Он больше не хотел думать об Ульфе. Загадка его появления и естества сводила с ума и нервировала, а день выдался слишком приятным, чтобы портить его бессмысленным раздражением. Роман смотрел, как просыпаются огни внизу, и мысли его вернулись к теплому зеленому шелку. В оконном стекле начало проявляться его собственное отражение. Роман задумчиво коснулся пальцами подбородка и губ и горько усмехнулся самому себе. Он просто глупец, не так ли? Чего же он ожидал, притащив ее сюда, в место, окруженное морем, романтикой побережья и влюбленными полупьяными глазами свадебных гостей? Он вдруг вспомнил сегодняшний день во всех деталях и впервые почувствовал себя трезво, а именно гадким лицемером, соскользнувшим прямо в темную воду за собственной слабостью, стоило ей лишь раз коснуться прохладными пальцами его век. Роман вскочил, но не сдвинулся с места, замер, потом снова сел. Он знал, что должен поговорить с ней сейчас же, но вдруг испугался. Он предвидел, чем это грозит обернуться, хоть и убеждал себя в обратном, а значит, лгал – становился худшим из преступников и сам в какой-то мере заслуживал той кары, которую обрушивал на других.
Хотя как вообще зародилось его убеждение в том, что он должен быть один? Может быть, раньше просто не было никого, кто был бы способен его понять? Роман никогда не шел на поводу у чувств. Он непреложно верил, что они подчиняются разуму, не наоборот. А значит, он ни за что не полюбил бы кого-то недостойного, кого-то, кто не подходил бы ему и его жизни всецело. Глядя в окно, Роман различил на мостовой внизу женский силуэт, напоминавший Теодору. Она была лучшим человеком из всех ему известных. Теперь, когда в ней произошла эта непонятная перемена, благодаря которой она стала как будто на голову выше, тверже, увереннее, а потому во сто крат опаснее, он рассудил, что разум его не мог бы избрать никого иного, и никого иного не в силах был полюбить так же глубоко, так сильно, что это грозило перерасти в безумие.
Роман поднялся, захватил куртку и вышел из номера.
Теодоры в ее номере не оказалось. Спускаясь в холл, Роман пробовал дозвониться до нее, но она не отвечала. Он вышел из отеля и побрел по мощеной узкой улице вниз, к морю. Белые деревянные дома тонули в сумерках, и весь мир окрасился в пыльно-синий, как будто это море разлилось и теперь все вокруг было одного с ним цвета.
Роман спустился к пристани и пошел вдоль набережной, глядя на темные мачты пришвартованных яхт. Кафе и рестораны манили туристов и местных жителей теплым уютным светом ламп и ароматом готовящегося лосося. Казалось, городок не засыпал, а только пробуждался и становился похожим на почтовую открытку.
Из здания слева, вероятно, кирпично-красного, но теперь как будто черного цвета, с треугольной крышей и большим красивым входом вдруг выбежал мальчик лет одиннадцати и бросился наперерез Роману, так что ему пришлось резко затормозить, из-за чего он с трудом удержал равновесие. Ребенок летел на всех парах, не глядя по сторонам. Роман окликнул его и посмотрел туда, куда он несся, так и не оглянувшись. В подступающей темноте что-то метнулось и забилось в угол между двумя домами, стоящими вплотную друг к другу. Оно двигалось. Роман подошел поближе. Мальчуган опустился на колени и что-то нашептывал. В углу Роман смог различить пушистый хвост и предположил, что это кот.
– Порядок, парень? – окликнул он, оказавшись рядом.
Мальчик обернулся и встал. На руках он действительно держал кошку с огромными, почти что бешеными от испуга глазами.
– Моя кошка испугалась чего-то и сбежала. Она такая трусиха!
– Ты молодец, что пошел за ней, но, на будущее, смотри на дорогу, прежде чем так лететь. Вряд ли кто-нибудь, включая кошку, обрадовался бы, окажись там вместо меня какой-нибудь грузовик.
Роман никогда не умел общаться с детьми и знал об этом. Он ожидал, что мальчуган сразу сбежит, такой же испуганный, как и его кошка. Но тот только виновато кивнул и подошел к Роману поближе.
– Простите, – протянул он. На нем были бриджи и тоненький джемпер, и теперь он поеживался от холода. – Обычно она так не делает.
Мальчик продолжал успокаивающе гладить кошку и крепко прижимал ее к себе. Роман жестом пригласил его вернуться, и они медленно пошли к зданию.
– Думаю, она испугалась кого-то… Он так резко вышел. А Пеппи как раз была в коридоре. И тут в нее как будто демон вселился.
– Кошку зовут Пеппи?
– Ага.
Она действительно была рыжей, совсем как веселая и свободная девчушка Астрид Линдгрен[12]. Роман внимательно посмотрел на мальчика, который шагал с кошкой в руках, глядя под ноги, чтобы не оступиться. Длинные ресницы казались совсем черными и очень густыми. Роман так редко испытывал нежность, что в тот момент даже не смог понять, что именно чувствует, глядя на мальчишку, который много читает и спасает животных из-под колес машин.
– Ну ладно, беги, – пробормотал Роман, когда они подошли к дверям, из которых выбежал мальчик. – И поосторожнее.
– Да. Спасибо!
Не оглянувшись, мальчик взбежал по лестнице и исчез, а Роман взглянул наверх. Над входом большими золотистыми буквами, похожими на футарк[13] и подсвеченными для лучшей видимости ночью, было выведено «Фенрир». Роман вспомнил, что уже слышал это слово сегодня. Понимание пришло на долю секунды позже раздавшегося сверху знакомого голоса.
– Решили пройтись? – Ульф смотрел на него с балкона второго этажа, сложив руки на перилах и немного свесившись вниз, отчего его волосы упали на лицо, полностью скрыв пушистые брови.
– Нет. Ищу кое-кого. Добрый вечер. – Роман вскинул ладонь и понадеялся, что не изменился в лице, услышав Ульфа.
– Подниметесь?
– Нет.
– Тогда я спущусь.
Роман не успел возразить, потому что Ульф тут же исчез. Свет в его номере погас. Роман медленным шагом направился вдоль улицы, в том же направлении, в котором следовал, пока его чуть не сбил мальчишка со своей кошкой. Роман ненавидел эту кошку сейчас.
– Как прошла репетиция? – Ульф нагнал его очень скоро и теперь зашагал рядом, спрятав руки в карманы кожаной куртки.
– Обычно.
– А свадьба уже завтра?
– Да.
Роман намеренно не желал поддерживать разговор, а Ульф намеренно не желал сдавать позиции. Улица стала шире, дома с правой стороны расступились, и вновь показались яхты, лодки и баржи, покачивающиеся на воде точно молчаливые призраки. Лишь первая линия была хорошо различима. Те, что были пришвартованы дальше, выделялись черными, изящными и не очень контурами на фоне рыже-синего неба там, где оно касалось моря. Над головами же теперь сверкали первые звезды.
– Может быть, кофе? – предложил Ульф. – Тут есть отличная кофейня. Случайно обнаружил, пока гулял.
– Я на самом деле кое-кого ищу. Так что, наверное, момент неподходящий.
– Речь о Теодоре?
– Ваша интуиция меня устрашает.
– Просто я наблюдателен.
– Интересную вы гостиницу выбрали, – заметил Роман, имея в виду название[14]. Он на секунду оглянулся, но больше для того, чтобы незаметно посмотреть на своего спутника. – Почему всех вообще так волнует тема волков?
– А вас самого разве нет? – В вопрос Ульфа как будто закралась обида.
– Нисколько.
– Это потому, что вы недостаточно наблюдательны.
– Уж точно не чета вам. При чем тут наблюдательность? – резковато спросил Роман.
Ульф ответил не сразу. Он свернул к поребрику, за которым начинался спуск к пристани, и стал смотреть на темную воду. Роман остановился рядом, глядя в том же направлении.
– Я видел, как она прошла туда, – он указал на исчезающую за поворотом дорогу, – примерно полчаса назад.
– Вы в этом уверены?
– На ней, кажется, была зеленая юбка и пальто.
Тон Ульфа ничего не выражал. Он смотрел на море и думал о чем-то своем. Роман впервые видел на его слегка нахальном лице такую глубокую, даже печальную задумчивость. Она преобразила Ульфа, сделала черты лица мягче и как будто привлекательнее, хотя он и так был красив. Но больше всего взгляд притягивала не красота – она была не выглаженно-идеальная, не смазливая, а диковатая, резкая, очень мужественная, – а харизма, которая действовала без исключений и правил, и под ее-то влияние подпадали все, и самые чувствительные нелегко находили дорогу назад.
– Тогда, полагаю, мне лучше поторопиться, – замявшись, Роман добавил: – Спасибо.
Ульф только кивнул. Он как будто силился улыбнуться, но так и остался бесстрастным, продолжил глядеть на темное море. Роман сделал несколько шагов в сторону, остановился. Он почувствовал, что был излишне груб.
– У вас все хорошо? – спросил он негромко, стоя вполоборота к Ульфу, который теперь наконец взглянул на него слегка растерянно.
– Почему вы спросили?
– Пытаюсь учиться наблюдательности.
– И у вас начинает получаться.
– Так… что-то случилось?
– Ничего. – Ульф покачал головой и теперь действительно усмехнулся. – Ну, идите. Не забудьте, мое приглашение на кофе все еще в силе.
Роман больше ничего не сказал. Отвернулся и зашагал прочь, спиной чувствуя преследующий его зеленый взгляд, сделавшийся почти черным в темноте.
Он долго петлял по улицам, все удаляясь от моря и всматриваясь в витрины открытых в это время заведений, гадая, куда могла отправиться Теодора. Он снова пробовал дозвониться до нее, но результат был все тем же. Скопление туристических мест осталось позади, и Роман задумался, не стоит ли повернуть назад. Впереди теперь была лишь огромная деревянная церковь, а прямо за ней начиналась лесополоса. Роман хотел повернуть, но вдруг рассмотрел слабый свет: массивная дверь была приоткрыта. Постояв в нерешительности, он пошел вперед, мимо расположившегося по обеим сторонам от дорожки приходского кладбища.
Внутри было пусто и очень тихо. Паникадило не горело, но небольшие светильники, свисающие рядами, рассеивали тьму и порождали свои собственные тени, синевато-лиловые. Роман шел по проходу мимо длинных рядов скамеек, и его шаги по деревянному полу неприятно нарушали тишину, которая, казалось, была неразделима с этим местом. Ему вдруг стало неуютно, так, что он даже замедлился. Если бы со стороны исповедальни не донесся шорох, он бы тут же бросился