Гриша осмотрел гнездо. В нем, кроме веток и сухого мха, ничего не было.
«Ни клочка одежды, ни застежки, ни косточки. Куда же он людей девал? А еще рот. Маленький такой, и зубов я не заметил».
Вопросов было много. Юноша решил поделиться наблюдениями с друзьями, но позже, когда спустится.
«Высоко. Ноги переломаю, если спрыгну».
Назифа в это время сбегала за кинжалами, и радостная возвращалась обратно:
— Все нашла! Радужный свет виден издалека. Ты жить там, что ли, остаешься?
— Не знаю, как спуститься, — развел руками Гриша.
Девушка обошла скалу и кивнула:
— Я придумала.
Она засунула лезвие кинжала в щель, взобралась на него и воткнула следующий. Вскоре она сделала последний рывок и села на край гнезда.
— Лестница готова. Спускайся, герой.
Кинжалы с резными рукоятками плотно сидели и не погнулись, когда Назифа, а за ней и Гриша спустились вниз. Ур протянул руку Грише и крепко пожал ее:
— Я все видел. Если честно, то подумал, что нам пришел конец. Но ты справился. Ты — герой!
— Никакой я не герой. Случайно получилось, — скромно сказал Гриша и зарделся.
«Еще не хватало раскраснеться, как девица», — поругал он себя, отвернулся от друзей и зашагал в сторону пещеры к лиррам.
— Как демон так ловко уворачивался от кинжалов, если он не видит днем? — послышался сзади голос Ур.
— Это мы так подумали, — ответила Назифа. — Как оказалось, прекрасно видит. А еще он очень быстрый. Не ожидала от такого гиганта.
— Когда пойдем на охоту Эль-Кар, надо будет лучше подготовиться, — сказал Гриша. Ему было больно наступать на ногу, за которую схватил демон, поэтому он остановился и сел на землю. — А мне потребуется пару дней на восстановление.
Он снял сапог и продемонстрировал друзьям синюшного цвета ногу.
— Ого-го, — девушка помотала головой.
— Силищи в нем немерено. Теперь я верю, что он может унести корову.
Ур сел рядом с ним и осторожно спросил:
— Ты был в его лапах. Как это? Что ты чувствовал?
Юноша задумался. То, что произошло не более получаса назад, теперь казалось чем-то далеким и нереальным.
— Я его боялся и не боялся. Не знаю, как объяснить. Когда я на него смотрел, то кровь стыла в жилах, но когда схватил за шею, то наоборот, почувствовал спокойствие и надежность. Откуда-то знал, что ничего плохого со мной не случится. Хотя на ощупь он противный и холодный…А еще меня беспокоит то, что с него не упало ни капли крови. Если бы я сам на демоне не катался, то подумал бы, что он — привидение.
— Что за привидение? — уточнила Назифа, срывая ягоды с куста.
— Привидение — это призрак умершего.
— Понятно. А «призрак» — это что?
Гриша махнул рукой, поднялся и снова захромал в сторону пещеры. Лирры ждали их с необычным сюрпризом. Два горных козла с перегрызенными шеями лежали возле входа в пещеру. От третьего остались только «рожки до ножки».
— Молодцы! — воскликнул юноша. — Как вы их поймали?
Но полусонные лирры не обратили на друзей никакого внимания и продолжили напевать тихую мелодию, вальяжно развалившись на лавке. Назифа погладила зверьков, схватила козла за рога и оттащила подальше от пещеры.
— Что ты собираешься делать?
— Освежевать и выпотрошить. Поможешь?
— Конечно! — он взял один из кинжалов Назифы, раздвинул животному задние ноги и начал аккуратно вырезать половые органы.
— Может, не с этого надо было начинать? — с сомнением спросила она.
— Вася так учил, — пожал плечами Гриша. — Чтоб мясо не завоняло.
— Ну ладно.
Вдвоем они быстро сняли шкуру и срезали мясо. Ур тем временем оббегал всю округу и собрал то, что можно сжечь. Вскоре в лагере вкусно запахло жареным мясом.
— М-м-м, уже слюнки текут! — Гриша отодрал кусок мяса, прилипший к горячему камню, и откусил. — Соли бы.
Ур согласно кивнул, почесал лысину и потер глаза, которые щипало от дыма.
— Как думаешь, почему ты не загорелся?
— Что? — Гриша отодвинулся от костра.
— Во время битвы с демоном. Ты здорово испугался, я видел. Но не загорелся. Почему?
— Откуда мне знать? Этот «Священный огонь» мне не подчиняется. Сам себе хозяин.
— Все про демона думаю, — признался Ур, переворачивая мясо на камнях. — Странно, что тебе было с ним спокойно. Я даже подойти к вам побоялся.
— Он страшный, ужасный и сильный, прям как дьявол из преисподней, но в то же время, я как будто знал, что со мной ничего плохого не сделает…Или я свихнулся от страха, или здесь что-то другое.
Мясо прожарилось, и друзья принялись за еду.
***
— Все-таки надо было остаться на денек в горах, — сказала Назифа, придерживая Гришу под руку.
— Ерунда, дойду, — ответил он и сморщился от боли. Ногу еще сильнее раздуло и стало казаться, что скоро лопнет кожа.
Они возвращались в Груфу. В лучах заходящего солнца вечерние облака стали розовыми, а тени убегали далеко вперед. Ур нес лирров в бурдюке и насвистывал какую-то мелодию, легкая улыбка не сходила с его лица.
— Расскажи что-нибудь из своей жизни, — попросила Назифа. — Мы про тебя почти ничего не знаем.
Юноша задумался на пару секунд, потом улыбнулся и заговорил:
— В пятнадцать лет батюшка гувернера французского ко мне приставил. Марсель Дюбуа его звали. Хоть и франтоватый был французишка, а самым крепкий оказался. Уж как только я его не доводил: живую жабу в тарелку с овсянкой подкладывал, парики сажей посыпал, у башмаков пряжки срезал, в флакон духов козлиную мочу подливал.
— А как ты у козла мочу собирал? — заинтересовался Ур.
— Не важно, — отмахнулся Гриша и продолжил. — Так вот. Чтобы я ни делал, не жаловался он батюшке и меня не ругал. Будто и не было ничего. Только на дочку поварихи — Настасью беспрестанно глядел и томно вздыхал. А с Настасьей мы крепко дружили. Я ей деньжат подкидывал, а она мне брагу с кухни тайком таскала. Вот и придумали мы вместе, как Марселя дожать. Подбросил я ему записку от Настасьи, будто она его вечером на сеновале будет ждать. Французишка картавый все самое лучшее надел, весь из себя щеголь, и поскакал к сеновалу. А мы там такие охи-вздохи устроили, даже Полкан заскулил. Покричали мы, и по очереди из сеновала взъерошенные вышли. Марсель все это время там стоял. Наутро такой злобный вой поднял! Ваш сын, говорит, ля кретин, ля сволочь, ля выродок и фис дёпют. Это «сукин сын» по-ихнему. Батюшка мой сидит, глаза, как блюдца, и рот открытый. Покричал-покричал месье Дюбуа и вылетел из дома под отборный отцовский мат и пинок тяжелым сапогом под зад. Вот с тех пор батюшка мой Степан Мефодьевич, решил из меня вояку сделать и в военное училище отдать. А я и не против. Всяко лучше, чем дома с гувернерами сидеть.
Все весело рассмеялись.
— Вы чувствуете? — спросил Ур и вдохнул полной грудью. Остальные принюхались и замотали головами. — Сладкий запах свободы от демона.
— Пахнет нагретым песком и твоими вонючими подмышками, — ворчливо ответил Гриша, выпустил руку девушки и осторожно опустился на землю. — Все, привал! Больше не могу идти.
Он снял сапог, который стал ему мал, и дотронулся до опухшей ноги.
— Ур, дай какой-нибудь порошок, чтоб нога не болела.
Библиотекарь снял бурдюк, выпустил лирров и подошел к юноше. Раздутая пунцовая булка вместо ноги, говорила о серьезной травме. Он поцокал языком:
— Ничем не могу помочь. Нужен покой. Лучше лежать, задрав ногу повыше, и постараться не вставать дня три-четыре.
— Не подходит. Думай дальше, — Гриша лег на песок и положил больную ногу на мешок с вещами Ура.
Вдруг библиотекарь расплылся в улыбке и вполголоса сказал:
— Есть одно средство. Опухоль не уберет, но боль снимет на несколько часов.
Назифа хмыкнула и отпила из бурдюка дождевую воду, которую они собрали перед дорогой. Тем временем, солнце спряталось и освещало лишь небольшой кусочек неба на горизонте.
— Давай свое средство. Хоть высплюсь, — кивнул Гриша.
Ур вытащил из-под больной ноги свой мешок, отчего юноша недовольно пробурчал, и принялся в нем рыться:
— Надеюсь, не потерял. На самом дне должен быть.
Юноша заинтересовано наблюдал за происходящим, а Назифа села, поджав под себя скрещенные ноги, вытащила жаренное мясо и подозвала лирров. Те, семеня и кувыркаясь, подбежали к ней и в нетерпении заверещали:
— Дай нам! Дай, дай!
Ур вытряхнул содержимое мешка на землю и прищурился:
— А-а-а! Вот ты где, — он протянул Грише сушенный коричневый отросток.
Тот брезгливо взял его двумя пальцами и спросил:
— Что это такое?
— Сушенный змеехвост. Растение такое, — загадочно улыбнулся Ур.
— И что с ним надо делать?
— Жевать. Откуси половину и тщательно прожуй. Можно не глотать, он и так подействует.
Юноша понюхал. Еле уловимый сладковатый запах напоминал вяленую репу.
— Ладно, попробую, — он выдохнул, откусил и начал быстро жевать. — М-м-м, совсем неплохо. Приятный вкус, похоже на тыкву или морковь. Только с кислинкой.
Ур забрал оставшийся кусок и пристально уставился на Гришу. Назифа тоже не сводила с него глаз.
— Вы чего так смотрите, а? — встревожился юноша и почувствовал, как немеет язык. — Что со мной происход. дь… Фить…мя. ня
Язык перестал слушаться, а онемение перешло на щеки и губы. Через минуту Гриша повалился набок с высунутым языком:
«Что он со мной сделал, ирод?! Я не могу пошевелиться. У меня отказали руки и ноги!!! Ну Ур, доберусь я до тебя, паскуда! Попляшешь под нагайкой! А я и сам хорош. Надо было сначала спросить, а не сразу в рот совать. Прямо, как маленький».
Тем временем, Ур и Назифа бережно уложили его на бок, подложили под больную ногу мешок и отошли куда-то за спину.
— Откуда ты раздобыл змеехвоста?
— Вырастил. Думал, может когда-нибудь пригодится. Вот и пригодился.
— Однажды мои браться накрошили змеехвоста отцу в рагу. Он упал прямо за столом. Мы перепугались, думали, что он помер. Старший даже успел соседей на похороны позвать. Когда отец пришел в себя, то весь Кабарган слышал, как вопили братья. Они потом долго кушали стоя и почти полгода не безобразничали.