— Я возмущена этим эпитетом — старая.
— Я пойду с тобой, но сама подыщу, что надеть.
— Ты пойдешь завтра со мной и купишь платье за мой счет. Если ты собираешься сопровождать меня, ты должна выглядеть соответствующим образом. И на этом я закрываю эту тему. Завтра после обеда мы идем в магазин.
С этими словами Нелли повернулась и заспешила в библиотеку. В Джии смешались нежность и раздражение. Эта старая леди из Лондона опять переиграла ее.
Глава 3
Джек подошел к главному входу в «Уолдорф» в шесть, поднялся по ступенькам и вошел в кишащий людьми холл. Несмотря на сумасшедший день, он все же ухитрился не опоздать.
Вначале он отдал на анализ содержимое пузырька, найденного в комнате Грейс; затем шатался по улицам и общался со всеми темными личностями — а знал он их столько, что и не пересчитать. Никто не слышал о похищении старой английской леди. Джек истекал потом, пыль впиталась во все его поры. Придя домой, он принял душ, побрился, переоделся, поймал такси и отправился на Парк-авеню.
Джек прежде никогда не бывал в «Уолдорфе», поэтому он не знал, чего ожидать от «Аллеи Пикок», где Калабати пожелала с ним встретиться. Чтобы чувствовать себя уверенней, облачился в легкий, кремового цвета костюм, розовую рубашку и пестрый галстук, соответствующий рубашке — по крайней мере, так утверждал продавец. Сначала Джек подумал было переодеться, но потом решил, что его гардероб все равно не тянет для роскошных отелей. Вот Калабати, судя по короткому разговору с ней, будет одета на уровне.
Пересекая холл, Джек с интересом оглядывался вокруг. Люди всех рас, национальностей, возрастов и размеров курсировали по залу или сидели в креслах. Слева от себя за низким ограждением с аркой Джек заметил маленькие столики, за которыми сидели и пили люди. Проходя мимо, он увидел овальную табличку:
«Аллея Пикок».
Джек осмотрелся. Если холл «Уолдорфа» был как бы тротуаром, то «Аллея Пикок» — кафе на тротуаре с кондиционером, без мух и вони.
За ближайшими столиками он не заметил никого, кто по его мнению, походил бы на Калабати. Джек отметил, что посетители одеты неброско и держатся очень раскованно. Он почувствовал себя здесь чужеродным элементом. Нет, это не его место действия. Он чувствовал, что на него пялятся. Должно быть, это ошибка...
— Желаете столик, сэр?
У него за плечом стоял средних лет метрдотель и ожидающе смотрел на него. Он говорил с французским акцентом, приобретенным, скорее всего, где-нибудь в Бруклине.
— Думаю, что да. Хотя не уверен. Я должен был встретиться здесь кое с кем. Она в белом платье и...
Глаза мужчины засияли.
— Она здесь! Проходите, пожалуйста.
Джек последовал за метрдотелем в дальний конец зала, размышляя на ходу, почему этот парень так уверен, что знает, кого ищет Джек. Они прошествовали мимо нескольких ниш, в которых стояли удобная софа и кресла. Вокруг столиков для коктейлей — настоящие крошечные гостиные. Картины на стенах придавали еще больший уют. Они обогнули крыло и почти прошли до конца его, когда Джек увидел ее.
Теперь он понял, почему метрдотель без колебаний подумал о ней. Это действительно была Женщина в Белом, должно быть, единственная во всей «Аллее Пикок».
Женщина в одиночестве сидела на софе у стены, без обуви, подогнув ноги, словно слушала музыку у себя дома — классическую, а может, регги. В руке она тихонько вертела полупустой бокал с белым вином Она была очень похожа на Кусума, но Калабати была моложе, возможно, что-нибудь около тридцати. У нее были яркие, темные, широко расставленные миндалевидные глаза, высокие скулы, красивый нос с небольшой дырочкой на крыле левой ноздри, где, по-видимому, носила украшения, и чистая, ровная кожа цвета мокко. Темные, почти черные волосы, разделенные посередине пробором, уложены на ушах и собраны сзади на шее. Несколько старомодно, но оригинально, как раз для нее. Полные губы накрашены яркой блестящей помадой. И вся ее смуглота, все темные краски подчеркивались белым одеянием.
И наконец, решающим доводом было ожерелье. Будь у Джека хоть какие-то сомнения относительно ее личности, они бы тут же развеялись — на шее у нее было металлическое ожерелье серебристого цвета с двумя желтыми камнями.
Калабати, не сходя с места, протянула ему руку:
— Рада вас видеть, Джек.
Ее голос был похож на нее: темный, богатого тембра; она улыбнулась белозубой улыбкой, от которой у Джека перехватило дыхание. Калабати слегка наклонилась вперед, тонкая ткань на ее груди колыхнулась и на мгновение очертила темные соски. Казалось, у женщины не было ни малейшего сомнения, кто стоит перед ней.
— Мисс Бхакти, — сказал он, пожимая протянутую ему руку. Ее ногти, как и ее губы, были ярко-красного цвета, а смуглая нежная кожа блестела, будто отполированная слоновая кость. Похоже, у него слегка помутился рассудок. Нет, ему определенно нужно что-то сказать, чтобы увериться, что это не так. — Я рад, что вы не потеряли свое ожерелье.
«Здорово брякнул, а?»
— О да. Мое на месте, то есть на мне. — Она высвободила свою руку из его и указала на подушку рядом с собой. — Прошу вас. Присаживайтесь. Нам нужно о многом поговорить.
Вблизи ее глаза оказались проницательными и умными, они будто впитали в себя всю мудрость ее расы, ее вечной культуры.
Метрдотель не стал подзывать официанта, а сам тихо стоял, пока Джек усаживался рядом с Калабати. Должно быть, он очень терпеливый человек; Джек заметил, что тот ни разу не отвел взгляда от Калабати.
— Могу я предложить месье что-нибудь выпить? — спросил метрдотель, когда Джек наконец уселся.
Джек посмотрел на бокал Калабати:
— Что это?
— Кир.
Джек предпочел бы пиво, но это ведь «Уолдорф».
— Бокал того же.
Калабати рассмеялась:
— Не глупите! Принесите ему пиво. У них здесь есть «Бас Эль».
— Я не особенно люблю эль. Лучше светлый «Бек», если у вас есть. — По крайней мере, он будет пить импортное пиво. Но чего ему действительно хотелось, так это «Роллинг Рок».
— Очень хорошо. — Метрдотель наконец-то ушел.
— Откуда вы знаете, что я люблю пиво? — Уверенность, с которой она сделала за него заказ, несколько покоробила Джека.
— Удачная догадка. Я была уверена, что вы не любите кир. — Она изучающе смотрела на Джека. — Значит... вы и есть тот самый человек, который вернул ожерелье? Вы совершили невозможное. Я буду благодарна вам до конца моих дней.
— Это было всего лишь ожерелье.
— Очень важное ожерелье.
— Может быть, но это не то самое, что спасти жизнь или что-нибудь в этом роде.
— Возможно, как раз это вы и сделали. Может быть, именно ожерелье дало ей силы и надежду, чтобы возродиться к жизни. Оно очень важно для нее. Все члены нашей семьи носят такие ожерелья. Мы никогда с ними не расстаемся.
— Никогда?
— Никогда.
Да уж, странные эти Бхакти.
Метрдотель сам принес пиво и наполнил стаканы, помедлил немного и удалился с явной неохотой.
Можете быть уверены, сказала Калабати, когда Джек сделал несколько глотков, что за прошедшие сутки вы на всю жизнь приобрели друзей моего брата и меня.
— А как насчет вашей бабушки?
Калабати прищурилась:
— Ее тоже, конечно. Но не воспринимайте столь поверхностно нашей благодарности, Джек. Ни моей, ни особенно моего брата. Кусум, уж поверьте, никогда не забывает ни услуг, ни пренебрежения.
— А чем ваш брат занимается в ООН? — Джек пытался перевести разговор в светское русло. Вообще-то он хотел все знать о Калабати, но не желал проявлять свой интерес.
— Я точно не знаю. По-моему, он занимает какой-то незначительный пост. — Должно быть, она заметила, что Джек недоверчиво прищурился. — Да, я понимаю, он не производит впечатление человека, который способен удовлетвориться второстепенной ролью. Можете поверить, он ею и не удовлетворен. У нас на родине его имя известно во всех провинциях.
— Почему?
— Он лидер нового индуистского фундаменталистского движения. Он и многие его сторонники считают, что Индия и индуизм слишком подвержены влиянию Запада. Они хотят вернуться к старинному укладу. У брата множество последователей, и сейчас их движение представляет собой значительную политическую силу.
— Здесь это звучало бы как «убедительное большинство». Кто он? Индийский Джерри Фавел?
Лицо Калабати стало жестким.
— Может быть, даже более того. Его целеустремленность временами пугает. Некоторые боятся, что он может стать индийским аятоллой Хомейни. Поэтому все были поражены, когда в начале прошлого года он вдруг попросился на дипломатическую работу в Англию. Естественно, его просьбу немедленно удовлетворили — правительство было радо избавиться от него. А недавно, опять по его же просьбе, он был переведен сюда, в ООН. Конечно, его сторонники и противники в нашей стране озадачены, но я-то знаю своего брата. Он просто решил набраться международного опыта, чтобы вернуться домой и стать полноценным кандидатом на высокий политический пост. Но хватит о Кусуме...
Джек почувствовал руку Калабати у себя на груди — она подталкивала его на подушку.
— Теперь устраивайтесь поудобней, — сказала она, глядя на него своими темными глазами, и расскажите мне все о себе. Я хочу знать абсолютно все, особенно как вы стали мастером Джеком.
Джек отхлебнул пива и заставил себя выдержать паузу, хотя у него появилось вдруг огромное желание рассказать ей все о своем прошлом. Это напугало его. Он никогда никому не открывался, кроме Эйба. И почему Калабати? Может, потому, что она уже кое-что знала о нем; может, потому, что она была столь экспансивна в своей благодарности за то «невозможное», что он совершил, вернув ее бабушке ожерелье. Конечно, о том, чтобы рассказать всю правду, не могло быть и речи, но какие-то отрывки правды ему не повредят. Вопрос только в том, что рассказать, а что утаить.
— Просто так уж случилось.
— Все когда-то случается в первый раз. Начните с этого. Расскажите мне об этом.