А сколько здесь птиц! Соколиха подкрепилась уткой и отлично позабавилась, гоняя полосатых зимородков. Ловить их так просто, что даже скучно, но на вкус эти зимородки – страшная гадость. Соколиха даже попробовала несколько маленьких хрустящих равнокрылых стрекоз: они летают так медленно, что грех этим не воспользоваться.
Как жаль, что ни людям, ни молодой львице это место не нравится! Соколиха только что видела, как девочка быстро скользит по влажной поверхности на связках тростника. Птица чувствовала, что девочка напугана, но понятия не имела, чем ей помочь. Вдобавок соколиху то и дело отвлекали другие птицы.
Да и у маленькой львицы дела идут неважно. За ней только что гналось одно из серых чудовищ. Львица выбралась из Мокрого и быстро-быстро вскарабкалась на дерево. Соколиха даже прониклась к ней уважением: эта зверюга не мастерица лазить по деревьям.
Еще несколько взмахов крыльями, и соколиха увидела мальчика. Он тоже взобрался на дерево. «Странные они», – думала озадаченная соколиха. И что им всем на земле не сидится?
Гилас уже совсем отчаялся. От жажды кружится голова. Он так долго просидел скорчившись, что ноги совсем онемели. Рано или поздно Гилас свалится с пальмы в реку.
А жизнь вокруг него бьет ключом как ни в чем не бывало. Птицы чирикают, лягушки квакают, а на берегу ворона прижимает лапой к земле раковину улитки и вытягивает клювом мягкого моллюска.
Солнце опускается все ниже. Лепестки водяных лилий сомкнулись, и цветы медленно погружаются под воду. Выше по течению стадо речных лошадей оглашает воздух утробным мычанием – мву-мву.
А крокодилы все выжидают. Некоторые уплыли, на их место пришли другие, но самый крупный ящер, тот самый, который напал на Гиласа первым, застыл среди водяных лилий. Из воды выглядывают только ноздри и шишки глаз, но Гилас кожей чувствует присутствие хищника. Ощущает на себе его взгляд.
Дважды Гилас задремал и чуть не соскользнул с пальмы. После этого он привязал себя к верхушке дерева. Но ветки пальмы слишком хрупкие. Гилас боится, что они вот-вот треснут и он полетит вниз, прямо в пасть чудовища.
Гилас подумал о Пирре, Эхо и Разбойнице. Все они блуждают где-то в лабиринтах Великой Зеленой. Мальчик вспомнил об Исси: сестренка далеко, за Морем, в Мессении. А он торчит здесь на дереве. Неужели так все и закончится?
Тут Гилас опять задремал, но его разбудил оглушительный плеск. Мальчик вздрогнул. Посреди водного протока дрались два водяных коня. Широко разинув огромные пасти, они ревели друг на друга и клацали клыками. Остальное стадо расступилось, чтобы не мешать дерущимся. Самцы то выныривали, то опять уходили под воду, оставляя друг у друга на боках кровавые борозды.
Речные кони двигались в сторону Гиласа. Несколько крокодилов внизу предпочли уплыть. В сердце мальчика пробудилась надежда.
Но самый крупный крокодил не покидал своего поста под финиковой пальмой. Нет, этого с места не сдвинешь.
Наконец один из водяных коней выиграл бой, а второй с пристыженным видом отступил. Не выходя из воды, победитель разинул рот и громко заревел, возвещая о своем триумфе: «Я победил! Я самый сильный!»
Речной конь толкнул массивным крупом крокодила, тот приоткрыл пасть и развернулся. Но речной конь лишь сердито фыркнул: «Я тебя не боюсь!»
«Только бы они подрались!» – пронеслось в голове у Гиласа. Но огромный крокодил лишь отплыл в сторону, а речной конь еще раз фыркнул и поводил ушами.
Гилас перевел взгляд с речного коня на крокодила. Мальчик вытащил из-за пояса пращу. Надо немного подтолкнуть этих двоих.
Раздвинув ветки финиковой пальмы, чтобы поточнее прицелиться, Гилас зарядил пращу и выстрелил. По толстенному речному коню попал бы даже пятилетний ребенок. Камешек угодил прямо зверю в морду. Но тот лишь дернул ушами и сердито глянул на крокодила.
Гилас принялся обстреливать речного коня. Когда закончились камешки, мальчик заменил их твердыми коричневыми плодами финиковой пальмы. Но никакой реакции, кроме недовольного фырканья, Гилас не добился.
И тут мальчику повезло: финик попал речному коню в глаз. Этого зверь стерпеть никак не мог. С возмущенным ревом речной конь набросился на крокодила. Тот стал обороняться. Два чудовища бились и катались по дну среди белой пены. Вот они врезались в пальму, на которой сидел Гилас. Дерево затряслось так, что мальчик еле-еле удержался. Крокодил вцепился зубами в нос речного коня. Тот завизжал и встал на дыбы. Всего один раз резко мотнув массивной головой, зверь высвободился из крокодильей хватки и зашвырнул чудовище на середину протока. С удивительной скоростью речной конь поспешил следом за крокодилом, разинул гигантскую пасть, ухватил ящера за брюхо и перекусил пополам.
Волны нахлестывали на берег, раскачивая растерзанные остатки водяных лилий.
Надо спешить. Другие крокодилы скоро вернутся. Дрожащими руками Гилас распутал узел на веревке, которой привязал себя к финиковой пальме, и стал торопливо разминать затекшие ноги.
Через некоторое время, когда Гилас уже спускался, он заметил, как к нему что-то плывет по воде. От неожиданности мальчик едва не упал с дерева.
В плоскодонке сидела Пирра. Рядом с девочкой испуганно съежилась Разбойница. Грязные и потрепанные, обе не сводили с него глаз.
– Ты зачем туда забрался? – спросила Пирра.
11
Соколиха проверила, нет ли на ветке муравьев, и, не заметив ни одного, расправила крылья, ловя прохладные дуновения вечернего Ветра. На дереве тихо и безопасно, а возня ее наземных спутников внизу действует на соколиху успокаивающе.
Они тоже нашли удобное место для ночлега, подальше от туннелей гигантских серых чудовищ и влаги, в которой прячутся огромные ящеры. Мальчик и девочка жуют двух уток, добытых и поджаренных на огне. Молодая львица со своей долей уже разделалась; теперь она сосредоточенно вылизывает шерсть, избавляясь от клещей. Но до тех, что на загривке, ей не дотянуться. Соколиха слетела вниз, села львице на плечо и поймала клещей. До чего же приятно, когда эти насекомые лопаются в клюве! Львица тоже осталась довольна. Она склонила голову набок, чтобы соколиха вытащила клещей у нее из-под ушей.
Вдоволь полакомившись, соколиха улетела обратно на свою ветку, подогнула одну ногу и приготовилась ко сну.
Все-таки ей очень нравится это необычное, полное шорохов место. Жаль только, что остальные ее чувств не разделяют.
По Великой Зеленой разносились призывы миллионов лягушек. Костер шипел и выбрасывал искры в темноту.
– Будешь последнее крылышко? – с набитым ртом спросила Пирра.
– Нет, доедай ты, – ответил Гилас, не поднимая головы.
– У нас еще кожа осталась и чуть-чуть камышовых корешков.
Но мальчик покачал головой. Он плел из камышей две большие сети. Гилас собирался натянуть их между двумя финиковыми пальмами, иначе им с Пиррой придется спать на земле.
– Тебя что-то беспокоит? – спросила Пирра. – Переживаешь, что я спасла тебя, а не ты меня?
– Скажешь тоже! И вообще, ты меня не спасала.
– А вот и неправда.
– От крокодилов я и без тебя избавился.
– Ты прямо как Кем – тоже доказываешь, что не трус.
Гилас вздохнул:
– Знать бы, где он. Пирра, ты не понимаешь, как важно для Кема проявить себя.
Пирра недоверчиво фыркнула:
– Это еще почему?
– Кем рассказывал, что у него в племени мальчик должен показать свою храбрость, только тогда он станет мужчиной. Поэтому Кем совершил вылазку в Египет, чтобы украсть оружие воина. Вот тогда-то его поймали и продали в рабство.
– В жизни ничего глупее не слышала.
– Ты не мальчик, у вас все по-другому.
Гилас отлично понимает, почему для Кема так важно блеснуть храбростью. Гиласу и самому знакомо это чувство, ведь его отец – трус, отказавшийся сражаться с Воронами. Из-за него Акастос – человек, которым Гилас восхищается больше всех, – потерял свою землю. Акастос уже много лет скитается в изгнании. Гилас мечтает вернуть ему утраченное. Смыть с себя позор отцовского малодушия.
– И все-таки что тебя тревожит? – не успокаивалась Пирра.
Разрезав ножом красный корешок, девочка задумчиво уставилась на него.
– Ничего, – соврал Гилас.
Состроив гримасу, Пирра принялась жевать сладкий липкий корень.
– Ты все время трешь висок. У тебя опять было видение?
– Нет! – огрызнулся Гилас.
Иногда Пирра даже слишком наблюдательна.
Гиласу совсем не хотелось говорить о том, что он видел, когда на него напал крокодил. Сначала Гилас замечал фигуры призраков только краем глаза. Потом, в Доме Богини, видения стали ярче. А в этот раз Гилас ясно и отчетливо наблюдал, как его тень двигалась сама по себе. Неужели видения становятся сильнее?
Это напугало Гиласа больше, чем речные лошади и крокодилы, вместе взятые. Кто знает, чего ждать дальше? К тому же из-за видений между ним и Пиррой будто выросла стена. Как он ее защитит, если представления не имеет, что происходит с ним самим?
Разбойница плюхнулась на землю рядом с Гиласом и игриво стукнула его передней лапой, потом перевернулась на спину и без малейшего изящества развалилась на земле, расставив все четыре конечности.
Гилас почесал ей живот, поймал в ее шерсти клеща.
– Разбойница никак не поймет, что она уже почти большая львица, – заметил мальчик. – Пора тебе взрослеть, Разбойница. Не могу же я всю жизнь с тобой нянчиться.
Львица заурчала. Жмурясь от удовольствия, она наблюдала, как Гилас выискивал в ее шерсти паразитов. Пирра спросила, что он делает, и мальчик показал ей одного клеща. Раздувшееся от крови насекомое оказалось размером с ноготь его мизинца.
– Фу! – воскликнула Пирра.
– У тебя на ноге такой же.
– Что?! Где?
– Под коленкой. Стой смирно, я его вытащу.
Светло-золотистая кожа под коленом Пирры удивительно мягкая на ощупь. От одного прикосновения Гиласа бросило в жар, а мысли в голове перепутались.
– Готово, – буркнул мальчик, бросая клеща в огонь.