Течение набирало силу, и они быстро продвигались вперед. Гилас смотрел на проплывающие мимо берега, и ему чудилось, что Египет ускользает и остается позади, будто яркий, разноцветный сон или роспись на стене гробницы: проходишь мимо, освещаешь ее факелом, а потом она погружается обратно во тьму.
Вот они проплыли мимо песчаной отмели. Там нежились на Солнце крокодилы. Гилас сразу подумал об Алекто. Пирра, должно быть, тоже. Когда она взглянула на Гиласа, на ее лицо будто набежала тень.
– Похоже, смерть Алекто – моих рук дело.
– При чем здесь ты?
– Я попросила Небетку написать для меня заклинание, несущее погибель тому, кто его носит. Небетку начертил знаки красными чернилами, а я слепила из воска маленького крокодильчика. Я завернула его в папирус и положила свиток в мешочек. А когда мы плыли на лодке, я обманом вынудила Алекто забрать у меня свиток.
– Но ты ведь и сама рисковала! Когда лодка начала тонуть, почему ты не сказала Алекто, что причина в папирусе? Она бы выкинула его за борт, и тебе бы не грозила опасность.
Пирра отвернулась к Реке:
– Потому что я поклялась отомстить за Усеррефа.
Гилас молча глядел на нее. В ястребином профиле Пирры он увидел силу ее матери, Верховной жрицы Кефтиу.
– Теламон мог спасти Алекто, – продолжила Пирра. – Но он пожертвовал ею, боясь упустить тебя. И все же крокодилов приманило мое заклинание.
Гилас поглядел на Пирру с уважением. Кем прав. Такую девчонку, как она, еще поискать.
Около полуночи Гиласа вдруг разбудил шум на берегу. Разбойница куда-то убежала. Пирра тоже проснулась. Как и он, девочка сразу схватилась за нож.
Вместе они вслушивались в бой барабанов, крики и лязг оружия. Все эти звуки доносились из большой деревни неподалеку от того места, где Итинеб с братьями причалили на ночь. В свете факелов люди скакали и размахивали оружием над головой.
– Нет, они не сражаются, – заметила Пирра. – По-моему, они отгоняют какую-то опасность.
– Взгляни на Луну, – вполголоса произнес Гилас.
Он первый раз видел, чтобы ночное светило окрашивалось в такой странный тускло-красный оттенок.
Тут лодка покачнулась: на борт запрыгнул Итинеб.
– Демоны напали на Луну, – тихонько пояснил он. – Жители деревни их прогоняют. Смотрите, у них получилось!
Краешек Луны засеребрился.
– Кровавая Луна означает, что скоро быть войне, – прибавил Итинеб. – Я говорил с деревенской знахаркой. Слава богам, она сказала, что Египту ничто не грозит. Биться будут далеко, на севере.
Гилас и Пирра переглянулись.
– В Акии, – хором произнесли они.
Итинеб поправил культей парик.
– Я попросил знахарку прочесть лунные знаки. Она сказала вот что: «На Землю Северного Ветра пришла большая беда. В реках течет кровь, но люди все равно из них пьют, а чернокрылый враг отбрасывает длинную тень…»
– Это про Воронов, – заметила Пирра.
Гилас представил, как Акию сжимает огромный бронзовый кулак. Кинжал у Воронов, а значит, они неуязвимы. Одними Микенами и Ликонией завоеватели не ограничатся. Придут и в Аркадию, и в Мессению, а ведь там скрывается Исси.
Вороны захотят властвовать надо всем.
Перед рассветом Гилас сидел на носу лодки вместе с Пиррой и смотрел, как течет темная Река. Разбойница устроилась между ними. Гилас чесал одно мохнатое ухо, Пирра другое. Гилас хотел коснуться ее пальцев, но не решился. Заметив его жест, Пирра сложила руки на коленях.
– Я так и не поблагодарила тебя за то, что ты для меня сделал, – через некоторое время сказала она. – Сам вышел к Теламону…
Гилас поерзал и неопределенно хмыкнул. Не нужны ему никакие благодарности!
Разбойница потерлась мордой о его голень, прося, чтобы он продолжал ее гладить. А когда и это не помогло, львица положила голову ему на колено и уставилась на мальчика серебристыми от лунного света глазами.
Гилас понимал, что должен ответить на вопрос, задать который Пирре не позволит гордость.
– Пирра, – начал он. – Нас разделяет вовсе не твой шрам. Он здесь вообще ни при чем. И дело не в том, что по происхождению ты выше меня… – Гилас коснулся виска. – Мои видения стали хуже.
Пирра взглянула на него:
– Как это – хуже?
– Отчетливее. Мне являются боги. Я видел их, после того как Теламон в меня стрелял. Вот почему я застыл как вкопанный. Помнишь, ты кричала, чтобы я прятался? – Гилас помолчал. – Что, если в следующий раз из-за своих видений я подвергну опасности тебя?
На плечо Пирре приземлилась Эхо. Девочка рассеянно погладила чешуйчатую лапу соколихи.
– Вот что я думаю, – наконец произнесла Пирра. – Когда Теламон в тебя выстрелил, боги решили, что ты должен жить. Будь шнурок уаджета чуть-чуть длиннее или короче, амулет бы тебя не защитил. Но шнурок оказался как раз нужной длины. Боги спасли тебя. По-моему, это добрый знак.
Гилас протяжно вздохнул, потом медленно кивнул:
– Может, ты и права.
Девочка свернулась калачиком и уснула, но к мальчику сон не шел. Львица чувствовала его тревогу и печаль и прижалась к нему, чтобы подбодрить.
Львица с радостью увидела, что у мальчика на подбородке наконец появились волосы. Скоро вокруг его лица вырастет настоящая грива. Теперь надо почаще его вылизывать и тереться о него мордой – так волосы будут пробиваться быстрее.
Скоро будет Светло, и Великий Лев Наверху разгуляется в полную силу. Львица сидела рядом с мальчиком и урчала от удовольствия, да и как тут не радоваться? Она сыта, вдобавок ее наконец-то перестало укачивать на плавучей связке папируса.
Некоторое время назад, когда было совсем Темно, львица ходила охотиться в выжженные земли и добыла самца антилопы. Набив брюхо, львица оставила объедки шакалам и пятнистым смеющимся собакам: те крутились неподалеку, но близко подходить боялись. Это правильно – собаки должны бояться львов.
Соколиха спит на дереве, которое растет прямо из плавучей связки. Как всегда, птица подобрала лапу под живот. Один глаз закрыт, второй открыт. Выглядит жутковато, однако львица уже привыкла. А еще Разбойница рада, что соколиха наконец поняла: она тоже принадлежит к прайду.
Широко зевнув, львица встала и шершавым языком облизнула мальчику подбородок. Тот отмахнулся, и она игриво боднула его в ответ. А когда мальчик поднялся, львица лизнула его еще раз, и он издал лающий звук: люди так делают, когда им весело. А потом проснулась девочка, и соколиха слетела к ней. Теперь весь прайд в сборе.
«А вот это настоящее счастье», – подумала львица. Так и должно быть.
От автора
Действие «Гробницы Крокодила» происходит три с половиной тысячи лет назад в стране, которую мы называем Древним Египтом. Но Гилас и Пирра, конечно, не египтяне, они из Древней Греции. Поэтому сначала я расскажу о них, а потом перейду к Египту.
О Греции бронзового века нам известно немногое – о тех временах сохранилось очень мало письменных свидетельств. Но мы кое-что знаем об удивительных культурах, которые сейчас называем микенской и минойской (Гилас принадлежит к микенской, Пирра – к минойской).
Считается, что Греция бронзового века была населена разрозненными племенами, отделенными друг от друга горами и лесами. Предполагают, что в те времена климат там был влажнее нынешнего, поэтому местность отличалась более богатым растительным и животным миром, чем в нынешнее время, – как на суше, так и в море. События разворачиваются задолго до того, как греки объединили богов в упорядоченный пантеон, куда входят Зевс, Гера, Аид и многие другие. Вот почему у богов, которым поклоняются Гилас и Пирра, разные имена: они предшественники тех, кто придет на их место позже.
Воссоздавая мир Гиласа и Пирры, я изучила археологические находки греческого бронзового века. Для того чтобы получить представление о том, как рассуждали и во что верили люди той эпохи, я черпала вдохновение в описаниях уклада современных племен, ведущих первобытный образ жизни. Тем же приемом я воспользовалась, когда писала о каменном веке в серии «Хроники темных времен». Хотя во времена Гиласа люди в основном промышляли земледелием или рыболовством, а не охотой и собирательством, как в каменном веке, скорее всего, многие навыки и верования охотников и собирателей сохранились и в бронзовом веке, особенно среди людей бедных, таких как Гилас.
Хочу сказать пару слов о названиях мест, где разворачиваются события. Акия (традиционное название – Ахея) – это старинное название материковой Греции. Ликония – придуманное мной название нынешней Лаконии. Название Микены я не изменила – оно слишком широко известно. Название «кефтийцы» я использовала для великой критской цивилизации, которая нам известна как минойская. (Мы не знаем, как они называли себя сами: в одних книгах утверждают, что, возможно, они называли себя кефтийцами, а в других – что так их звали египтяне.)
Карта мира богов и героев показывает мир таким, каким его знали Гилас и Пирра, поэтому на ней отсутствуют многие места и острова, которые не имеют отношения к нашей истории; зато на ней отмечены острова вымышленные, например остров Людей-с-плавниками и Талакрея.
Если увлекаетесь Древним Египтом, вам будет интересно узнать, что действие происходит в начале периода, который мы называем эпохой Нового царства, то есть во времена правления Восемнадцатой династии, сразу после завершения Второго переходного периода, когда египтяне изгнали гиксосов – группу племен, захватившую дельту Нила. В нашей истории это те самые чужеземцы с востока, от которых Перао (фараон) избавился при помощи бронзы Короноса (о гиксосах нам известно мало, поэтому подробно я в эту тему не углублялась).
Что касается древнеегипетских слов и письменности, в отличие от соотечественников Гиласа и Пирры, древние египтяне оставили множество письменных источников. Я старалась по возможности использовать настоящие древнеегипетские имена, но тут есть одно очень любопытное «но»: древнеегипетское письмо, которое мы называем иероглифами, или иероглифическим письмом, не включает в себя гласные. Египтяне их просто пропускали. Никаких «а», «е», «и», «о», «у». Поэтому в каком-то смысле их письменность напоминала древние эсэмэски.