Гримус — страница 44 из 68

— Можно войти?

Это Паташин. Григорий Паташин, ?minence grise в салоне ее матери. Высокий крупный мужчина, несущий на своих широких плечах, таких могучих, что меж ними едва остается место для шеи, вот уже шесть десятков беззаботно прожитых лет. Паташин, с бородавкой на кончике носа и голосом, напоминающим скрежет гравия. Паташин, чья дурная слава не утихает с годами.

— Входите.

— Ирина Николаевна, — говорит ей входящий, поправляя дурно пошитые брюки. — Без вас вечер совершенно никакой.

— Присядьте, Григорий, — говорит она, намеренно опуская «дядя», как называла его всю жизнь, и похлопывая рукой по одеялу рядом с собой. — Присядьте и расскажите мне, что там происходит. Что Маша, хороша ли она?

— Может ли Маша быть хороша? — отвечает Паташин, улыбаясь в бороду.

— Старый медведь, — смеется Ирина, — настоящий дамский угодник.

— А вы, Ирина, — говорит Паташин, мягко приподнимая ее подбородок кончиками пальцев, — слишком умны и уравновешенны, чтобы ожидать в жизни большой удачи. Я смотрю в ваши глаза и вижу там ум. Я смотрю на ваше тело и вижу в нем предчувствие. Вам нужно учиться лицемерию, учиться скрывать ум в глазах и приучать к разумным желаниям свое тело.

— Чтобы умереть старой девой, — снова со смехом добавляет Ирина. — Я такая, какая есть, и другой быть не могу.

— Да, это так, — задумчиво отвечает Паташин. Его рука не отпускает ее подбородок; он легко проводит пальцами по ее щеке. Ирина трется о ласкающую руку. Рука холодна.

— Никто ведь не хватится вас, — шепчет она. — Немного времени у вас есть.

Паташин усмехается.

— Не затем я пришел к вам, чтобы соблазнять вас, Ирина Николаевна, — говорит он. — Но если вам угодно мужчину, то извольте, я к вашим услугам. Если же нет… — Паташин пожимает плечами.

— Заприте дверь, — приказывает она.

Ей пришлось вытерпеть вид разоблачающегося немолодого мужчины, не самое привлекательное зрелище. Паташин бросает фрак и белье на стул и уверенно улыбаясь остается перед ней в своей могучей наготе, весь заросший седым волосом. Ирина закрывает глаза, отчаянно желая никогда не состариться.

— Надеюсь, вам не было больно? — спрашивает он ее, когда все кончено.

— Нет, — совершенно ровным и спокойным голосом отвечает она. — У верховой езды есть свои плюсы и преимущества.

— Мне нужно идти, — говорит Паташин, и она становится свидетельницей обратного его превращения в салонного льва. Поправив волосы и пригладив бороду, он поворачивается к ней.

— Быть изнасилованной собственным дядей. Хорошенькое начало!

Григорий Паташин идет к двери, бросая на ходу:

— Кто из нас изнасилован, хотел бы я знать?


После случая с Григорием Паташиным Ирина не только стала бояться уходящих лет; случай этот толкнул ее прямиком в руки юного, прекрасного и чудовищно глупого Александра Черкасова. Таким образом в беде, постигшей ее сына, Паташина винить было нельзя. Через некоторое время после знаменательного происшествия во время бала он сделал Ирине предложение, но она отказала ему и избрала его соперника, в чем, конечно, был виноват и Паташин. Давнишние отношения с уродливой сестрой Машей теперь были отчасти перенесены ею на Эльфриду. Несоответствие здесь было только одно: красота Эльфриды.

И вот еще о Григории Паташине. Он наградил ее страстью ко всему запретному: ведь все запретное напоминало ей о том вечере из ее юности…

Взлетающий Орел, конечно же, был запретным плодом…


Тогда она была Эльфридой Эдж. Дочуркой мистера Эджа. Милая Эльфрида, такая славная, хорошая девочка. Знаете, ее отец бросился с крыши своего дома. Она видела в окно, как он пролетел мимо, и сказала потом, что подумала, это обвалилась дымовая труба. Всегда такая уравновешенная, она легко перенесла смерть отца. Хорошо обеспечена, это уж конечно, просто купается в деньгах, ей досталась от родственников огромная ферма и всемирно известная коллекция марок. «Моя маленькая однопенсовочка» — так он ее звал, а она всегда была ужас какая бледная, белая как мел; так дурно говорить, но с деньгами можно скоро утешиться, верно? Такая милая девушка, всегда спокойная, маленькая мисс белоснежка, но без причины и прыщик не вскочит, а у нее глазки всегда были на мокром месте, как у десятилетней. Нет, мисс Эдж больше не живет здесь, уехала куда-то в чужие края, в заграницу стало быть, устраиваться там среди иноземцев, и это понятно, она по-прежнему мила и свежа, о ней здесь вы ни от кого слова плохого не услышите, такая душка. А ее мать — вот уж была взаправду веселая вдова. Когда Эльфридочка выросла, только и делала, что помогала пожилым да немощным, ходила за детками молодых распутниц, все только книжки читала, да шила, да готовила, но ведь молодые леди должны когда-то и погулять ?

Эльфрида Эдж под загородкой,

Сама с собою баловалась,

Или с проказником Реджи.

— Эй, Эльфрида, пойдем гулять в поле.

— Нет, спасибо, не думаю, что у меня выдастся свободная минутка.

— Пойдем, я покажу тебе моего петушка.

— Твой петушок меня совершенно не интересует.

— Спорим, ты в жизни ни одного петушка не видела.

— Нет, видела.

— Нет, не видела.

— Нет, видела.

— А вот мать твоя точно насмотрелась. И черные видела, и коричневые, и желтые, небось, и голубые, как у тех арабов, которые потом резались из-за нее.

— Оставь мою мать в покое.

— Если уж она такая любительница, то ты тоже должна быть не прочь.

— Реджи Смит, у тебя самый грязный язык в школе.

— А у тебя всегда самые чистые переднички.

… большой развратный мужчина с отростком в фут длиной он актер по крайней мере все время сидит с актерами в богемном кафе говорил, что изъездил все побережье и хорошо разбирается в этом деле с ней в постели и такой настойчивый говорит ей не узнаешь что потеряла пока не попробуешь сама и она отвечает да а почему бы и нет он говорит ну вот и чудесно киска и расстегивает пуговицы на дыре в штанах где его отросток прячется и вгоняет его в нее тоже сначала освободив в ней проход и наутро она просыпается сама не своя и все ее простыни мокры от пота…


Просто потому что мама занималась этим,

Я не хочу заниматься этим.

Просто потому что папа занимался этим,

Я не хочу заниматься этим.

(Э. Э. 16 лет)

Когда Игнатиус Грибб прислал письмо, в котором сообщил, что экзамен ею провален, она поняла: это конец. Если она не сможет попасть в этот колледж, то ей уже никогда не попасть ни в какой другой, и значит, на этом все. Ученая Эльфрида, тихоня Эльфрида, все, пришел конец твоему учению. Но вот что еще он написал ей в своем письме: «… если мой отказ огорчит вас, то смею надеяться, что утешу вас, признавшись, сколь милой и очаровательной я вас нахожу, и поскольку назначить вам стипендию я не в силах, то позволю себе предложить место секретаря на моей кафедре. Прошу серьезно об этом подумать».

Они были парой заблудших в мире не сбывшихся надежд. То, что они поженятся, было ясно с самого начала. Заполучив в женушки красавицу, по которой немедленно принялся сходить с ума весь студенческий городок, он перестал быть объектом вечных насмешек. Получив такого мужа, как он, она вполне могла считать себя умной — причин сомневаться в его мудрости у нее не было. Они отлично знали достоинства и недостатки друг друга и относились друг к другу бережно и уважительно, все насмешки, все злословие мира были им нипочем. Остров Каф стал для них местом счастливого отдохновения; здесь он нашел всеобщее уважение, а она могла спокойно лелеять свою любовь к нему. Игнатиус, имя для святого темного рыцарства, центр ее вселенной и любовь. Здесь любовь, вот в чем дело. Вот в чем.


Пески времени

текут к новому Истоку.

Ирина и Эльфрида, обе с незаживающими ранами юности, одна пытаясь сохранить юность, остаться в ней навсегда, другая цепляясь за воспоминания — иногда, крайне редко, позволяли себе безнравственные поступки. Такие похожие и такие разные. Настолько же похожие и разные, как плато аксона и К.

Он позволил себе прожить так несколько дней, позволил течению событий увлечь его, унесся в потоке бесконтрольных раскрепощенных эмоций, передал себя в их власть и прогнал прочь все мысли о Гримусе, сестре Птицепес и Виргилие. Жил днем настоящим…

Лови момент, живи настоящим — какое любопытное, какое емкое определение. Немного позже он вспомнит, что говорил ему об этом Виргилий: «В жизни любого человека всегда существует высший пик. Ради этого краткого мига высшего торжества мы в общем-то и живем».

Для Взлетающего Орла этот миг наступил в тот день, когда он занимался с Ириной Черкасовой любовью в седьмой раз.

Они впервые делали это в постели. Черкасов снова ушел в Дом Взрастающего Сына, и Ирина решила воспользоваться удобным случаем. Ее спальню освещала единственная свеча. Ирина как обычно была ненасытна, очень требовательна и абсолютно, монархически всевластна; Взлетающий Орел был как раз в подходящем настроении, чтобы исполнять все требования партнерши. Их ночь была яростной, переполненной жадным насилием, они напоминали двухголового зверя; в пылу этой схватки извивающихся тел Взлетающего Орла посетило видение.

В колышущемся свете свечи он вдруг увидел лицо, лицо Эльфриды, ее эльфийские черты; стоны Ирины стали стонами Эльфриды. На короткий, как вспышка молнии, миг обе женщины словно бы слились в одну, соединенные силой порыва его любовной страсти. Видение ушло, но ощущение осталось; по окончании любовного акта, в омытой желтым светом комнате Взлетающий Орел откинулся на спину и принялся смаковать необычное переживание.

Все было так: в неприкрытой похоти Ирины он искал утонченность и элегантность — да, и чистоту — Эльфриды, святость, которая придавала ей особое очарование, поднимая ее, может быть, даже выше графини; в то же самое время из оков самоограничения моралистки Эльфриды он всеми силами стремился к чувственной раскрепощенности Ирины. В них были его единство и борьба противоположностей: невинность Эльфриды и греховность Ирины, свобода Ирины и скованность Эльфриды. Их отношение к мужьям резко отличалось, они находились на различных полюсах теплоты. Их связывал только Взлетающий Орел. Как Эльфрида любит его, но не позволяет своей любви поглотить себя, так Ирина похотливо желает его и отдается своей похоти спокойно и легко. И в той, и в другой царит незавершенность; через его посредство достигается завершенность. Их лица, тела, даже души видны ему как на ладони и слиты в одно. Заниматься любовью с Ириной означает освобождаться от отчаяния и тщетности Эльфриды; прикосновение губами к щеке Эльфриды символизирует очищение от похоти Ирины. Эльфрина, Ирида, Эльфрида, Ирина.