— Наверно, ты прав, — согласилась Светлана.
Ему показалось, что глаза у нее заблестели. Балуев отвернулся к окну и замолчал.
В дверь звонили дважды. Они обзванивали все двери в обоих тамбурах.
— Не надо открывать, — попросил ее Гольдмах. — Пусть думают, что вы еще не пришли с работы.
Женщина лилипутского роста представилась, как только заперла входную дверь:
— Меня зовут Надя.
Комната была обставлена миниатюрной, детской мебелью. И в другое время, в иной ситуации, Михаил обязательно бы улыбнулся при виде всех этих ухищрений, рассчитанных на маленькую Надю.
— Я им не открою. Не беспокойтесь, — успокаивала она и, сложив свои крохотные ручки на коленях, поинтересовалась: — Вы кого-то убили?
Они разговаривали шепотом. И вопрос женщины прозвучал так естественно, что Гольдмаха передернуло.
— Я не убивал, но девушка из двести семнадцатой квартиры действительно мертва.
При этих словах Надя пискнула. Таким был ее крик.
— Я знала ее! Прекрасно знала! Таня! Танечка! Боже мой! Что же произошло?
Женщина оказалась очень эмоциональной. Она принялась ходить взад-вперед по комнате, махая ручками и попискивая.
Тут в дверь опять позвонили. Надя села и выжидательно замерла.
— Теперь вы понимаете? — спросил Михаил. — Я оставил там массу отпечатков! Меня могли застать на месте преступления! И тогда не отмыться!
— Да-да-да, я понимаю. Я понимаю… — лепетала она. — Что же делать? Вас будут искать!
— Наверно. Но по отпечаткам пальцев они меня вряд ли найдут. Я — не бандит, Надя. И ни в одной картотеке мира нет моих отпечатков!.. — Он вдруг осекся, схватился за голову и застонал: — Господи!
— Что еще? — заволновалась женщина.
— Машина! Моя машина! Она стоит внизу! В бардачке документы! Паспорт, водительские права!
— Но почему вы думаете, что они полезут в вашу машину?
— Я видел, как двое милиционеров остались ее охранять. Они уже все знают!
— Постойте! — не понимала Надя. — Откуда известно, что водитель машины убийца? И что он вообще находится в двести семнадцатой квартире? Мало ли к кому он приехал в гости? Может, он здесь живет, в конце концов?
— У меня много врагов, милая Надя, — улыбнулся ей Гольдмах. — Это обычное дело. Меня подставили.
— То есть?
— Заманили в квартиру с трупом, чтобы списать на меня убийство. Я окажусь за решеткой, а кто-то прикарманит мой бизнес. Старый, проверенный способ. Подставка.
Надя задумалась. Он видел, как эта хрупкая, маленькая женщина прониклась его судьбой; в ее голове вызревал какой-то план.
Миша подошел к окну, чтобы взглянуть на свою машину, но окна Надиной квартиры выходили не во двор, а на автостраду.
— Черт! И здесь не повезло!
— А вы знаете, Миша, выход есть. — Она произнесла это спокойным голосом, а потом вдруг захихикала. Так хихикают маленькие девочки, задумавшие шалость. — Очень простой выход. Подставка!
— Не понял.
— Мы вместе спускаемся вниз и садимся в вашу машину. Я вам обеспечиваю алиби! Вы приехали ко мне, а не в двести семнадцатую квартиру! И все это время находились у меня! Понятно?
— Но ведь они дважды звонили…
— И что с того? Могли бы и трижды! Мы занимались любовью! А во время секса лучше нас не беспокоить! Верно? — Она кокетливо подмигнула ему.
— План рискованный, — заметил Гольдмах. — Если они возьмут у меня отпечатки пальцев…
— Надо рисковать, Миша! — пискнула она. — Я уверена, что все обойдется!
— Они могут не поверить! Им бросится в глаза огромная разница в возрасте… — Это вырвалось у него само собой, ведь сорокалетних женщин он считал уже старухами.
— А вы, оказывается, хам! — жалобно пропищала Надя и спрятала свое личико в ладошки.
— Ой, ради Бога!.. — опомнился Михаил.
— Насильно ворвались ко мне, да еще оскорбляете! — Она шмыгнула носом. — Я бы вас вышвырнула вон, если бы не ваше положение!
Ему казалось, что он обидел ребенка.
— Я пойду. Я не имею права втягивать вас. У каждого свои проблемы. И выпутываться из них надо самому.
Он кинулся в прихожую.
— Стойте! Куда вы? Это глупо! — кричала она ему сквозь слезы.
Его остановили не слова Нади, не ее боль за него, случайного встречного, а то, что он увидел в прихожей.
Огромный плакат, от пола до потолка, закрывал полстены. Его не заметил бы только слепой или человек, в состоянии аффекта ворвавшийся в квартиру.
Это была афиша детского спектакля «Хаврошечка». Премьера 1978 года. В роли Хаврошечки — Надежда Емельянова. На плакате девочка лет десяти, с испуганными глазами, растрепанными волосами, в русском сарафанчике и босиком.
Мише было тогда шесть лет, а Наде — двадцать. Эта сказка его пугала в детстве. И как видно, не только его, потому что спектакль продержался в репертуаре не больше одного сезона.
Афиша его загипнотизировала. В детстве он видел и другие спектакли с ее участием. Надежда Емельянова была очень популярна в городе. И наверно, популярна теперь, только он вышел из детского возраста и давно перестал интересоваться театром. Те истины, которые когда-то вещали ему со сцены, сейчас казались ложными и вызывали смех.
— Так вы та самая Надежда Емельянова?
— Какая разница?! — всплеснула руками она. — В любом случае вы должны принять мой план.
Теперь он разглядывал ее с любопытством.
— А знаете, родители меня постоянно таскали на ваши спектакли.
— О Боже! — вздохнула Надя. — Вы снова даете понять, что я уже старуха!
— Ни в коем случае! — запротестовал он. — Ни в коем случае! Вас можно принять за девчонку!
— Не надо льстить, Миша. Пожалуйста! Я ненавижу лесть!
— Хорошо. Я принимаю ваш план. Мы вполне могли бы стать любовниками. Актрис любят все, и в этом нет ничего подозрительного!
— Тогда вперед! — скомандовала она и добавила с усмешкой: — Никогда не приходилось играть любовниц бизнесменов!
Надя припудрила лицо, накрасила губы и нацепила туфли на высоченных каблуках. Теперь она почти доставала до его плеча.
— Не замерзнете в туфлях?
— А вы заботливы.
— Вхожу в роль. Не вы одна!
— Если все обойдется, доставите меня обратно. А в машине я не замерзну.
Они вышли в тамбур. Надя заперла дверь. Потом взяла Михаила под руку, шепнула: «Смелей!» — и потянула за собой.
Оказавшись в узком коридорчике с лифтом, они прислушались к голосам, доносившимся из соседнего тамбура. Соседи обсуждали происшествие:
— Я еще утром, уходя на работу, заметила, что у Татьяны дверь не заперта. Но мало ли чего? Какое мое дело?
— А к ней все ходил кавказец! Может, он?
— Да его давно не было видно!
— А вчера никого не видели?
— Шлялись тут двое ребят. Я описала их следователю. Мусор вечером пошла выносить, а они сидят на подоконнике, курят!
— Я тоже видел! Ну и рожи у них! Сразу видно, наркоманы!
— Ограбили Таньку! Ясное дело! И нас ограбят! Умные люди давно подъезды на замок закрывают!
Гольдмах уже было направился к лестнице, но Надя дернула его за рукав.
— Так подозрительней! — шепнула она и нажала на кнопку лифта.
Они благополучно добрались до первого этажа, но при выходе из лифта столкнулись с полноватым мужчиной в енотовой шапке. Он едва заметным кивком головы поздоровался с Надей.
На улице уже сгустились сумерки. Шестисотый «мерседес» Гольдмаха стоял в окружении других иномарок, наводнивших к вечеру двор. Милиции след простыл.
— Ну вот, а вы боялись! — пискнула Надя и захихикала.
— Ничего не понимаю, — пожал плечами Михаил.
— А что тут понимать? Подставка не получилась. Мы победили!
Он не мог отрицать, что эта крохотная женщина, героиня детских иллюзий, близка к истине.
— Вы спасли меня, Надя. Не знаю, как вас благодарить?
— Благодарите скорее, а то ноги мерзнут!
Он расцеловал ее в обе щеки, она при этом продолжала кокетливо хихикать.
— А кричал — озолочу!
— Может, рванем в ресторан? — предложил Миша.
— Приходите лучше в театр. Я играю в основном по утрам. Или хозяину игровых автоматов недосуг? Гм-м… Хозяин игровых автоматов! Звучит как название детской пьесы.
— Обязательно приду. Послушайте, Надя, а кто этот мужчина в енотовой шапке?
— Неужели ревнуете? Пора выходить из образа!
— Ревную! Еще как ревную! — сделал он суровое лицо.
— Не обращай внимания, милый! — подыграла она. — Со мной многие раскланиваются, здороваются, показывают пальцем и даже передразнивают!
— И все-таки! Я хочу знать!
— Один знакомый, с киностудии. Ей-богу, не стоит обращать внимание на моих знакомых!
Им было весело, потому что с плеч свалилась тяжелая ноша.
Она зацокала каблучками по обледеневшему асфальту. У дверей подъезда еще раз обернулась и помахала ему ручкой.
Уже отъехав на порядочное расстояние, Михаил вспомнил, что оставил в квартире Надежды Емельяновой свой полиэтиленовый пакет с дореволюционной открыткой в старой жестяной рамке.
С утра, едва рассвело, Геннадий уже был на ногах. За окном звенела капель. За ночь температура резко скакнула вверх.
Чтобы не разбудить Светлану, ходил на цыпочках и делал все по возможности тихо. Крепкий кофе с сигаретой вошел у него в привычку. Марина никогда не умела сварить кофе как надо. И Гена научился сам. Бывший шеф любил именно напиток Балуева и пренебрегал услугами секретарши.
Он сидел на кухне, закинув ногу на ногу, время от времени затягиваясь, выпуская струйку дыма к потолку и отпивая кофе маленькими глотками.
«Похоже, что Валера не блефует, — рассуждал он. — Узнав о том положении, какое, по их мнению, я занимаю в резиденции Мишкольца, он вряд ли решился бы на самостоятельные действия. Неплохо бы навестить институтского приятеля Даньку Охлопкова. Он сейчас якобы временно замещает меня. На него могут выйти солидные дяди. А солидных он всегда боялся. Если расколется, тогда мне крышка! Можно заказывать панихиду. Интересно, где меня похоронят? В аллее Героев или рядом с папой? Надо написать завещание. Нет, лучше на словах объясню Светке. Она меня вытащила в эту Тмутаракань! Пусть хоронит, где я захочу!»