– Поехали. Хватит на сегодня культурного просвещения.
Когда черный «Порше» несся по трассе, огибая каменный замок, едва ощутимая морось превратилась в мелкий снег. Он мгновенно таял, оседая крупой на эркерных окнах и на вершинах колонн, обрывающихся прямо в воздухе. На одну, в самый центр, взлетел ворон. Маслянистыми глазами он проводил быстро движущийся автомобиль далеко внизу, пока тот не исчез за изгибом холма, похожим на склоненную к самым коленям голову. Взгляд его упал на нечто белое и продолговатое на каменном полу. Ворон метнулся к площадке, схватил оброненный окурок мощным клювом и улетел, хлопая крыльями и унося первую за утро добычу, а каменные статуи по кругу полуобвалившимися лицами продолжили наблюдать за тишиной, не нарушаемой более никем, кроме самого ветра.
Часть 2Грим
1
К вечеру сильно похолодало. Выпавший два дня назад снег теперь устилал сад грязной, истоптанной, изорванной простыней, и подтаявшие за день участки покрывались ледяной коркой, которая к утру превратит подъездную дорожку и садовые тропинки в опасную полосу препятствий. Сидя в своем кресле с высокой спинкой, Бродд Полссон провел ладонью по слишком рано лысеющей голове и, глядя в окно, ненадолго задумался о том, что сад стал выглядеть запущенным. Он нехотя развернул кресло к присутствующим. Мойра все так же сидела на подлокотнике небольшого дивана, болтая ногой. Полссон отвернулся, не желая смотреть на нее. Было время, когда он сам инициировал встречи с ней, но в такие моменты, как сейчас, когда от нее вовсе не было пользы, не существовало человека, который раздражал бы его сильнее.
– Мне продолжать? – ничего не выражающим тоном спросил третий присутствующий.
Невысокий худой человек сидел в другом кресле, очень прямо, точно адвокатская должность не позволяла ему такую вольность, как откинуться на спинку. Бесцветные глаза смотрели на Бродда Полссона из-под тяжелых бровей и нависших век, а большие руки, перебирающие бумаги, были такими сухими, что, взглянув на них, у Полссона возникло идиотское желание схватить пульверизатор и опрыскивать адвоката до тех пор, пока его стянутая до предела кожа не пойдет складками.
Бродд Полссон подпер рукой щеку и молча кивнул.
– Мы уже говорили об этом, и вы знаете, что лазейку, разумеется, можно найти в любом деле. Не существует такого, где бы их не было вовсе. В конце концов, в этом и заключается наша работа: мы ищем неточности, червоточину, если хотите.
– Вот только Тейт не червь, а чертов придурок! – не выдержал Полссон.
– Все сходится, – хмыкнула со своего подлокотника Мойра. Она что-то перебирала в своей сумочке и продолжила, не глядя на мужчин. – Ты всегда говорил, что он твоя копия.
Бродд Полссон шумно выдохнул. Он напомнил себе, что непременно должен выдержать этот цирк ради самого себя. И ради Тейта, в конце концов. Бедный мальчик запутался, что неудивительно для его возраста. Конечно, если бы Бродд Полссон был волен выбирать, в наследники себе он избрал бы кого-то более… себе подобного. Но Бог и внезапно образовавшаяся непроходимость семенных канатиков выбором его обделили, так что его единственный сын и преемник сложной партийной системы, по кирпичику выстроенной на чистейшей коррупции, сейчас изнывал от тоски в следственном изоляторе.
– Почему я вообще должен во все это вникать? Она выбросилась. Подростки любят поиграть в самоубийство, чтоб их пожалели, заметили. – Полссон закурил, затянулся и, договорив, выпустил через нос струи густого дыма, отчего его лицо, не лишенное строгой привлекательности средних лет, но покрытое небольшими пигментными пятнами чуть крупнее веснушек, стало сильно напоминать морду ощерившегося варана.
– Мы бы могли твердо придерживаться этой версии, – серьезно произнес адвокат, не теряя собранности. – Однако суд не может игнорировать показания свидетелей, один из которых уверяет, что видел Тейта в ночь происшествия. Он входил к Янике Хансен незадолго до того, как все случилось. Другой сосед подтвердил, что слышал, как молодые люди ссорились в квартире потерпевшей.
– И это все? – подала голос Мойра.
Она поднялась с подлокотника, потянулась и села в кресло, вытянув скрещенные ноги. Ее вопрос был таким ленивым, как будто она искренне недоумевала, как и за что могли задержать Тейта на основании такой сущей ерунды. Женщина повела плечом под взглядами мужчин: тяжелым и раздраженным – бывшего мужа, холодным и ничего не выражающим – дорогого адвоката.
– Не совсем, – признался последний. – Поэтому я здесь. Прокурор собирается допросить близкую подругу погибшей девушки. Разумеется, я буду присутствовать, но дело в том, что у этой… – он на секунду сверился с бумагой, после чего четко проговорил имя свидетельницы, – Малин Утзон есть кое-какая информация, отличающая ее от других свидетелей, и потому я посчитал необходимым… – он снова замялся, – так сказать, предложить принять некоторые меры. Девушка пришла в участок с матерью, перепуганная до полусмерти. Та заставила ее признаться, что у них есть что-то, что поможет следствию и докажет, что фрекен Хансен не совершала самоубийства. Малин Утзон была близкой подругой Яники и, думаю, вполне вероятно, что она успела сообщить ей что-то прямо перед тем, как…
– Как мой сын выбросил ее из окна?! – вскричал Бродд Полссон. – Ты это хочешь сказать? Это? Ну, говори, говори! Ты должен быть на нашей стороне, на моей! Понятно?!
Он, кажется, с трудом удержался от того, чтобы картинно ударить кулаком по столу, но по-прежнему ничего не выражающее лицо адвоката так выводило его из себя своим равнодушием, что Полссон весь затрясся, лихорадочно соображая, что теперь делать.
– Давай без театральщины, Бродд, – вставила Мойра из своего угла. Новая информация по делу внезапно заинтересовала ее, но все присутствующие в комнате знали – это не более чем праздное любопытство любительницы дешевых детективов и безвкусного китча. – Герр Экстрём предупредил тебя, чем, вероятно, нарушил какой-то там закон. Так что не будь ослом. Думаете, это свидетельство сыграет против мальчика? – спросила она, взглянув на адвоката так, будто из вежливости поинтересовалась соседским ребенком.
Бродд Полссон решил просто игнорировать бывшую жену. Он тоже смотрел на адвоката Экстрёма, оценивая его. Очень хороший, но далеко не новый костюм был идеально подогнан, ногти чистые и коротко подстриженные, узкое лицо аккуратно выбрито, волосы уложены. Он весь представлял собой выверенную под линейку аккуратность, но все это было таким искусственным, навязчивым, что вызывало не восхищение, а тошноту. Полссон предположил, что это дело было крайне важно для Экстрёма, который не хватал звезд с неба так, как раньше. Несколько скандалов подкосили его репутацию честного служителя закона, но не осанку и уверенность. Полссон отдал ему должное и задумался, как далеко способен зайти этот высохший человек ради сохранения своего места в пищевой цепочке. Интересно, если его ранить, потечет кровь? Или она тоже высохла?
– Я в этом уверен. На данный момент судья уже настроен против Тейта, и, если у девушки обнаружится что-то, хотя бы косвенно доказывающее его вину, есть большой шанс, что дело мы проиграем.
– Ты что, издеваешься? – Бродд Полссон чуть не рассмеялся. Он рассчитывал услышать, что дело почти выиграно. – Когда назначена встреча? Нужно надавить на нее, она будет молчать.
– Вообще-то я не это собирался предложить, – смутился адвокат, и Бродд Полссон заметил хоть какой-то проблеск эмоций на его лице. Герр Экстрём прочистил горло.
– Ну что? Что? – поторопил его Полссон.
– Скажите, герр Полссон, около года назад Тейт посещал частный санаторий в Альпах, не так ли?
– Да. Лыжи и прочая ерунда, – буркнул Полссон и потянулся за третьей сигаретой.
– Лыжный курорт, где еще и лечат от дистимии?[18] Интересное заведение.
Полссон не донес сигарету до рта. Мойра же издала какой-то непонятный звук, нечто среднее между охом и истерическим смешком, но никто из мужчин к ней не повернулся, чтобы понять наверняка. Бродд Полссон не моргая смотрел в белое лицо человека, который его совсем не боялся. Вместе с гневом и шоком от того, что еще один фамильный скелет вывалился из шкафа, он испытал нечто отдаленно похожее на уважение.
– Ну, в общем… Как вы узнали?
– Это уже не имеет значения, потому что если я смог собрать эти сведения, поверьте, прокурор копнет куда глубже. Так Тейт болен?
– Ну… – снова замялся Полссон.
Он не доверял чужим. Он не любил жену и изменял ей с другими женщинами задолго до развода. Он никогда не питал никаких чувств к братьям и сестрам. Но он любил сына. Эта любовь как будто противоречила всей его натуре. И в этот момент, когда бесцветные глаза адвоката пытались заглянуть ему в душу, где, к своему неудивлению, увидели бы лишь дыры, оставшиеся после шредера, Бродд Полссон кое-что понял.
– Я думал… Я не люблю говорить об этом. Тейт… мой единственный сын, и его здоровье…
– Так Тейт болен или нет? – Адвокат прервал горькие отеческие речи.
– Да, – выдохнул Полссон и повторил уже тверже. – Да.
– Почему вы не сообщили мне? – В голосе адвоката явственно послышалось раздражение человека, с которым не считаются как с доверенным лицом.
– Я не думал, что это…
– Это крайне важно, герр Полссон, это меняет все. Если Тейта признают психически нездоровым, то с ним обойдутся куда мягче.
– Это значит, что его в любом случае признают виновным?
– Я здесь не для того, чтобы мы лгали друг другу в лицо. Это вы можете делать с другими подчиненными, но со мной будьте честны, весь этот фарс не имеет смысла. Вы с самого начала знали, что это был Тейт, не так ли?
Бродд Полссон не был глупым человеком. Он молча взглянул на адвоката.
– В ночь убийства он позвонил вашей бывшей жене. – Экстрём обернулся к Мойре, которая больше не улыбалась. От этого лицо ее сделалось острым и неприятным. – Но вы прервали звонок, потому что когда Тейт намекнул на то, что сделал, вы не пожелали быть втянутой в такую историю. Вы тут же отключили телефон. – Адвокат смотрел ей в глаза впервые за все время беседы, а Мойра впервые сидела подобравшись и теперь казалась какой-то резко постаревшей и почти несчастной. – Тогда молодой человек позвонил своему отцу.