стыла. Совсем как тогда. Она вошла внутрь. Замерла посреди загнившего от времени и пустоты нутра здания. Здесь все осталось таким же. Ничего не тронули, не перенесли в новую церковь, построенную уже в городке. Даже позолоченный алтарь остался стоять нелепым памятником древности и ушедшим векам. Он высился посреди сгнившего дерева и полуобвалившегося купола, будто бы гордился своей святой неприкасаемостью, торжествовал над разрушением и скверной. Теодора долго смотрела, как алтарь отражает направленный на него луч фонаря и бросает его к потемневшим от сырости стенам. На них смотреть было просто. Только бы не поднимать взгляд наверх, на балюстрады, не опускать вниз, под ноги. Она поддалась. Посветила вниз.
Этого не могло быть, но… на том самом месте, кажется, бурое пятно навечно въелось в непрочные доски. Теодора отскочила, почувствовав, как к горлу подступает ком. Зажав рот рукой, она бросилась вон, и свет фонарика заметался по стенам и полу застигнутым врасплох грабителем.
Теодора твердила про себя, что это была она, но слышала не собственные разрушительные мысли, а его крик. Уже давно он не оглушал ее так мощно, невыносимо. В слезах она забралась в машину и заперлась, точно преследуемая чудовищем. Прежде чем завести мотор, Теодора еще долго обхватывала себя руками. Как будто так спасет себя от этого крика, от чудовища.
Она ехала, не разбирая указателей. Просто неслась вперед, наблюдая, как крепчают порывы ветра и бросают теперь уже крупные снежные хлопья в лобовое стекло. Она ехала, чтобы не думать, не вспоминать. Темную равнину лишь иногда подсвечивали окна домов, стоящих особняком от соседей. У одного, с колоннами у входа и большим садом, очерченным соснами, резвились собаки. Крупные, лохматые, они носились друг за другом в сиреневом свете фонарей. Одна все время тянула другую за хвост, не позволяя увильнуть от дружеской потасовки. При взгляде на них Теодору пронзила крупная дрожь. Та, что тянула за хвост другую, слишком сильно походила на волка. Теодора задержала взгляд на собаках чуть дольше, чем следовало, и потому не заметила, как с подъездной дорожки соседнего дома выворачивает автомобиль. От резкого торможения ее швырнуло на руль, послышался глухой, несильный удар.
Выругавшись про себя, Теодора зажмурилась, а когда распахнула глаза, сквозь мелькающие дворники и снег увидела высокую женщину в меховом манто до самых пят. Она гневно махала рукой, и Теодора, съежившись, выбралась из автомобиля.
– Вы совсем ополоумели?! – воскликнула дама, накидывая на голову платок и сверкая глазами в сторону Теодоры. – Пустая дорога, а вы умудрились устроить аварию, и где? У моего дома! Вы вконец совесть потеряли, милочка!
Несмотря на внушительный возраст, незнакомка выглядела крепкой, а такой осанке могли бы позавидовать многие молодые девушки. Ясные голубые глаза гневно сверкали на лице, неоднократно тронутом хирургическим скальпелем, но возраст упрямо выдавала шея, слегка обвисшая и морщинистая, которую прятали в платок, как уродца, которого не должны были видеть посторонние для собственного же блага, да еще руки, такие же сухие и пожившие добрые шесть, а то и семь десятков наверняка интересных, не лишенных удовольствий лет.
– Ради бога, простите! Снег пошел сильнее и… – Теодора поняла, что любые оправдания будут выглядеть нелепо. – Мне очень жаль. Я признаю свою вину и готова оплатить ремонт. Давайте взглянем на вашу машину?
Ровный тон только сильнее вывел пострадавшую из себя. Женщина взглянула так, что не будь у Теодоры за плечами многолетней практики и сотни проблемных пациентов, она, возможно, стушевалась бы.
– Нет, – отрезала дама с впалыми щеками и острым носом, наделенная, однако, какой-то хрупкой привлекательностью. – Мы будем ждать полицию. Они и взглянут.
– Возможно, в этом нет необходимости. Если повреждений нет, мы зря простоим на холоде.
– Как же нет! Если ты думаешь, что напала на наивную…
– Что тут происходит, мама?
Внезапно раздавшийся со стороны дома голос заставил обеих женщин синхронно обернуться и почти одинаково прищуриться. К ним приближался высокий человек в наброшенном на плечи пальто. Из-за снега и набежавшей на глаза влаги Теодора смогла рассмотреть его лицо, только когда он приблизился к автомобилю.
– Теодора? – В замешательстве Роман уставился на нее, на мгновение потеряв мысль. – Что случилось? Мама?.. Откуда ты здесь? – снова спросил он, оборачиваясь к коллеге.
– Так ты знаешь эту девицу? – воскликнула дама так, будто это нанесло ей личное оскорбление.
– Теодора моя напарница, мы вместе работаем уже много лет.
– Ах, ясно! Твоя напарница влетела в меня на пустой дороге. Хорошо, что я вовремя ее заметила!
– Я приношу искренние извинения, – сказала ошеломленная и дрожащая от холода и напряжения Теодора. – Давайте посмотрим, есть ли повреждения и…
– Эта пигалица намеренно не желает вызывать полицию, как тебе это нравится? – снова вскинулась женщина, но продолжить свою возмущенную тираду не успела – так и осталась стоять с набранным в грудь воздухом и приоткрытым ртом.
– Что ты себе позволяешь, мама? Она извинилась, одного раза было более чем достаточно, зная твою манеру вождения, а я услышал уже два. Теодора права, если повреждений нет, незачем тратить время. – Сделав паузу, Роман махнул головой, отгоняя какую-то мысль. – Даже если они там есть, езжай домой. Пусть твой механик пришлет мне чек.
– Как же твоя страсть к правосудию? – хмыкнула мать. – Я не стану уступать какой-то лихачке, не отличающей газ от тормоза!
– Довольно, – ледяным тоном осадил ее Роман. Он не повышал голоса, но если бы крикнул, это звучало бы менее угрожающе, чем то, что вырвалось из его горла теперь. – Тебе пора, мама.
– Выгоняешь меня? – ощетинилась она, кутаясь в манто.
– Если тебе угодно так думать, то да, выгоняю.
Теодора подумала, что не будь ее здесь, на лице этой женщины не отразилось бы такого яростного возмущения. Но того, что ее, эталон элегантности и холодного правосудия, так резко осадили в присутствии обидчицы, она стерпеть не могла. Негодование и неприкрытое презрение глянули на Теодору синими глазами уязвленной в своем былом величии женщины. Величии, которое, по всей вероятности, не ставил под сомнение ни один представитель мужского пола, кроме ее собственного сына. Если до сих пор Теодора не была уверена в том, как выглядит уничтожающий вдребезги взгляд, то теперь смогла ощутить его на себе в полной мере. Мать Романа больше не проронила ни слова. Вздернув подбородок, она отвернулась, села в машину и резко вдавила педаль газа, но Теодора успела заметить целый, не подпорченный ни единой царапиной перламутровый бампер.
– Ты что здесь делаешь?
Теодора вскинула голову, глядя на то, как намокли, потемнели и прилипли ко лбу его волосы.
– Ты поверишь, если скажу, что оказалась здесь совершенно случайно?
– Случайно заехала в глушь, чтобы подбить машину моей драгоценной мамочки? Ты лучшая из известных мне людей, Теодора Холл.
Он слабо улыбнулся, и ее оцепенение начало спадать.
– Ты совсем продрогла. Входи.
– О нет, я лучше поеду!
– Чушь, тебе нужно обсохнуть. Идем.
Не дождавшись ее ответа, Роман двинулся в сторону дома крупным шагом. Она не хотела следовать за его широкой спиной в коттедж, подсвеченный низкими фонарями, свет которых в снежном мареве казался жидким янтарем. Успокаивающим и желанно теплым. Не хотела оставаться с ним сейчас. Но, блокируя дверь своей машины и делая несколько шагов по подъездной дорожке, подумала, что, возможно, это именно то, что ей необходимо.
Внутри дом оказался очень уютным. Теодора с удовольствием вдохнула теплый воздух, пахнущий морилкой для дерева и согретыми огнем дровами. Замерзший нос грозил вот-вот потечь. Роман скинул пальто и отвел от лица прилипшие волосы. У себя в гостиной он выглядел еще выше. Проводив девушку в просторную комнату с камином и роялем у окна, он принес мягкую шерстяную кофту, в которую Теодора тут же закуталась, удержав себя от того, чтобы вдохнуть ее запах – хозяина и этого дома. Она отчетливо почувствовала его впервые, хотя много раз засиживалась с Романом в кабинете или архиве, склонившись над бесчисленными записями и графиками. Перец, ветивер, кожа, табак и какая-то едва уловимая сладость.
– Грейся. Я сварю грог. Кажется, тебе он даже нужнее, чем мне.
Хмыкнув и не задерживаясь, чтобы не услышать очередной упрямый отказ, Роман скрылся в кухне. Он успел заметить, что глаза у Теодоры слишком красные даже для такой погоды.
Он методично помешивал напиток и разливал его по чашкам, оставаясь внешне невозмутимым. Почему она здесь? Почему сегодня? Роман не мог понять, хочется ли ему ее присутствия. Разумеется, выставить девушку он не мог. Она плакала, это очевидно. Всегда собранная, аккуратная и внешне готовая к бою, Теодора была не похожа сама на себя. Роман надеялся, что сегодня она откроется ему с новой стороны, той, которую тщательно скрывала. Наконец он, возможно, увидит то, что настойчиво скрывала от него безлунная ночь. Это сравнение заставило его нервно усмехнуться.
Вернувшись в комнату с двумя полными чашками, Роман нашел Теодору сидящей на полу у камина, листающей потертую книгу древних мифов. Он замер на пороге, внимательно глядя на нее, неожиданно хрупкую и ранимую, и отметил, что ей, на удивление, его кофта идет куда больше. Роман наблюдал, пока Теодора не подняла голову и не заметила его, растерянно улыбнувшись.
– Лучше? – Он пододвинул невысокий столик и тоже опустился на ковер.
– Намного. Спасибо… За все это, – сказала она, поднимая чашку.
– Ерунда. – Роман отпил и взглянул на нее поверх прозрачного края, бросающего бордовые отблески на лицо. – Расскажешь, что с тобой стряслось?
– В общем-то ничего особенного. – Такое начало его разочаровало, но он промолчал. – У меня была сложная пациентка. И я вышла из себя. Села в машину и ехала, пока случайно не оказалась здесь и…
– И не врезалась в мою мать.