– Я чувствую себя дрянью.
– Перестань. Вини меня! – Он обнял ее крепче.
– Я не могу.
– Но тебе есть за что.
– Роман… – Теодора не видела его лица. Она коснулась губами ключицы и спросила: – Есть что-то еще, что я должна знать, не так ли?
– Я люблю тебя.
Она вздохнула и окончательно сложила оружие, но Роман, обнимая Теодору обеими руками, сам прижимался затылком прямо к дулу.
11
Встреча Ульфа с Броддом Полссоном была назначена на пятнадцать тридцать в ресторане «Саванна». Ульф позволил себе прийти в пятнадцать тридцать две, но это все равно было на десять минут раньше, чем явился сам Полссон.
Ульф сидел лицом ко входу и в задумчивости водил пальцем по стакану с водой, когда в ресторан вошел крупный человек в костюме в сопровождении охранника, который остался стоять у двери. Полссон пробежал глазами по залу, но долго искать ему не пришлось. В это время Ульф был единственным посетителем, который сидел в одиночестве. Кроме него у дальней стены обедала пожилая пара итальянцев, которая непрерывно о чем-то спорила вполголоса. Полссон подошел и протянул грубую ладонь. Гладковыбритый подбородок придавал его суровому лицу какой-то голый вид. Небольшие глаза смотрели пытливо, но без всякого интереса.
– Очень рад, герр Полссон! Польщен, наслышан!
Ульф поднялся, горячо пожал руку и уселся на место, однако ни его очаровательная, хоть и фарисейская, улыбка, ни открытый взгляд, ни крепкое рукопожатие не вызвали у Полссона ровно никаких эмоций.
– Вы очень настаивали на встрече.
– Очевидно!
– Кто вы такой?
– Ульф Химмельск. В данный момент собираю материал для исследовательской статьи о людях, пострадавших в результате психологических нарушений. О таких, которые совершили нечто противозаконное под влиянием факторов, от них не зависящих. Иными словами, несправедливо осужденных, тогда как все, что им действительно необходимо, – это помощь и наше сострадание.
– Репортер.
– Вроде того.
– У вас десять минут.
Полссон грубовато махнул официанту и пробасил, чтобы ему принесли тоника со льдом. Потом озадаченно взглянул на Ульфа, недоумевая, почему тот молчит, а не выжимает все из щедро предложенных ему десяти минут.
– Ваш сын Тейт сейчас по-прежнему находится под стражей.
– Ну?
– Бедный мальчик как раз тот, чью историю я обязан рассказать миру. Держать его под замком! Подумайте, какая низость!
Любой, кто не знал Ульфа, ни на секунду не усомнился бы в его искреннем негодовании. Полссон слегка прищурился, изучая симпатичного молодого человека, чья броская внешность совсем не вязалась с названной профессией. Тем не менее такой простодушный писака, который наверняка пользовался особой популярностью как раз благодаря внешним данным и подвешенному языку, был бы очень на руку Полссону сейчас, когда он почти зашел в тупик.
– Это просто чудовищная, вопиющая подлость! Мой мальчик болен, врач это подтвердил. Это видят все, это видите вы. Все, кроме его психотерапевта, которого назначил суд.
– О, я что-то такое слышал, но, боюсь, эту информацию не разглашают до конца следствия. Вам известно, кто его психотерапевт?
– Известно? Эта сукина дочь Холл, или как ее там!
Полссон выходил из себя по щелчку пальцев. Ульф почувствовал скуку.
– Теодора Холл? – с искренним потрясением воскликнул он и тут же понизил голос. – Я… конечно, не сомневаюсь в вас, но… Вы уверены, герр Полссон?
– А в чем дело? Знаешь ее? – От накатившей злости он позабыл о формальностях.
– Да, мы встречались, – протянул Ульф и покачал головой. – Моя яростная противница! Ну, теперь мне все ясно. О, бедный мальчик! Надо же…
– Что?! – гаркнул Полссон и залпом влил в себя тоник так быстро, что официант даже не успел отойти. К счастью, спрашивать ему не пришлось: Полссон сам махнул, требуя добавки.
– Видите ли, герр Полссон, не то чтобы я мог распространяться… Разумеется, только потому, что все строго конфиденциально. Но, видите ли, Теодора Холл – это акула в океане психотерапевтов. Она метит на крупное повышение, поэтому сделает все, что от нее потребует суд… Я полагаю…
Полссону пришла идея, как он полагал, недурная, так что он слегка поостыл. Пока он тупо смотрел в стол, Ульф пытливо изучал его, считывал мельчайшее дрожание мускул широкого лица. Полссон сказал:
– Раз уж вы все про всех знаете… Кто такой Стиг Баглер? Они с этой Холл, кажется, как-то связаны.
– Были, да, – медленно кивнул Ульф, хорошо понимая, куда клонит Полссон. Однако это шло вразрез с его планами. – Но все в прошлом. Что-то там такое произошло. Разругались вдрызг! Могу вам сказать только, опять же потому, что все совершенно конфиденциально, – Ульф даже прикрыл рот ладонью, – что она подала заявление об уходе. Это дело – последнее под руководством Баглера.
– Вот как, – протянул Полссон и снова уставился куда-то мимо.
Он вообще мало смотрел на Ульфа, поглощенный своими мыслями. А того это только радовало, если что-то вообще могло хоть сколько-нибудь радовать его сейчас.
– Да уж, не думал я, что дело так сложится, – растерянно проговорил Ульф. Он показался Полссону каким-то напуганным. – Вам бы с моим братом пообщаться. Он, наверно, дал бы дельный совет! Я-то против Теодоры Холл не боец, нет… Против нее вообще никто не идет. Знают, что бесполезно. Ох, ходил тут как-то слух, что ее… кхм… Ну, это слишком.
– Что же? – Полссон наконец начал смотреть в лицо собеседнику, как будто только теперь понял, что разговаривает с живым человеком.
– Ну, неловко говорить, не уверен, что это правда вообще…
– Этот разговор между нами, парень. Мне показалось, мы сразу это установили.
– Да-да, конечно-конечно! Я не уверен на сто процентов, но, знаете, ходил как-то слух, что фрекен Холл с прокурором вознамерились упечь за решетку одного предпринимателя. Они все обставили так, будто тот был невменяем и под действием каких-то веществ, из-за этого бедняга потерял и бизнес, и детей, короче, все враз. Но суть-то в том, что фрекен Холл тогда какие только угрозы не поступали! Человек-то был влиятельный. Но она, представляете, сумела это все против него же обернуть! Ничего не боится, с ума сойти, да?
– Да уж, – пробормотал Полссон и потер ладонью свой гладкий толстый подбородок. – М-да… Трепач ты знатный…
– Что? Что вы говорите, герр Полссон? – чуть громче переспросил Ульф, хотя и так все прекрасно слышал. Его слова произвели на Полссона как раз то впечатление, которое было нужно.
Будущий министр почесал затылок. Он снова оказался наедине со своими мыслями.
– А что там брат? Чем он хорош?
– Мой братец? О, он всегда такие ситуации распутывает лучше меня! Хотя мы не общаемся. Моя семья вообще не особо-то любит о нем распространяться… – Ульф сильно понизил голос и нагнулся к Полссону через стол. – Его деятельность… она не совсем… э-э… как бы это… понимаете?.. ну… законна? Слишком он вспыльчив, стервец, все кулаками машет, пока не доиграется. Уж сколько говорил ему, эх! Пугает он меня иногда до колик… О последствиях не думает, а мне потом его выгораживать. Когда в Австралию сбежал, поговаривали даже, это он ту журналистку при…
– Думаю, мы закончили.
Ульф резко замолчал и выпрямился на стуле. Бесцветные глаза Полссона блуждали по пустому залу, но слушал он очень внимательно и ловил каждое слово. Ульф бросил взгляд на стакан Полссона, наполненный сероватым льдом. Он не мог пьянеть так, как это делают люди, но больше всего ему хотелось теперь напиться до беспамятства. Вот Бродд Полссон мог себе это позволить, потому что умел пьянеть до такого состояния, что не смог бы отличить большой палец от безымянного и пол от потолка. Ульф скривился про себя, подумав о том, как повезло этому сукиному сыну быть человеком. Паршивым, но человеком.
Лучше бы вместе с неспособностью хмелеть и лгать у него отняли еще и возможность сочинять. И любить.
Ульф взглянул на Полссона добродушно, слегка удивленно, как будто его только что разбудили.
– О! Как быстро… Герр Полссон, хоть вы преподнесли мне очень печальную новость, я все-таки постараюсь пробиться к Тейту. Я хотел лишь заручиться вашим согласием и поддержкой.
– Напиши правду о моем мальчике, ага? Как, говоришь, тебя зовут?
Ульф повторил. Полссон встал, немного помедлив. Ульф не двигался.
– Я договорюсь, чтобы тебе выписали премию, как выйдет статья. Он не сядет за решетку. Не сядет.
– Искренне надеюсь на это! Держитесь, герр Полссон! Знаете, вы замечательный отец.
Полссон ничего не ответил на лесть, хоть она и подсластила его и без того приторные мысли. Он нашел решение. Он собой гордился.
Ульф смотрел, как за Броддом Полссоном закрылась дверь и как охранник провожал его к машине. Подозвав официанта, Ульф спросил:
– Что у вас самое крепкое?
– Аквавит[27], – без запинки ответил официант в темно-синем фартуке. В кармане рубашки синел такого же цвета платок. На вид ему было лет двадцать.
– Отлично. Принеси еще воды. Потом счет.
12
Роман шел через подлесок. До дома Ульфа было не так уж далеко. Свежий воздух охлаждал мысли, и это было кстати. Роман расстегнул куртку, оттянул воротник джемпера, пуская ветер гулять по телу.
Входная дверь оказалась не заперта, как и в прошлый раз. Все же интуиция не обманула Романа, когда шепнула, что Ульфа нет внутри. Дом был безжизненно тих, зато из задней части двора послышался какой-то шорох. Ворота гаража были подняты. Роман приблизился и смог разглядеть правый бок и носок ботинка хозяина за распахнутой водительской дверью. Роман остановился: их владелец что-то искал под передним сиденьем.
– Не топчись там, это невежливо!
В следующую секунду растрепанная шевелюра Ульфа выглянула из-за машины.
– Как ты узнал, что я здесь?
– Это было нетрудно.
– Это не ответ.
Роман скрестил руки на груди. Он всегда особенно гордился своей почти сверхъестественной способностью подкрадываться бесшумно. Его шагов не было слышно, как будто он был диким зверем. Ульф сверкнул глазами, улыбнулся.