Вчера они пустились в путь по «одной из дочерей Реки» – так выразился Итинеб. Целитель не сказал, скоро ли они доберутся до самой Реки. Гилас лежал на дне лодки совсем без сил. Тем временем Итинеб вместе с двумя братьями управляли парусом, Пирра опять пререкалась с Кемом, а Разбойница беспокойно бродила туда-сюда.
Заставить ее подняться на борт оказалось не так-то просто. В конце концов Гилас использовал в качестве приманки мумифицированную Хебни. Львица явно восприняла ее как новую игрушку. Гилас клятвенно заверил обеспокоенную Кави, что он не даст ее любимицу Разбойнице в обиду. Пока львица спала, Итинеб закопал Хебни в пустыне вместе с предметами захоронения, и все наконец вздохнули спокойно.
А потом разгорелся ожесточенный спор из-за Кема: Итинеб не желал брать мальчика на борт. А когда Гилас и Пирра все-таки уговорили целителя, в знак благодарности Кем глубоко им поклонился.
– Отныне я у вас в долгу, – торжественно произнес он.
Вдалеке залаял шакал.
Гиласу опять вспомнилась ночь, когда его ужалил скорпион. Кажется, в лихорадочном бреду он пытался рассказать Пирре о боге с шакальей головой, но мальчик умолчал о том, что тот склонился над ее уаджетом. Теперь же Гиласу не давали покоя дурные предчувствия. Бог предупреждал его о скорпионе? Или о чем-то другом?
Гилас выполз из-под навеса, когда небо посерело и задул прохладный северный ветер. Мальчик с трудом держался на ногах, но по крайней мере он сумел встать.
Великая Зеленая осталась позади. Мимо них скользили речные берега, туманные льняные поля, дома из кирпича-сырца, хозяева которых спали на плоских крышах, чтобы спастись от жары, а вдалеке пролегла тихая, мертвая пустыня.
Тут Гиласу пришло в голову, что он уже плыл ночью по Реке два лета назад, после того как на них с Исси напали Вороны. Тогда Гилас надеялся, что разыщет сестренку через каких-нибудь несколько дней. А теперь его занесло на самый край света.
Кем спал, положив голову на моток веревки. У него за спиной храпели братья Итинеба. Эхо сидела на мачте, спрятав голову под крыло. Ветер раздувал парус. И он, и вся лодка сделаны из папируса: каркас, навес, оснастка. Деревянные здесь только весла и мачта. В этой стране камыша деревья драгоценны.
Осторожно переступая через спящих, Разбойница направилась к Гиласу. Львица как будто привыкла к жаре, но ей не давал покоя гнус, и вообще на лодке ей не нравилось: ее постоянно тошнило. Иногда Разбойница выбегала по воде на берег и исчезала, но каждый раз возвращалась, прежде чем они уплывали.
Львица потерлась головой о бедро Гиласа, а мальчик почесал ее за ушами. На душе сразу стало веселее.
Итинеб сидел на корме, придерживая культей руль.
– Дочь Солнца приносит нам удачу, – произнес он и поклонился Разбойнице. – Если ветер и дальше будет попутным, на веслах идти не придется.
– Далеко еще до Па-Собек? – спросил Гилас.
Итинеб пожал плечами:
– Главное, чтобы ветер не ослаб. Тогда приплывем через несколько дней. А иначе сильно задержимся.
«В любом случае нам под этим навесом сидеть еще долго», – подумал Гилас. Но пусть Пирре эту неприятную новость сообщает кто-нибудь другой.
– Ну как, сил у тебя прибавилось? – спросил Итинеб.
– Вроде. Только глаза сухие и все время чихаю.
Итинеб улыбнулся:
– Сейчас же конец Шему, Сезона Засухи. Мы его зовем сезоном заложенных носов. Но для того чтобы плыть вверх по Реке, лучше времени не найдешь. Течение слабое, ветер сильный, а люди заняты урожаем – на иноземцев глазеть некогда.
Гилас боялся, что им трудно будет оставаться незамеченными, но мальчик зря тревожился. Жена Итинеба дала ему египетскую юбку и длинный отрез льна, чтобы намотать на голову и спрятать светлые волосы. Пирре она выстригла челку. Внешность Кема менять не стали: рабов никто не замечает. А тем, кто спрашивал про Разбойницу, Итинеб отвечал, что собирается преподнести ее в дар Храму Па-Собек.
Вдалеке раздался львиный рев.
Разбойница навострила уши и протяжно заурчала. Конечно же, она хотела ответить тем же, но реветь Разбойница не умеет.
– Это храмовые львы из Най-Та-Хут, – пояснил Итинеб.
– У вас в храмах держат львов? Неужели их в жертву приносят?
– Нет, конечно! Жрецы поют для них, кормят их отборным мясом, украшают драгоценностями. Когда лев умирает, его бальзамируют и хоронят в особой гробнице. В других храмах живут павианы, соколы… А выше по реке есть большое озеро. Там поселили крокодилов, чтобы оказать почтение Собеку.
– Кто такой Собек?
Итинеб боязливо оглянулся:
– «Собек» значит «крокодил». Яростный. Тот, кто оставляет женщин вдовами. Но именно благодаря ему наши берега зеленеют. Он управляет Разливом Реки.
– Значит, то место, куда мы плывем… «Па-Собек» означает…
– Да, «место крокодила».
Гилас не на шутку встревожился. Он-то рассчитывал, что крокодилы остались позади, в Великой Зеленой!
– Вот, ешь.
Итинеб указал на треугольную буханку хлеба и кувшин с горьким красным пивом.
Гилас старался привыкнуть к египетской еде. Ему пришлись по вкусу сладкие тягучие финики, но зеленый овощ под названием «огурец» мальчику совсем не понравился. Даже знакомая еда здесь не похожа сама на себя. Пирра поклялась, что больше к нуту не притронется: египтяне называют его «херу бик» – «соколиные глаза». А еще Пирра очень удивилась, узнав, что египтяне делают сыр из козьего молока – ведь Усерреф считает коз нечистыми! Когда девочка сказала об этом Итинебу, тот рассмеялся: «Видно, ваш Усерреф побогаче меня! Для бедняка козы куда как чисты!»
Тут лодка преодолела поворот, и Итинеб воскликнул:
– А вот и Утеру-аа!
Его братья проснулись и бросили за борт подношение – ячмень. А потом все трое встали на колени и прочли молитву.
Солнце взошло, и в мерцающем воздухе Великая Река сверкала голубизной. Тут и там мелькали водоплавающие птицы и белоснежные цапли. Вдоль берегов покачивался зеленый папирус, тут и там виднелись развесистые верхушки финиковых пальм, а за ними раскинулись золотистые поля, деревни со жмущимися друг к другу домами и холмы цвета львиной шерсти.
– Утеру-аа, – повторил Итинеб. На глаза навернулись слезы. – Только взгляни, какая красота!
Гилас не ответил. Вид и впрямь красивый, но в этот момент он особенно ощутил, что в Египте для него все чужое: невиданные звери, неизвестные боги. А теперь еще эта огромная, таинственная Река. Нет, Гиласу здесь не место. Как бы поскорее вернуться домой?
Тем временем проснулась Пирра. По ее лицу мальчик понял, что она испытывает те же чувства. Пирра указала на холмы на восточном берегу.
– Это что, гробницы?
Итинеб кивнул:
– Дома Вечности. Восточный Берег для живых, а Западный – для мертвых.
– Тогда откуда там поля и деревни? – спросил Гилас.
– А как же иначе? Нужны люди, чтобы копать гробницы, мастерить гробы, ткать погребальные пелены, и всем им надо как-то жить. – Итинеб вдохнул болотный воздух полной грудью и улыбнулся. – Все начинается с Реки, ею же все и заканчивается. Когда мы рождаемся на свет, нас окунают в ее воды. Река дает нам глину, чтобы строить дома, рыбу, чтобы есть, лен для одежды, папирус для лодок. Благодаря ей нам легко путешествовать из одного места в другое: на север – по течению, на юг – с ветром. А если знать все течения и отмели, на другой берег переправиться тоже нетрудно. И наконец, когда мы умираем, здесь происходит наше последнее омовение, а затем мы покоимся в гробнице, покрытой слоем речной глины. – Итинеб взглянул на Гиласа. – Разве в ваших краях нет реки?
– Есть, и даже несколько, но на вашу ни одна не похожа.
– Говорят, у вас есть целые холмы, заросшие деревьями.
– Да, это называется «леса».
Итинеб взглянул на Гиласа недоверчиво, будто подумал, что тот его разыгрывает.
– Какие деревья у вас растут? Финиковые пальмы?
– Пальм у нас нет. Есть сосны, дубы и ели.
– Нет финиковых пальм? – Итинеб сочувственно покачал головой. – Моему брату у вас бы не понравилось.
– Зато летом у нас много цветов. – Гиласа охватила острая тоска по дому. – И дожди идут. Это когда вода с неба капает. А зимой холодает и все вокруг становится белым и пушистым, потому что выпадает снег.
Итинеб рассмеялся:
– Ну уж это ты точно сочиняешь!
Пирра проснулась от яркого солнечного света и гула многочисленных голосов. На один страшный момент она решила, что снова очутилась на Кефтиу. Но потом Пирра заметила Гиласа. Мальчик выглядывал из-под навеса. По его напряженной спине девочка поняла: он что-то рассматривает на берегу.
– Гилас, не загораживай обзор… – Голос Итинеба зазвучал тише: он кинулся к рулю. – Проплываем Инеб-Хедж!
В первый момент Пирра разглядела только круживших над головой воронов. Девочка сразу подумала про Теламона и Алекто и вздрогнула. А потом она увидела город на Восточном Берегу, и у Пирры захватило дух. Даже Дом Богини по сравнению с ним маленький и скромный! Как завороженная, Пирра разглядывала высокие каменные стены и колонны с капителями в виде цветов лотоса. Повсюду целые толпы людей: мужчины грузят в запряженные волами повозки арбузы, связки кунжутных стеблей и мотки льняной пряжи, женщины держат за ноги хлопающих крыльями водоплавающих птиц.
А сколько здесь лодок! На причале мужчины перетаскивают на борт огромного деревянного грузового корабля массивные каменные блоки. Рядом – витиевато разрисованное судно с загнутым кверху носом; желтый навес на его палубе колышется на ветру. И повсюду кишат мелкие суденышки: лодки, плоскодонки, каноэ. Все они ловко снуют по Реке: кто плывет вверх по течению, кто вниз, кто на другой берег.
Гилас коснулся руки Пирры и указал на запад.
– Зачем египтяне строят такие сооружения? – хрипло спросил мальчик.
Вдалеке Пирра разглядела три громадные горы, вздымавшиеся над пустыней. Их треугольные стены невероятно прямые, а гладкие бока сверкают яркими красками: тут и красный, и желтый, и зеленый, и синий. Взмывающие ввысь золотые пики пронзают небо.