспорно предыдущими 3-мя главками устанавливается, что тов. Сталин явно ошибался, пытаясь апеллировать в этом вопросе к тов. Ленину. Его заявление, будто В. И. Ленин говорил “о диктатуре пролетариата, а не о диктатуре партии”, как мы видим, в корне извращает действительные взгляды тов. Ленина. Ленин десятки раз разъяснял, что противопоставление диктатуры партии и диктатуры класса является недопустимой теоретической и политической ошибкой. А тов. Сталин приписывает “чепуху” тов. Ленину. Это “а не”, это угловатое, теоретически неверное противопоставление принадлежит тов. Сталину, а не Владимиру Ильичу Ленину.
3. С той же бесспорностью всем сказанным выше устанавливается, что о размежевании функций партийных и советских органов говорил не только тов. Ленин на XI съезде, но это же было подтверждено и XII съездом, решение которого в одном из важнейших вопросов без тени теоретических поводов тов. Сталин оспаривает.
Само собой разумеется, что каждый член партии имеет полное право предложить, если он считает это необходимым, изменить то или иное решение того или другого партийного съезда. Тогда он обязан точно процитировать это решение, объяснить партии — в чем оно неправильно, и мотивировать перед партией, почему его надо изменить. Сказать же “мне помнится”, что в одной из резолюций нашего съезда, “кажется” “даже” в резолюции XII съезда “было упущено (!)” такое-то выражение — это значит поступать не так, как нас учил поступать в аналогичных случаях Владимир Ильич Ленин.
В одном только совершенно прав тов. Сталин: “беззаботность в вопросах теории к добру не приводит”.
Мои взгляды всецело совпадают в этом вопросе со взглядами тов. Ленина, писавшего:
“Диктатуру пролетариата через его поголовную организацию осуществить нельзя”, ибо не только у нас, в одной из самых отсталых капиталистических стран, но и во всех других капиталистических странах пролетариат все еще раздроблен, так принижен, так подкуплен кое-где (именно империализмом в отдельных странах), что поголовную организацию пролетариата его диктатурой осуществить непосредственно не может. Диктатуру может осуществить только тот авангард, который вобрал в себя революционную энергию класса. Таким образом, получается как бы ряд зубчатых колес. Таков механизм самой основы диктатуры пролетариата, самой сущности перехода от капитализма к коммунизму… (Ленин. Доклад о профсоюзах на фракции РКП 8-го Всероссийского съезда Советов 30 декабря 1920 г.)».
(Далее Зиновьев приводит еще две цитаты из работ Ленина «О профсоюзах» и «Детская болезнь левизны в коммунизме» — Ю. Ж.)
«Диктатуру партии, — завершал Зиновьев, — «в отношении рабочего класса» подсовывали большевикам до сих пор только меньшевики. Но они же подсовывали нам диктатуру советской власти “в отношении к рабочему классу”. Нельзя не понимать, что т. Сталин теперь сбивается на ту же аргументацию.
Решения XII съезда остаются в силе. Мы целиком стоим на их почве. Кто желает их изменить, тот должен предложить это очередному съезду нашей партии».
Поставленные в сложное положение выбора: Зиновьев или Сталин — участники «узкого» совещания приняли «соломоново решение». Признали возможным публикацию статьи Зиновьева, но только в усеченном виде — без последней части с прямыми нападками, дискредитирующими Сталина408. Такой ее под заголовком «К вопросу о диктатуре пролетариата и диктатуре партии» и опубликовали 23 августа в «Правде».
Сталин, прочитав рукопись статьи Зиновьева, понял: он проиграл. И в чем! В знании работ Ленина, в понимании того, что отныне называли ленинизмом. Не дожидаясь решения «узкого» совещания, уже 19 августа подал в отставку:
«В пленум ЦК РКП.
Полуторагодовая совместная работа в Политбюро с тт. Зиновьевым и Каменевым после ухода, а затем и смерти Ленина сделала для меня совершенно ясной невозможность честной и искренней совместной политической работы с этими т-щами в рамках одной узкой коллегии. Ввиду этого прошу считать меня выбывшим из состава Политбюро ЦК.
Ввиду того, что ген. секретарь не может быть не членом Политбюро, прошу считать меня выбывшим из состава Секретариата (и Оргбюро) ЦК…»
И тем снова заставил решать дилемму, только уже весь состав ЦК, собравшийся на очередной пленум. Однако он дружно, единогласно, включая даже Зиновьева и Каменева, просьбу Сталина решительно отклонил409.
Троцкий, хотя и находился на отдыхе в Сухуми, о происшедшем не мог не знать. Однако сделал все возможное, чтобы окончательно противопоставить себя подавляющему большинству членов ЦК. Совершил вопиющую, непростительную для профессионального политика ошибку. В дни работы следующего пленума, проходившего с 16 по 20 сентября, поступила в продажу его новая, только что подготовленная книга «1917». Содержавшая статьи и речи Троцкого за весь 1917 год, а в качестве своеобразного предисловия — статью «Уроки Октября».
Именно в «Уроках Октября» говорилось о том, что якобы не Ленин готовил и осуществлял революцию, а он, Троцкий, как председатель Петроградского военно-революционного комитета. Мало того, наркомвоенмор утверждал: «Советы Ленина начать восстание в Москве, где оно, по его предположению, обещало бескровную победу, вытекали именно из того, что он не имел возможности из своего подполья оценить тот коренной перелом, — уже не в настроениях, но и в организационных связях, во всей военной субординации и иерархии»410.
И все же по-настоящему в «Уроках Октября» досталось Зиновьеву и Каменеву. Особенно второму, как бы между прочим названному «одним из противников позиции Ленина». Троцкий упоминает Каменева пять раз, и только как человека, придерживавшегося неверных взглядов, да еще и пропагандировавшего их.
Не обошел своим вниманием Троцкий и достаточно известное, можно сказать, хрестоматийное письмо Зиновьева и Каменева «К текущему моменту». Написанное 11 сентября 1917 года и опубликованное на следующий день горьковской газетой «Новая жизнь». Чтобы усилить негативный эффект этого документа, Троцкий пространно цитирует его, приводя самую крамольную выдержку: «Мы глубочайше убеждены, что объявлять сейчас вооруженное восстание — значит ставить на карту не только судьбу нашей партии, но и судьбу русской и международной революции»411.
Смысл «Уроков Октября» достаточно прозрачен. Тогда, в октябре 1917 года, ошибались все вожди. И Ленин, и Зиновьев, и Каменев. Беспорочным оставался лишь он сам, Троцкий.
Досталось от Троцкого и газете «Правда», позиция которой, по его словам, в марте «была гораздо ближе к позиции революционного оборончества, чем к позиции Ленина». Привел убедительные доказательства того, а среди них и статью «О войне». Только не назвал ее автора — Сталина.
Оскорбленные в лучших чувствах Зиновьев и Каменев поначалу намеревались осудить «Уроки» Троцкого особой резолюцией пленума, но подготовили ее проект слишком поздно, 24 октября, после его окончания. Только бумага и запечатлела их первую реакцию:
«Выпущенную т. Троцким к 7-летию Октябрьской революции статью об “Уроках Октября” пленум рассматривает как сознательное извращение истории партии, направленное к достижению обходным путем фракционных целей т. Троцкого, отвергнутых партией последней (ноябрь 1923 — январь 1924 годов — Ю. Ж.) дискуссией.
ЦК констатирует, что статья т. Троцкого, не имеющая ничего общего с действительно партийным и действительно научным изучением Октябрьской революции, направлена к возобновлению дискуссии в партии и возлагает на т. Троцкого (фраза не закончена