т — надо приготовиться. А зеленая — запуск.
— Понятно. И кто вас позвал?
— Кажется, конюх. — Она явно засомневалась. — Погодите-ка! Нет! Меня позвала наша гримерша! Но она находилась в доме, вернее на крыльце!
— А конюх?
— Его не было рядом с повозкой. Он вышел из-за кустов, едва я добежала до нее. Гроб уже был накрыт крышкой. «Где флейтист?» — крикнула я. «Там», — он указал на гроб. И в это время дали зеленую ракету. Я еще постучала по крышке гроба, предупредила. Получается, что я покойнику стучала! А потом крикнула конюху: «Запускай!» И мы запустили.
Девушка развела руками и опустила голову.
— Что это у вас в руке? — поинтересовался Беспалый.
— Это? — Она вдруг покраснела. — Это из реквизита. Газовый шарф.
— Сегодня предполагали еще что-то снимать?
— Нет. — Она окончательно смутилась. — Я пила чай в комнате, отведенной под костюмерную, и случайно в спешке прихватила его с собой.
Следователь уже успел заметить, что костюмер, мужчина средних лет, привлекательной наружности. Такие в театрах играют первых любовников, а в жизни — альфонсов.
— Сколько приблизительно времени вы провели за чашкой чая?
— Минут двадцать. Я на часы не смотрела.
— Ну, да. Влюбленные часов не наблюдают, — подмигнул он девушке, вновь заставив ее покраснеть. — Что ж, поздравляю. У вас железное алиби.
Член жокейского клуба, малорослый крепыш с глазами неразумного дитяти, сразу ринулся в атаку:
— А на хрена она убежала? Не успела бы потом с ним потрахаться, после кино? А у меня желудок всю ночь в расстройстве! Что, я должен трупы охранять? Это ее работа!
— Значит, вы все это время…
— Проторчал в кустах! Я часто этим делом страдаю! Могу принести справку от врача, если не верите!
— Справку к делу не пришьешь, — осклабился Пал Палыч. — Вот если бы у вас имелся свидетель.
— Где ж его возьмешь в таком деле? — заржал конюх. — Единственный мой свидетель отлетел в рай!
— Вы оставили флейтиста лежащим в гробу, без крышки. А когда вернулись, с чего решили, что он там, ведь гроб был накрыт крышкой?
— А кто вам сказал, что без крышки? Как эта оглобля умотала к своему хахалю, у меня так и закрутило в кишках! А этот чудак лежит в гробу со своей флейтой, курит да все приговаривает: «Покойником пахнет, покойником пахнет». Может, роль репетировал, кто знает? Я ему, мол, отлучусь ненадолго, не помрешь? А он — прикрой, говорит, меня, может, вздремну. Сам попросил! Ну, я и исполнил. Мне размышлять было некогда! А вернулся — все на месте, без изменений. Тут уж зеленая ракета летит. Думаю, если спит, лошадки копытами разбудят. Да еще оглобля об крышку постучала!
Как ни подозрителен следователю казался этот тип с куриными мозгами, но у него объявился свидетель. Гримерша видела с крыльца дома, как он накрывал гроб крышкой и уходил в кусты.
— Эти голубки так ворковали, что никакого спасения! — Старая грымза намекала на костюмера и девушку-ассистентку. — Пришлось выйти подышать свежим воздухом.
— Вас не удивило, что жокей накрывает гроб с живым человеком?
— Молодой человек, я столько повидала в своей жизни!..
— А что было дальше? — перебил ее Беспалый. — Где вы находились все остальное время?
— Я пошла во двор. А что прикажете делать? Не слушать же это бесконечное мурлыканье!
— Что вы делали во дворе?
— Кормила кошку! Вот мой единственный свидетель, если хотите! С кошкой лучше, чем с людьми! Но она — существо бессловесное и не может вам подтвердить, что не я зарезала двух молодых жеребцов! Моя бы воля — придушила бы тех, что были в доме! Не дали даже вздремнуть!
— Если вы находились с другой стороны дома, то как же увидели ракету?
— Это не я. Кошка. Она встрепенулась и уставилась на небо.
— А пока вы занимались кошкой, ничего не слышали?
— Например?
— Например, шум подъезжающей машины.
— На слух пока не жалуюсь, — почему-то обиделась старая грымза и закатила свои мутные глазки. — Ничего такого я не слышала.
— До того ли ей было! — неожиданно влез в разговор красавец костюмер. — Она подслушивала и подглядывала за нами! Кошечку она кормила! Шагу сделать нельзя без этой стервы! Все вынюхивает!
— Да-да-да! — горячо поддержала любовника девушка-ассистентка. — Я видела, как ее вездесущий нос торчал между занавесками!
Беспалый не имел ни малейшего желания ввязываться в скандал и оставил святую троицу разбираться самостоятельно, без помощи представителя правопорядка.
Он обратился к директору картины и актрисе-вампирше с просьбой показать ту аллею, по которой они прогуливались во время съемки сцены с лошадьми.
Эту аллею хорошо знали горожане. Здесь хоронили деятелей искусства, людей, отмеченных печатью Божьей.
— Мы шли не торопясь, — комментировала вампирша. Она так и не успела переодеться и вышагивала, подметая кладбищенскую пыль своим шикарным платьем. Шляпа ее была богато украшена перьями, а с пояса, приспущенного на бедра, свисали, болтаясь почти у самой земли, сумочка и кинжал. Ее хищный рот нехотя улыбался, показывая множество мелких, острых зубов. Но говорила она приятным, немного приглушенным голосом. — Мы вспоминали наших общих знакомых, чьи останки тут покоятся. И долго простояли возле этой могилы.
Они остановились перед скромной гранитной плитой. Этого артиста оперетты Беспалый прекрасно знал. Не раз видел на сцене, когда учился в школе. Его любили в городе. Боготворили. Вспоминали его остроты, хотя он умер двадцать лет назад.
— Он был моим учителем, — прослезилась вампирша.
— А я однажды ездил с ним на гастроли, в качестве импресарио, — всплакнул плешивый директор.
— Теперь вы понимаете, что нам было о чем вспомнить? Мы ходили сюда каждую ночь. Можете спросить у наших. Освещали себе дорогу карманным фонариком. Это немного щекочет нервы! А сегодня и фонарик не пригодился. Уже светало. — Актриса взахлеб рассказывала о выпавших на их долю приключениях, а плешивый кавалер все время поддакивал, кивая головой и смешно моргая глазками.
— А потом раздались эти ужасные крики! Пришлось бежать со всех ног, насколько позволяло мое платье!
Следователь вновь обратил внимание на это произведение искусства, с глубоким декольте, сильно присборенными рукавами, юбкой, заложенной в складку.
— А зачем вам нож? — спросил он.
— Такова мода шестнадцатого века, — пожала плечами вампирша, — кинжалы носили не только мужчины, но и женщины. Но это лишь реквизитная железка. Как вы понимаете, сейчас не шестнадцатый век и за ношение холодного оружия…
— Понимаю, — не дал ей договорить следователь.
Отпустив сентиментальную парочку, он исследовал аллею. К дому Гробовщика не вела ни одна тропинка. Старая часть кладбища густо заросла березами, елками и кустарником. И потом, Пал Палыч плохо представлял себе грузного директора и его спутницу в длинном платье, продирающихся сквозь кусты и перелезающих через могилы.
Он прошел аллею до конца. Она впадала в главную аллею, почти у самого входа на кладбище образовывая дугу. Отсюда до резиденции Поликарпа еще метров пятьсот. От могилы артиста оперетты до того места, где стояли лошади, минут двадцать ходьбы быстрым шагом. И разумеется, не в платье шестнадцатого века! С парочки он снял подозрения.
Помощник следователя, неоперившийся оперативник, только что с институтской скамьи, брал показания у стопроцентных свидетелей, тех, что встречали лошадей и злосчастную карету на съемочной площадке.
— Ну, что у тебя? — обратился Беспалый к парню.
— Кажется, Пал Палыч, мы упускаем еще одного человека! И очень важного человека!
— Не темни!
— Как вы думаете, на чем приехала съемочная группа? — напустив на себя важность, помощник явно подражал телеведущему какой-то викторины.
— Шофер! — дал правильный ответ Пал Палыч. — Но когда мы подъезжали, — припомнил он, — автобуса не было. Стояли две легковушки.
— Одна принадлежит директору, другая — режиссеру. А шофера отпустили до семи утра. Сейчас он вернулся.
— Во сколько его отпустили?
— Приблизительно в три.
— И где он был все это время?
— Спал.
— Дома, что ли?
— В автобусе. Отъехал подальше и закемарил.
— Зачем? — не понял следователь.
— Во-первых, чтобы не беспокоили, раз уж отпустили. А во-вторых, предрассудки, сэр. Спать у кладбищенских ворот не очень-то приятно.
— И что же ты нашел в этом свидетеле? — презрительно усмехнулся Беспалый. — Он все проспал.
— Мало ли что, — пожал плечами уязвленный помощник. — Ведь труп как-то привезли на съемку, а посторонних машин не было!
— А кто тебе сказал, что не было? Кто следил за воротами? Сторожей Карпиди не держит. Сюда и так никто не суется. Добровольцев мало.
— Все-таки нашлись добровольцы, — возразил парень, и Беспалый на этот раз не мог с ним не согласиться.
— Хорошо, поручаю тебе шофера, и пусть эксперты осмотрят обе машины и автобус, — распорядился он.
Помощник уже повернулся на триста шестьдесят градусов для выполнения приказа, как вдруг вспомнил:
— Да, есть еще одна любопытная деталь! Съемка эпизода с лошадьми должна была состояться вчера, но ее отложили. Как вы думаете, из-за чего? — Парень, видимо, не на шутку увлекался телевикторинами. — Из-за гроба, Пал Палыч.
— Из-за гроба?
— Да-да, из-за фиолетового гроба. Вы обратили внимание на цвет? В той куче реквизита, рядом с домом, каких только нет! И красные, и черные, и голубые, и зеленые, а фиолетового нет! Специально заказывали фиолетовый для съемки эпизода с лошадьми, но вчера его не оказалось ни на площадке, ни на всем кладбище. Утром послали на киностудию, но и там хоть шаром покати! Не производит наша киностудия фиолетовые гробы, хоть взрывай реквизиторский цех!
— Давай без эмоций, — попросил следователь.
— Короче, пока искали материю нужного цвета, пока обтягивали новый гроб, минули сутки. И только в три часа его привезли с киностудии.
— И что с того?
— В нем лежал труп, — подвел черту помощник.