Ещё час пути, и голый сланец и серые скалы остались наверху, а Тэр и Мусква вступили на зелёные склоны. После скал, холодного ветра, свирепого взгляда орлиных глаз тёплая, приветливая долина, в которую они спускались, показалась Мускве раем.
Было ясно, Тэр что-то задумал. Теперь он шёл не просто так. Он обходил стороной выступы и открытые места на склонах. Низко опустив голову, шёл всё на север и на север, и даже компас не мог бы обозначить более прямую линию к низовьям Скины. Вид у гризли был чрезвычайно озабоченный и деловой. А храбро труся́щий за ним Мусква ломал себе голову над вопросом: неужели он так и будет идти вечно, без остановки? Разве есть в мире место более привлекательное для большого гризли и маленького рыжемордого медвежонка, чем эти чудесные солнечные склоны, от которых Тэру, казалось, не терпится уйти подальше?
Глава 11Брюс и Ленгдон на месте побоища
Если бы не Ленгдон, то этот день схватки двух медведей оказался бы ещё более бурным и опасным для Тэра и Мусквы. Уже через три минуты после того как охотники, потные и запыхавшиеся, добрались до места кровавого столкновения, Брюса так и подмывало продолжать погоню за Тэром. Он знал, что огромный гризли не мог ещё уйти далеко, и был уверен, что тот поднялся в горы. Как раз в ту самую минуту, когда Тэр и Мусква ступили на козью тропу, Брюс обнаружил следы Тэра на гравии в ущелье.
Однако все уговоры Брюса были бессильны. Потрясённый до глубины души представившимся его глазам зрелищем, охотник-натуралист наотрез отказывался покинуть покрытую пятнами крови и всю изрытую арену, на которой только что дрались гризли и чёрный медведь.
– Для того чтобы увидеть такое, – сказал он, – я проехал бы пять тысяч миль, даже если бы мне не удалось в результате сделать ни единого выстрела. Здесь есть о чём поразмыслить и что посмотреть, Брюс. Этот медведь ещё не разлагается. Разложение начнётся через несколько часов. Мухи ещё только слетаются. И если здесь скрыта какая-нибудь история, до которой мы могли бы докопаться, то я хочу узнать её.
Раз за разом Ленгдон совершал всё новые обходы поля боя, осматривая землю и страшные раны на теле чёрного медведя. А Брюс, казалось, не обращал на всё это ни малейшего внимания. Но приблизительно через полчаса он позвал Ленгдона на опушку пихтовой чащи.
– Ты хотел узнать, что случилось, – сказал он, – я сделал это, Джимми.
Он углубился в чащу, и Ленгдон поспешил за ним. Пройдя несколько шагов вперёд, Брюс остановился и указал на яму, в которой Тэр прятал мясо карибу. Яма была перепачкана кровью.
– Твоя догадка была верна, Джимми, – сказал он. – Наш гризли действительно питается мясом. Вчера вечером он убил карибу вон на том лугу. Я знаю, что это он убил карибу, а не чёрный, потому что следы на краю опушки принадлежат гризли. Пойдём! Я покажу тебе, где кинулся он на карибу.
Он вывел Ленгдона на луг и показал место, где Тэр задрал молодого оленя. Там, где Тэр и Мусква пировали, оставались куски мяса и множество пятен крови.
– Наевшись до отвала, он припрятал тушу в чаще, – продолжал Брюс. – А сегодня утром чёрный проходил неподалёку, учуял мясо и забрался в его кладовую. Потом гризли вернулся позавтракать, и вот что вышло из всего этого! Вот тебе и весь сказ, Джимми.
– А не может он ещё… вернуться? – спросил Ленгдон.
– Да ни за что на свете! – воскликнул Брюс. – Он не притронулся бы больше к этой туше, даже если бы подыхал с голоду. Теперь его будет мутить уже от одного запаха этого места.
Брюс оставил Ленгдона размышлять в одиночестве на поле брани, а сам пошёл выслеживать Тэра дальше. Целый час Ленгдон писал под сенью пихт, то и дело вставая, чтобы установить новые факты или проверить уже установленные. А его проводник тем временем пядь за пядью продвигался по ущелью. Тэр не оставлял за собой кровавых пятен, но там, где другие не заметили бы ничего, Брюс находил верные признаки, что Тэр прошёл здесь. И когда он вернулся к заканчивавшему свои заметки Ленгдону, то на лице его было написано полное удовлетворение.
– Он отправился через горы, – сказал Брюс с оживлением.
Не успели охотники перевалить через вулканические нагромождения среди скал и добраться по козьей тропе до места, откуда Тэр и Мусква наблюдали за орлом и баранами, как наступил полдень. Перекусили и занялись осмотром долины в бинокль и подзорную трубу. Долгое время Брюс не произносил ни слова. Затем опустил свою трубу и обернулся к Ленгдону.
– Кажется, теперь я представляю себе довольно отчётливо его владения, – сказал он. – Они простираются по этим двум долинам. Мы разбили лагерь слишком далеко на юг. Видишь вон тот лес внизу? Вот там бы и устроить лагерь. Как ты смотришь на то, чтобы сходить за лошадьми и подняться с ними сюда?
– И оставить гризли до завтра?
Брюс кивнул:
– Нельзя же пускаться за ним, оставив лошадей спутанными в этой пойме.
Ленгдон убрал бинокль в футляр, поднялся и вдруг замер.
– Что это?
– Ничего не слышал, – сказал Брюс.
Несколько секунд они стояли рядом, прислушиваясь. Налетел порыв ветра, и снова всё стихло.
– Слушай! – шепнул Ленгдон, и в голосе его внезапно послышалось волнение.
– Собаки? – воскликнул Брюс.
– Да, собаки!
Оба подались вперёд, полуобернувшись к югу, – до них донёсся далёкий лай эрделей.
Метусин прибыл и искал их в долине!
Глава 12В неведомую страну
Тэр пребывал в том состоянии решимости, которое индейцы называют пимутэо.
Что-то подсказывало ему, что надо идти только на север. Это было так же неоспоримо для Тэра, как дважды два четыре, хоть он и не был знаком с таблицей умножения. И к тому времени, когда Ленгдон с Брюсом выбрались на верхнюю часть козьей тропы и остановились, прислушиваясь к далёкому лаю собак, малыш Мусква дошёл уже до полного отчаяния. Их путешествие походило на бесконечную, без передышки игру в салки.
Через час после того, как гризли и медвежонок оставили козью тропу, они подошли к тому месту долины, где начинался водораздел. Отсюда один из ручьёв бежал на юг, углубляясь в район озера Тэклы, другой – сливался с рекой Бэбин, впадающей в Скину.
Тэр и Мусква быстро спустились в низину, и медвежонок впервые в жизни оказался на болотах. Трава была такая густая и высокая, что Мусква уже не видел из-за неё Тэра, а только слышал, как тот медленно продвигается вперёд. Ручей разливался всё шире, становился всё глубже. Местами приходилось идти по самому краю тёмных, стоячих заводей, которые казались бездонными. Наконец-то Мускве удалось немного передохнуть.
Тэр поминутно задерживался то у одного, то у другого водоёма, принюхиваясь к воде. Он что-то искал и, казалось, никак не мог найти. И всякий раз, как гризли снова пускался в путь, Мусква чувствовал, что он больше не выдержит.
Пройдя добрых семь миль на север от того места, откуда Брюс и Ленгдон осматривали долину, они вышли к озеру. Мускве, который на своём веку видел только освещённые солнцем горы, оно показалось тёмным и неприветливым. Лес подступал здесь почти к самому берегу, и вода в озере была тёмная, почти чёрная. Незнакомые птицы пронзительно кричали в густом тростнике. От озера исходил странный, острый запах, от которого у медвежонка вдруг потекли слюнки, – он почувствовал нестерпимый голод. Минуты две и Тэр стоял, втягивая в себя этот соблазнительный запах. Пахло рыбой.
Огромный гризли не спеша направился вдоль берега озера. Вскоре он добрался до устья небольшого ручья. Хотя устье было не шире двадцати футов, вода в нём оказалась такой же тёмной, неподвижной и глубокой, как и в самом озере. Тэр поднялся ярдов на сто вверх по ручью и отыскал место, где несколько деревьев, упавших поперёк ручья, образовали своего рода плотину. Вода у самой плотины была затянута зелёной ряской. Тэр знал, чем здесь можно поживиться, и стал медленно пробираться по завалу.
Дойдя до середины, гризли остановился и осторожно разогнал ряску правой лапой. Образовалось оконце, вода в котором была совершенно прозрачна. Блестящие маленькие глазки Мусквы следили за ним с берега. Мусква знал, что Тэр сейчас раздобудет еду, но как и что он достанет из этого оконца, никак не мог понять. И, несмотря на усталость, любопытство взяло верх. А Тэр растянулся на брюхе, свесив голову и опустив правую лапу через край плотины. Он окунул лапу в воду и замер. Ему было всё ясно видно до самого дна.
Несколько минут гризли разглядывал дно, сучья поваленных деревьев и свою лапу под водой. Вдруг длинная, узкая тень проплыла под ним. Это была форель длиной дюймов в пятнадцать. Она прошла слишком глубоко. Тэр и не подумал бросаться за ней. Он терпеливо ждал. И очень скоро его терпение было вознаграждено. Пёстрая, в ярких красных пятнах красавица форель выплыла из-под ряски. Огромная лапа Тэра – это произошло так неожиданно, что Мусква даже взвизгнул с перепугу, – плеснула целый фонтан воды футов на двенадцать в воздух, и рыба шлёпнулась на берег около медвежонка.
Мгновенно Мусква накинулся на неё, и его мелкие, острые зубки вонзились в бьющуюся, извивающуюся рыбу. Тэр приподнялся было, но, увидев, что Мусква уже завладел форелью, снова принял прежнее положение.
Не успел Мусква прикончить свою добычу, как снова столб воды взметнулся вверх, и пролетела вторая форель, выделывая пируэты в воздухе. На этот раз Тэр кинулся за ней, потому что и сам был голоден.
Они попировали на славу в этот послеполуденный час у текущего в тени деревьев ручья. Ещё раз пять выкидывал Тэр рыбу, появлявшуюся из-под ряски, но Мусква, хоть убей, не мог после первой форели съесть ни кусочка.
Несколько часов после обеда они провалялись в прохладном, надёжно укрытом месте неподалёку от запруды. Сон у Мусквы стал чутким. Он начинал понимать, что жизнь его зависит теперь главным образом от него самого, и уши медвежонка уже привыкли быть постоянно настороже, прислушиваясь к каждому звуку. Сквозь сон медвежонок чувствовал, когда Тэр повёртывался или глубоко вздыхал. После вчерашнего марафонского бега медвежонку было не по себе – мучил страх, что он может потерять своего большого друга и кормильца, и Мусква решил смотреть в оба, как бы приёмный родитель при случае незаметно не удрал от него. Но Тэр и не собирался отделываться от своего маленького товарища. Он и сам привязался к Мускве.