Она подошла к надгробию и тихо поздоровалась, глядя на аккуратные серые буквы, потом коснулась камня ладонью и постояла так с минуту. Камень впитал солнце, его той весной было много, и теперь отдавал тепло ее пальцам. Теодора поставила морозники в вазу, разложив аккуратным букетом, хотела подняться, но задумалась и встала на колени напротив камня. Это был первый год, когда она пришла позже годовщины смерти. Она с удивлением отметила, что не сердится на себя. Ее обуяло какое-то тоскливое, грустное спокойствие. Все наконец было так, как нужно: расставлено по своим местам, как фигуры на шахматной доске после завершения невозможно долгой партии перед началом новой. В этот раз она собиралась играть белыми.
– Представляешь, у меня теперь собака. О, он бы тебе понравился! Ризеншнауцер. Мы… – она осеклась, но потом продолжила, – забрали его из приюта.
Теодора улыбнулась. Каждый раз, направляясь сюда, она была уверена, что не услышит его голос, но он приходил каждый раз. Она слышала его так же отчетливо, как пять лет назад, и каждый раз на ее лице, которому придавали незабываемое, поразительно прекрасное выражение спокойные глубокие глаза, мелькала улыбка, очень искренняя и грустная. Он по-прежнему с ней говорил, а она говорила с ним.
– Быть студенткой в тридцать восемь оказалось не так неловко, как я предполагала. По крайней мере никто не пытается затащить тебя на нелепую нелегальную вечеринку, потому что все уверены, что именно ты первая же настучишь, закрывшись в туалете. – Она хмыкнула. Потом снова пробежала глазами буквы, задержав взгляд на заглавных Р и А, впивающихся в камень скошенными заостренными углами. – Я чувствую, что наконец оказалась на своем месте. Представляешь, меня окружает лишь искусство, и ни одного токсичного человека поблизости! Новый дом, собака… – Она снова осеклась. – Прости меня, – проговорила она едва слышно и тут же услышала, как он отчитывает ее за это «прости». Улыбнулась, и скатившаяся слеза попала в ловушку в уголке губ.
– Я так сильно по тебе скучаю! Даже теперь представляю, как мы сидели бы за столом в кухне и спорили об импрессионистах, нелепых выпусках новостей и выборе кинолога. Но моя боль уже разрешает мне жить, и меня это радует. Знаю, что ты хотел бы этого. Хотел бы, чтобы это произошло уже давно. Что ж, по крайней мере, время пришло, позже, чем хотелось бы тебе, но раньше, чем предполагала я. Я думала, что никогда…
Теодора погладила траву у подножия плиты, точно она была волосами склоненной к земле головы.
– Он заботится обо мне. И понимает, потому что тоже терял. Это все, чего я бы, наверно, хотела для будущей себя. И все это у нее будет, как уже было когда-то.
Она подняла голову. Налетевший ветер прогнал облака, и стоящий против солнца камень засветился.
– Я больше не бегу и не ищу, потому что все здесь. – Она прижала ладонь к груди. Сердце на мгновение сбилось. – Это – твои дары. Это смысл. Истина, разум и любовь. Все здесь и все это – твое, а значит, и мое.
Она сидела не шевелясь, пока колени не начали пульсировать от боли. Теодора поднялась, оправила пальто и снова коснулась камня, теперь уже обеими руками. Она говорила ему о своей любви – вслух, мысленно, тактильно, как умеют только те, чья любовь прошла испытание разумом, верой и сердцем и навечно осталась в теле, слившись с кровью, став ее компонентом, въевшись в кости, вплетясь в сосуды под черепной коробкой. Эта любовь была и осталась верой, которую она никогда не сможет предать.
Теодора пришла пешком. Так же шла она и обратно, ей хотелось дышать. Платановой аллее не было конца. Она врезалась прямо в небо. Теодора скоро свернула и пошла вдоль небольших частных домов, таких тихих, что было едва заметно, как они сонно дышат в ожидании вечерней суеты. Впереди показался супермаркет и вместительная парковка перед ним. Теодора остановилась посреди тротуара, чтобы проверить полученное сообщение, и вдруг резко вскинула голову, напряглась.
С парковки за ней наблюдали. Это была рыжеволосая женщина среднего роста. Теодора убрала телефон и снова оглянулась. Женщина смотрела на нее. Потом, словно в подтверждение, вскинула руку и помахала. Теодора присмотрелась внимательнее. Она казалась знакомой, но… Теодора зашагала через дорогу к парковке, все быстрее, а когда остановилась, протянула руку и искренне пожала маленькую ладонь Авроры Розендаль.
– Не думала, что мы с вами еще увидимся, но надеялась на это.
Аврора не изменилась. Все та же уверенная улыбка на пухлых розовых губах, идеальный неброский макияж, безупречный костюм, прекрасная осанка. Теодора восхищенно смотрела на ту же скромную, полную достоинства королеву, выковавшую свою корону в одиночку, но как же ярко она сияла! Она вскинула брови, услышав слова Авроры.
– Почему же?
– О, я теперь редко здесь бываю! Скоро насовсем перееду во Францию.
– Может быть, пройдемся? Мне бы очень хотелось с вами поговорить, – немного робко предложила Теодора.
– С удовольствием! Погода балует.
Они направились вдоль аллеи, по одну сторону которой в глубине стояли одноэтажные аккуратные дома, наполовину скрытые деревьями и разбитыми садами, а по другую теснились частные магазины, лавки и крошечные уютные студии художников, фотографов и мастеров небольших производств. Аврора с интересом рассматривала спутницу, но ненавязчиво, очень аккуратно. Теодора же была очарована, как и в прошлую встречу, только теперь порадовалась тому, что выглядит куда лучше. Она вдруг подумала, что, когда встретила Аврору в прошлый раз, ее жизнь тоже стояла на перекрестке, ровно как и теперь.
– Расскажите, почему вдруг Франция?
– Ну вот, сейчас придется хвалить себя, – хитро улыбнулась Аврора, блеснув красивыми зубами. – Я с головой ушла в дизайн и модную индустрию. Собственные модели создавать интересно, но мне захотелось масштаба, так что я развиваю бренд и планирую создать модный дом, но, разумеется, не здесь. Париж идеален для этого.
– Я уже говорила, что вы удивительная женщина?
Они рассмеялись. Обе чувствовали себя так, будто когда-то давно были закадычными подругами. Теодора же, у которой никогда не было настоящей подруги, млела от общения с женщиной такого уровня.
– Далеко вы идете?
– Возвращаюсь в город.
– Гуляли?
– Навещала могилу.
Аврора ахнула, поразившись своему, как ей казалось, невежеству.
– А ведь я читала о вас тогда… Это было чудовищно. Меня не было в городе, а потом, наверно, следовало навестить вас, но я подумала, что напоминание только разбередит свежую рану. Тот мужчина, Роман… – Аврора не высказала вопрос до конца, потому что Теодора кивнула, и так все подтвердив. – Немало времени прошло, но примите мои глубокие соболезнования. Я не смею говорить, что знаю или понимаю, но догадываюсь, как сильно вы его любили.
Теодора непонимающе взглянула на нее.
– Баглер, – пояснила Аврора, а Теодора отметила, что раньше она всегда называла его Стигом и никак иначе. Такая перемена порадовала ее. Вера Авроры во многом очень похожа на ее собственную, только ее идол остался глух к словам любви, молитвам и даже к жертвоприношениям. – Виделась с ним пару раз в те дни. Он как одержимый пытался притянуть за уши вину Романа. Ревновал как безумец! Кто бы мог подумать, что все сложится так.
Теодора не ожидала, что разговор примет такой оборот. Ей было неловко, но говорить об этом теперь она могла. Аврора наблюдала за ее реакцией, чтобы пресечь эту тему сразу же при необходимости.
– Удивительно, все эти годы он преследовал не тех, а настоящего убийцу даже никто не подозревал.
– Что с ним теперь?
– Сидит. Как и Полссон. Он отдавал команды, а тот… просто наемник.
– Немыслимо, – выдохнула Аврора. – Помню, как поддерживала его в предвыборной кампании. Какое скотство!
– Миллионы людей ему верили. Но, думаю, это хороший урок всем нам.
Аврора вздохнула и грустно улыбнулась уголками губ. Она взяла Теодору под руку, слегка сжав ее локоть. Они неторопливо шли бок о бок, постукивая каблуками по асфальту и глядя, как их тени играют в чехарду с силуэтами деревьев на земле. Теодора поднесла к лицу запястье с часами: у нее по-прежнему была уйма времени.
– О, – проговорила Аврора, взглянув на ее тонкие пальцы. Золотое обручальное кольцо смотрелось на ее руке очень уместно и по-особенному изящно. – Мои поздравления! Что же раньше не сказала?
– Спасибо! Свадьба только через шесть месяцев.
– Удивительно, как он согласился ждать так долго, – задумчиво произнесла Аврора. Теодора нахмурилась, но тут же поняла, прежде чем Аврора неловко начала объясняться. – Мы теперь совсем не общаемся, так что я совсем не в курсе его дел, но вы…
– Нет, нет, нет! – Теодора даже рассмеялась. – Это не Баглер.
– Не Баглер? – Аврора искренне удивилась и слегка покраснела.
– Его зовут Финеас. Он бывший полицейский. Это он нашел меня, когда все случилось. Разумеется, тогда и речи быть не могло о каких-то отношениях, но за время расследования мы очень сдружились, – она заговорила быстрее от смущения и не без удовлетворения заметила, как спадает возникшее вдруг напряжение. – Его жена и дочь погибли в результате вооруженного ограбления, так что мы вроде как лечили нашу боль долгой дружбой, которая тогда была нужнее и правильнее любых отношений и связей. Потом какое-то время не виделись. Я много путешествовала по Европе, России, Америке, даже недолго побыла в Японии. Вернувшись домой, встретились с ним совершенно случайно. – Теодора улыбнулась воспоминаниям и тому, как ловко все складывалось в целостную картинку. – Я попала в аварию рядом с приютом для животных. Какой-то человек хотел отдать свою собаку, а она поняла это и бросилась бежать. Сотрудник приюта рванул за ней и выскочил на дорогу на красный. На вызов приехал Финеас, и это здорово его разозлило, потому что у него были дела поважнее, но он как раз дежурил на соседнем перекрестке. Вел слежку. Вышел из машины такой свирепый, что бедный работник приюта начал заикаться от страха! А потом увидел меня. С того дня мы стали видеться почти ежедневно. Знаешь, все было настолько спокойно, своевременно и правильно и для него, и для меня, что поначалу было даже страшно, вдруг в любой момент все полетит к чертям. Но нет, конечно, нет! Я поступила на факультет искусствоведения, он ушел из полиции – ненавидел эту работу так же, как я свою. Купили дом, завели собаку, собираемся пожениться. – Теодора ненадолго замолчала. – Разве это нормально, что все настолько нормально?