– Пей, – велит голос. – Сначала тебе станет хуже, а потом полегчает.
Гиласа выворачивает наизнанку. Все вокруг бешено кружится, Гилас не понимает, где он и что происходит. Вот мальчик видит птицу с черными полосками под глазами, совсем как у египтян. А теперь лев размером с зайца глядит на него блестящими зелеными глазами.
Над Гиласом склоняется девочка. Пирра? Нет, это же Исси! Не веря своим глазам, мальчик вглядывается в личико сестренки, любуется знакомыми острыми чертами. Исси строит недовольную гримасу.
– Вот всегда с тобой так, Гилас, – ворчит она. – Мне постоянно твердишь, чтобы в камышах смотрела под ноги, а сам на скорпиона наткнулся!
– Исси, ты жива!
– Ясное дело. Ты, Гилас, перепутал, кто за кого бояться должен. Придет же такое в голову – бродить в темноте!
– Ты жива…
Гилас просыпается под ночное пение лягушек. Исси пропала. Разбойница привалилась к его спине шерстяным боком. Гилас всем телом чувствует ее глубокое размеренное дыхание. Секунду он лежит спокойно.
А потом водоворот болезни опять утягивает его на дно.
Вот Гилас пробудился ото сна. Разбойницы нет. Он в пристройке из тростника, лежит на боку на камышовой циновке. Под шеей по-прежнему деревянный брусок.
Рядом с Гиласом на коленях стоит девочка, но это не Исси. Острое чувство потери пронзило сердце.
Эта девочка младше Исси; ей лет восемь, не больше. Она совершенно голая, если не считать нитки зеленых бус на поясе. У девочки красный нос, похожий на клюв, и глаза тоже красные. Она болезненно худа. Голова у нее лысая. Даже брови сбриты. Гилас засомневался, человеческое ли перед ним дитя.
Вот за спиной у девочки появился мужчина. У него такой же крючковатый нос, а на голове у египтянина причудливый красный парик, будто бы сделанный из пальмовых листьев. Парик сидит немножко криво.
Бросив недовольный взгляд на Гиласа, мужчина что-то рявкнул по-египетски, сунул мальчику под нос глиняный горшочек и заставил пить. Внутри кислая серая жижа. Гилас поперхнулся. В глазах снова потемнело.
Когда он проснулся в следующий раз, вокруг мычали коровы и гоготали гуси. Мальчик попытался сесть, но не смог пошевелить ни рукой ни ногой. Пахло кострами на навозе и пекущимся хлебом. «Я в деревне», – пронеслась в голове у Гиласа смутная мысль.
Нога больше не болела, зато сильно чесалась. Лодыжка была перевязана полосками ткани, облепленными коричневатой солью и разрисованными непонятными знаками. Гилас узнал стервятника и осу.
– Не чешись, – произнес знакомый голос. – Это хесмен, священная соль. – Послышался смешок. – Уж мне ли не знать! Я ведь ее пять лет в шахте добывал. Помнишь, я рассказывал?
Гилас открыл глаза.
– Кем! – прохрипел он.
Черный мальчишка смущенно усмехнулся:
– Как себя чувствуешь?
Гилас попытался улыбнуться, но даже такая простая задача была ему не по силам.
– Где Пирра?
– Спит. Она с тобой сидела днями и ночами напролет. Ни на шаг не отходила, пока опасность не миновала.
Гилас зажмурился.
– Рад, что ты вернулся, – тихо проговорил он. – Так я и знал, что ты нас не бросишь.
– Ты знал, а Пирра – нет. – Кем помолчал. – Когда нагрянула приграничная стража, я думал, что ты спрятался на каменном гребне, а Пирра пошла за мной в Великую Зеленую. Но вот смотрю – стражи нет, и Пирры тоже нет. Я вернулся к гребню, искал вас и там, и в Великой Зеленой, но не нашел. Гилас, я не вру.
Мальчик хотел ответить, что верит Кему, но сил не хватило. Он лежал и смотрел, как жук ползет по земле задом, толкая ногами шарик из навоза. Через дверной проем мальчик увидел, как среди ветвей акации порхают крошечные зеленые птички. Под глазами у них черные полоски, совсем как у египтян.
– Это пчелоеды, – пояснил Кем.
«Так вот кто это такие», – подумал Гилас.
– Как я сюда попал? – спросил он у Кема.
Тот рассказал, как они с Пиррой почти всю ночь искали деревню, а потом местные жители встретили их с копьями и серпами, но Пирра прямо-таки заставила их отнести Гиласа к целителю.
– Вот так девчонка! – с невольным восхищением качал головой Кем. – Вся в лохмотьях, в грязи, а приказы раздает, точно жрица! Пирра свистнула Разбойнице и сказала деревенским: «Поглядите на этого мальчика! У него волосы цвета Солнца, и его охраняет лев, священное животное великой богини Сехмет!» А потом она позвала Эхо и добавила: «А теперь посмотрите на меня! У меня на руке сидит сокол Херу, а на моем лице знак Луны!»
– Ловко придумано, – заметил Гилас.
– Это уж точно. А я? Ха! Чтобы никто не заподозрил, что я беглый, Пирра заявила, что я ее раб! Теперь командует мной в свое удовольствие!
На этот раз Гилас все-таки сумел улыбнуться.
А когда он в следующий раз открыл глаза, Кема рядом не оказалось. Возле него на коленях стояла Пирра. Под глазами у девочки темные круги, лицо усталое и встревоженное.
– Как ты? – дрожащим голосом спросила она.
Гилас хотел ответить, что остался в живых только потому, что Пирра не отпускала его руку, но у него не хватило сил.
– Совсем ослабел, – вместо этого произнес он. – И деревяшка под шеей мешает.
Пирра улыбнулась дрожащими губами:
– Это подголовник, египтяне на них спят. Если уберу, они его все равно назад положат.
Жители деревни дали Пирре грубую льняную сорочку с двумя лямками на плечах. Вьющиеся черные волосы, уаджет на шее – Пирра запросто могла бы сойти за египтянку, если бы не бледное лицо и не кожаная манжета на предплечье. Гилас думал, как красиво Пирра выглядит, но, заметив, что мальчик на нее смотрит, она прикрыла волосами щеку, пряча шрам.
– Я видел маленького льва, – сказал Гилас. – Кажется, ты мне про них рассказывала.
– Они называются «кошки». По-египетски – «миу».
– А-а. – Гилас помолчал. – Где Кем?
– С Разбойницей. Деревенские ее ужасно боятся, оттого и положили тебя сюда, подальше от домов. Коров не выпускают из загонов, «малых коров» тоже – представляешь, так они зовут овец, коз и свиней! Даже собак с кошками заперли. А Разбойницу на всякий случай кормят до отвала. Она как раз пошла вздремнуть после трапезы.
Пирра тараторила не умолкая и нервно теребила обтрепанный край циновки.
У Гиласа опять зачесалась лодыжка. Огромным усилием он потер ее другой ногой.
– Не трогай повязку, – сказала Пирра.
– Чем ее намазали?
– Смесью хесмена, пива и помета речной лошади. А еще они обмакнули в мазь мой амулет. Сказали, что бог Херу исцелился от укуса скорпиона, а значит, уаджет обладает лечебными свойствами.
– Кто – они? Сюда приходили мужчина и лысая девочка…
– Мужчину зовут Итинеб. Он суну – целитель. А Кави – его маленькая дочка. Она отказывается от еды, он очень за нее волнуется.
– Значит, Итинеб. По-моему, я ему не нравлюсь.
– Он нам всем не рад. С Кемом Итинеб ведет себя еще хуже. Деревенские с ним не церемонятся, потому что он раб. – Пирра помолчала. – Кем все говорит, что не бросал нас. Он чувствует себя виноватым.
Гилас прищурился, разглядывая повязку на лодыжке.
– Что это за знаки?
– Письменность. Египтяне ее называют «маду нетчер». Священные знаки.
– Больше похожи на закорючки.
– Гилас, в письме скрыта огромная сила. Что напишешь – то и сбудется. На повязке заклинание, отгоняющее демонов. Оно… – Пирра осеклась. Она нервно выкручивала руки. – Эти письмена спасли тебе жизнь, – дрожащим голосом договорила Пирра.
В ее глазах блеснули слезы. Гилас готов был сквозь землю провалиться.
– Ты чуть не умер! – выпалила она. – Твое сердце билось так быстро, что Итинеб сказал: оно того и гляди разорвется! Ужас, да и только!
Всю эту нескончаемую ночь Пирра просидела рядом с Гиласом и думала о немыслимом: до утра он может не дожить. Пирра не могла представить себе жизнь без Гиласа. Пыталась, но видела лишь темноту.
Ночь была полна шепотов. Вдруг Разбойница вскочила. Ее круглые золотистые глаза следили за чем-то возле пристройки, однако Пирра ничего не увидела. Но она чувствовала: явился бог-шакал Анпу. Он меряет землю шагами и ждет, когда придет время забирать Гиласа.
Тут и больной подскочил с криком: «Только не сейчас!» А потом Гилас снова рухнул на циновку и вцепился в запястье Пирры, будто она одна могла его спасти.
На рассвете Итинеб объявил, что мальчик вне опасности, и велел Пирре идти в дом спать. А когда она вернулась, Гилас лежал с закрытыми глазами и страшно посиневшими губами. Пирра первый раз видела его таким слабым. При одном взгляде на Гиласа у нее сжималось сердце.
Тут в дверях показался Итинеб. Сердито взглянув на обоих, он опустился на землю рядом с Гиласом. Вблизи его парик из пальмовых листьев выглядел еще чуднее. «Должно быть, в нем у целителя чешется голова», – подумала Пирра. Наверное, поэтому парик у Итинеба всегда набекрень.
Целитель прижал два пальца к запястью Гиласа, потом – к шее мальчика.
– Голос сердца стал сильнее, – холодно произнес Итинеб. – Завтра можете уходить.
Пирра пришла в ужас:
– У Гиласа нет сил идти! Для него даже сесть – непосильная задача!
– У него нет выбора.
– Но…
– Мне некогда за ним ухаживать, – сердито бросил Итинеб. – Сейчас самая горячая пора: мы собираем урожай и готовимся к хебу. К тому же моя дочь больна, и она отказывается от еды.
– Где ты научился говорить по-акийски? – спросил Гилас.
Но Итинеб не удостоил его ответом и стал молча менять больному повязку.
Гилас уставился на левую руку целителя: она заканчивалась аккуратной гладкой культей. Но покалеченной рукой Итинеб орудовал с той же ловкостью, что и здоровой.
– Крокодил откусил, – произнес целитель, будто читая мысли Гиласа. – Давно. Нет, не болит.
Голос Итинеба звучал устало: похоже, ему надоело отвечать на одни и те же вопросы.
– Позволь нам остаться еще на несколько дней, – попросила Пирра. – Я же обещала, что заплачу золотом…
– Не нужно мне ваше золото! Мне одно нужно – чтобы вы убрались подобру-поздорову!