Взлетающий Орел бросился вперед.
Виргилий Джонс медленно, с трудом пришел в себя.
— Не о чем беспокоиться, — прошептал он. — Это даже схваткой не назовешь. Безнадежно. Вошь, пытающаяся изнасиловать слона. Я не смог Упорядочить его, не смог изгнать отсюда. И никому из людей это не удастся, по крайней мере в ближайший миллион лет. Это его игра.
— Но где же он? — спросил потрясенный Взлетающий Орел, оглядываясь по сторонам.
— Кто знает, — ответил Виргилий. — Да это и не важно. Он нас больше не тронет. Первый раунд, как бы там ни было, остался за нами. Кто избавит меня от этого надоедливого горфа? — крикнул он, и эта попытка шутить вызвала жалость у Взлетающего Орла.
Что-то случилось с лицом Виргилия Джонса. Последнее поражение не только обессилило его, но и лишило чего-то гораздо большего. Этот Виргилий Джонс вновь стал похож на того человечка, с которым Взлетающий Орел познакомился в прибрежной хижине: такой же неуклюжий, нерешительный и косноязычный. Отважный покоритель Внутренних Измерений исчез, опять скрылся под маской вечного неудачника.
— Виргилий, — вымолвил Взлетающий Орел. — Виргилий. Спасибо вам.
Виргилий Джонс всхлипнул.
И снова потерял сознание.
Пациент и заботливая сиделка поменялись ролями.
Глава 27
Так-то. Когда-то был. Раньше. Гроза титек и филейных частей. Да, я. Они сами шли ко мне. И ублажить их труда мне не составляло. Они приходили ко мне, и я ублажал их. Без труда. Кто-то любил нежности, а кто-то ценил крепкую руку, просил посильнее. Но так или эдак, а главным оставалось внимание, ведь внимание они ценят больше всего — от этого и кончают. Поднимаемся на вершину блаженства. Мягко, осторожно и медленно, на самую вершину. Груди похожи на пару горных пиков-близнецов, сами просятся в руки, вершины их подаются под моими руками. Все мое. Эх, благодать. А что теперь? Сколько я уже не использовал его? Полная атрофия. Похотливый козел, вот ты кто. А раньше, бывало, удержу не знал! Ах, Виргилий, позволь мне подержаться за них! Мнет и тискает, мнет и тискает, а сама вверх-вниз, вверх-вниз. Пожалуйста… пожалуйста, умоляли они, и я ласкал их пару упругих вулканчиков. Большой я был охотник. Что, девица? Меня тоже звать Девственник. Какие могут быть секреты друг от друга у товарищей по несчастью? И как-то раз это сработало. Да. Когда-то мог. Птички. Сначала ворковала, точно черепаховая голубка, мне в ушко, поклевывала мочку, а потом, когда дошло до дела, заквакала, что твоя водяная черепаха. Так-то. Когда-то мог. Раньше бывало. Ах, птицелов, не нужна ли вам такая птичка, как я? Орнитология ничто против секса. Самое подходящее место для перьев — в перине, в подушках, на них так мягко и приятно резвиться. Все о чем я только мог мечтать и о чем не мечтал никогда, обними меня покрепче, пожалуйста, обними! Да. Так-то. Когда-то мог. Раньше бывало. Что только не перепробовал, и так и сяк, и тут и там, даже женитьба не поубавила прыти. Вот чудно-то. Ради удовольствия готов был махнуть рукой на приличия. Удовлетворение похоти растянулось на миллион постелей, разных миров, разных способов сношения, да здравствует разнообразие, виват! я там, где легко можно добыть пилюлек-люлек, где спиралька, туда и мой малыш, и они боготворили меня. Легко. Все в моих руках. Да. Так-то. Когда-то мог. Раньше бывало. С Лив.
Выпей, мой Виргилий. Это вода из ручья.
Съешь, мой Виргилий. Это ягоды с дерева.
Теперь отдохни, мой Виргилий. Помолчи и поспи.
Отдыхай и поправляйся.
Конечно, это моя вина. Моя ошибка. Mea maxima. Извини, говорил я. Прости, вздымал я руки. Забудем обо всем, молча стоял я. Прости меня. Я на коленях. Прости меня, Лив. Я виноват. Хочешь стихами. Или буду молчать. Лииив. Дай мне облегчение. Живи для меня, давай забудем обо всем и будем мужем и женой. Ох, гроза ее титек и филейных частей. Восхитительные и белые. Я попытался взобраться на них и сорвался. Сильные не дают спуску слабым. Так-то. Ничего не осталось. Вдвоем мы могли затмить своим блеском любую звезду, сияли все ярче и ярче, мой мотылек летел к ее свечке, я попытался взобраться — и упал. Теплые не знают жалости к холоднокровным. Жаба, говорила она, и я квакал для нее. Иди, говорила она, и я шел. Грозил титькам и филейным частям. Да, я. Так-то. Когда-то мог. Раньше бывало. Дочь Взрастающего Сына, я думал, ты любишь меня. В доме терпимости и наслаждений я платил нежностью. Ты так нежен, говорила она, так добр, и мне казалось, что она любит меня. Любовь безграничная поглотила мою любовь, переварила и выплюнула. Желудочный сок ее любви оставил ожоги на моей душе. Прости меня, Лив. Из дома восходящего солнца да прямо в черную дыру, в черно-дырявый дом, ты взошла и закатилась. Горечь оказалась лучше твоей гордости, прости. Она ласково ерошила мои волосы, а однажды вырвала клок прямо с корнями. Темная женщина с чистой светлой кожей, со светлыми волосами и светлыми глазами, такими темными и в то же время светлыми, светлыми. В ней огонь, сжигающий мужчин, но и лед, чтобы излечить их. Я не был мужчиной. Только не для нее. Лив, ледяной пик совершенства, как ты столкнула меня вниз, прости, что я… мea… maxima… эх, жизнь. Да, мог. Так-то. Когда-то мог. Раньше бывало. Сильные не прощают. Им не хватает для этого слабости.
Глава 28
— Лив, жена моя, — повторял Виргилий Джонс.
Он сидел на краю поляны, прислоненный спиной к дереву.
— Тебе был нужен другой мужчина. Сильный.
Взлетающий Орел решил не задавать лишних вопросов — с него хватит и того, что Виргилий захочет рассказать о себе сам. Лишние вопросы могут причинить боль. Поэтому он ничего не спросил о Лив.
— Я долго жил в К., — медленно продолжал Джонс. — Я жил там задолго до того, как там появились они. Они строили жилье, женились, развратничали. А один или двое… пошли еще дальше.
— Как Гримус? — быстро спросил Взлетающий Орел.
— Что сказать, — задумчиво протянул Виргилий Джонс, с сомнением кривя губы. — Может, и так. Хотя насчет себя я не уверен.
— В чем?
— Есть ли в моем случае какое-нибудь сходство с Гримусом.
Несмотря на растерянность, Взлетающий Орел не мог удержаться от смеха.
— Уж если вы начали шутить, значит, дела ваши идут на лад, — сказал он.
— Мой дорогой друг, — отозвался Виргилий. — Это не была шутка.
— Я знаю, — ответил Взлетающий Орел, все еще не отсмеявшись. — Приятного мало.
Виргилий пожал плечами.
— Виргилий, — снова спросил Взлетающий Орел, — что такое или кто такой Гримус?
— Да, — ответил Виргилий. — Вы все узнаете.
— Печальный факт, — снова заговорил Виргилий, когда они наконец продолжили свое восхождение. — Разным людям уготована разная судьба, богатая событиями или наоборот. Знаменательными обычно бывают события; люди же, как правило, обычные атомы в коловращении. Нормальные люди как правило избегают известности. Я уже говорил вам о причинах возникновения своего суеверия — здесь у нас, на острове, всего можно ждать; уверен, что теперь вы меня отлично понимаете. Однако так веду себя только я; есть и другая манера поведения, а именно: уж если здесь может случиться все что угодно, давайте сделаем так, чтобы ничего не случалось.
— Вы имеете в виду Долорес? — спросил Взлетающий Орел.
Виргилий Джонс промолчал.
Глава 29
— Вот черт, — проговорил Николас Деггл.
Деггл стоял на берегу острова Каф. Он появился здесь только что, пройдя сквозь те же врата, через которые две недели назад отправил сюда Взлетающего Орла; Деггл был зол на себя и на всю вселенную заодно. Он совершил ошибку, элементарную и непростительную: неправильно рассчитав свое прохождение через врата, он оказался не на той стороне острова. Делать нечего, придется идти через Лес.
Он должен был догадаться — Врата располагались как раз над уровнем моря, следовательно, логической точкой выхода являлся именно берег. И это несмотря на все длительные и сложные приготовления, которые он проделал при помощи своего магического жезла, Стебля Розы, использовав его как веху и наметив свое появление в окрестностях К.; кроме того, это означало, что в том же положении должен был оказаться и Взлетающий Орел, так и не вернувшийся к причалу, из чего стало ясно, что Врата исправно действуют. Экий дурень ты, Орел, невесело добавил Деггл, и здесь тебе не повезло, да и я не лучше; но времени мало, пора думать о деле. Костерить себя можно и потом.
Вернуться через Врата обратно в Х., чтобы оттуда заново просчитать проход, нечего было и думать; было ясно, что для таких серьезных и точных предприятий Стебель недостаточно надежен, на него нельзя полагаться как на веху. Кроме того, Врата позволяли пройти только в одну сторону: здесь тоже все упиралось в необратимость течения времени. Не стоило также пытаться переправиться при помощи Стебля на вершину горы: из-за ненадежности жезла Деггл мог оказаться в положении еще хуже теперешнего. Делать нечего — оставалось надеяться только на свои ноги.
— Вот черт, — повторил он.
Глядя на Деггла, смуглого, стройного и изящного, невозможно было представить его переносящим тяготы долгого пути. Даже сама мысль о бесконечном восхождении заставляла его изрыгать все новые проклятия.
Представив, какой будет реакция Гримуса — а также, конечно, и Джонса, — когда весть о его возвращении разнесется, он язвительно поздравил себя. Я вернулся, рявкнул он на весь берег. Вернулся закончить наконец то, что следовало закончить давно, сделать то, что ему не позволяли сделать.
Неожиданно Деггл заметил, что на берегу он не один. Неподалеку прямо на песке, рядом с пустым креслом-качалкой, сидела и смотрела пустыми глазами на утес женщина. Деггл немедленно узнал кресло, он был знаком с его хозяином; кресло принадлежало Виргилию Джонсу. Женщину Деггл тоже узнал: дочери Евы уродливей миссис О'Тулл на всем острове не было. Откуда она здесь? — неплохо бы узнать. Деггл не спеша направился в сторону Долорес. Не обращая на него внимания, та пела свои унылые песни.