Дождь быстро кончился. От земли шел сочный, горьковатый аромат, перебивавший запах мокрого цемента. Тополя перешептывались листвой. Стрижи теперь носились высоко в небе.
Очнувшись от воспоминаний, Балуев обнаружил, что стоит перед художественными мастерскими. В том самом дворе, за памятником Ленина.
Он не помнил, как добрался сюда. Ведь от «Сириуса» путь не близкий, сначала вдоль набережной городского пруда, потом надо пересечь плотину и Главную площадь.
Он представил, как сомнамбула Балуев средь бела дня медленно идет вдоль набережной. И прохожие оборачиваются.
«В моем положении так терять контроль над собой равносильно самоубийству!»
Не успел он об этом как следует подумать, как услышал за спиной:
— Какая встреча! Я знал, что мы еще увидимся!
Перед ним стоял уродец, хозяин игровых автоматов.
— Я вас увидел из окна, — продолжал он. — Я здесь живу. Смотрю: вы или не вы? Уже с четверть часа за вами наблюдаю… У вас горе?
Только после этих слов Геннадий почувствовал, что по щекам у него катятся слезы.
— Нервы, знаете ли…
— Все это мне знакомо, — посочувствовал Гольдмах. — Надо выпить чашку кофе и успокоиться. Пойдемте ко мне! Я живу одиноко и поэтому рад любому гостю!
Вчера, распрощавшись с Надей, он не сразу поехал домой. Боялся засады.
В казино он имел несколько надежных людей из числа охранников. Команду из трех человек отправил к себе домой, с ключами от квартиры.
Они вернулись через полчаса с утешительной вестью. Вокруг дома все спокойно. В квартире никого нет.
Миша действовал осмотрительно, но было похоже на то, что никто не собирался покушаться на его жизнь. И уже возникли сомнения насчет ловушки в квартире Тани Семеновой. Обыкновенная случайность. И почему он решил, что послание на зеркале в ванной обращено к нему? И открытка из Швейцарии здесь ни при чем. Может, Таня коллекционировала старые открытки?
Он успокоился окончательно и тут прослушал новую запись на автоответчике.
«Миша! Это Таня Семенова! — раздался взволнованный голос. — Все кончено! Не звони и не приезжай ко мне! За тобой следят! Я не знаю этих людей, но среди них есть женщина с малахи…»
На этом месте запись обрывалась короткими гудками. Он прослушал ее вновь и обратил внимание, что в записи присутствует фон. Играет музыка.
— Как ей удалось позвонить? — размышлял он вслух. — Это было утром, после того как я уехал из дому.
Умный аппарат показал время записи: десять часов пятнадцать минут.
— А в ее квартиру я вошел около трех дня. Ее привезли домой и там убили выстрелом в голову? Скорее всего. Но зачем? И следят за мной! Что меня связывало с этой Таней? Не что, а кто! Салман! Кому он перебежал дорогу? И при чем тут я? «Женщина с малахи…» Что она имела в виду? Женщина носит что-то малахитовое? Напоминает сказы дедушки Бажова!
Чем больше Гольдмах злился, тем глубже ощущал свою растерянность, неспособность понять что-либо.
Он снова включил автоответчик. Там имелась еще одна запись. Некая Оля просила о встрече. Она уверяла, что три года назад они познакомились в Эмиратах. Время звонка: десять часов двадцать пять минут. Почти сразу же после звонка Тани.
Никакой Оли из Эмиратов Миша не помнил. Был там всего четыре дня по делам коммерции и мотался как одержимый по Дейре в поисках каких-то деталей для компьютеров.
Вчера она тоже звонила. Он прослушал вчерашнюю запись. Слово в слово тот же текст. Время звонка: десять часов сорок минут. И тут Гольдмах заметил странную вещь. Девушка просила о встрече, но при этом не называла номер своего телефона.
— Что за черт? Может, она хочет, чтобы я сначала вспомнил ее?
И в этот миг он вспомнил!
Дубай. Девяносто пятый год. Знойное июньское утро. Если бы не проклятые детали для компьютеров, ни за что не поехал бы туда в такое время. Слава Богу, в его загранпаспорте не было израильской визы (а ведь собирался навестить родителей!), иначе накрылась бы поездка! Его могли задержать. Внешность не понравилась — проваливай! Но все обошлось.
Его гостиница находилась напротив супермаркета Аль-Гураир, но на черта ему супермаркет? Каждое утро он плелся через центр города в Дейру — торговый район.
Она окликнула его возле тайского ресторанчика, в котором он накануне поужинал, оголодав от полупансиона.
— Вы не могли бы меня сфотографировать?
Миловидная блондинка с искрящимися, веселыми глазами. На ней длинное платье-балахон, скрывающее фигуру, и сандалии. Одета не по моде, но так спокойнее в этой строгой исламской стране.
— Пожалуйста. — Ему было некогда, но он согласился.
Она выбрала неудачный фон, как ему тогда показалось, — мрачноватое здание Британского банка, но он не стал ей ничего говорить, щелкнул пару раз и отдал фотоаппарат.
— А теперь давайте вместе!
— Зачем? — удивился он. Чего-чего, а фотографироваться Гольмах терпеть не мог.
— Я так хочу! Ну, пожалуйста!
Она так просила, что отказать было невозможно. Девушка остановила индийца в чалме, ехавшего на велосипеде. И в двух словах объяснила, что от него требуется. Местные индийцы — посезонники, торгуют в Дейре и прекрасно понимают по-русски.
Она взяла Михаила под ручку и повела его на то же место, под пальму, на фоне Британского банка.
— Вечером я отдам вам фотографию! — лаская взглядом, объявила она. — Встретимся в девять. На этом самом месте.
— Не могу обещать. У меня много дел.
Она прицепилась, как липучка. Провожала его до самой Дейры. Рассказала, что приехала из Баку. Что там у нее ателье для новобрачных. Она дает напрокат платья и костюмы. Что дело очень прибыльное. А сюда она приехала, чтобы закупить новую партию. Здесь дешевле. Здесь все дешевле.
— Все, что надо, я сделала. Завтра улетаю. Ну и скукотища эти Эмираты. Мы могли бы с вами поразвлечься! Приходите вечером!
— Приду. — Он не знал, как еще отвязаться от этой липучки.
— Точно?
— Обязательно.
— Я буду ждать в девять!
Гольдмах всегда пользовался расположением женщин, ведь уродство привлекает не меньше, чем красота. К нему иногда подходили на улице, но он предпочитал избегать случайных знакомств. И эту девушку из Баку он никогда больше не видел.
Теперь, задним числом, его удивляло одно обстоятельство, о котором он тогда не подумал. В Эмираты не пускают незамужних женщин до двадцати пяти лет, а замужних молодух — только с мужьями! Липучке из Баку было не больше двадцати, или она так хорошо сохранилась! И еще, он не помнил, чтобы ее звали Ольгой. Она, разумеется, представилась. Но имя было какое-то другое, более редкое. Нет, только не Оля!
Голова распухала от мыслей. Он встал под холодный душ.
Попробовал ухватиться за ниточку с другого конца. Пентиум состоял в организации Шалуна. Почему он уехал в Москву? Между ними что-то произошло? Об этом вряд ли кто-то расскажет, разве только сам Шалун. Гольдмах с ним незнаком. У него теперь совсем другая «крыша». Надежная «крыша». Кому он может мешать? Может, дело в самой «крыше»? Тогда ниточка ведет в Швейцарию.
Он долго не мог уснуть из-за открытки, оставленной в квартире маленькой Нади.
С десяти до одиннадцати утра терпеливо ждал звонка таинственной Оли из Эмиратов. Она позвонила в десять сорок.
— Наконец-то ты дома!
— Разве мы переходили на «ты»?
— Это сделать никогда не поздно.
— Хорошо. Что тебе надо?
— Ну почему так грубо? Я хочу отдать тебе фотографию.
— Через три года?
— Фотографии не стареют, — философски заметила она.
— Засунь ее себе в задницу!
— А ты хам!
— Вот и договорились!
— Не вешай трубку! — закричала она.
Но ей пришлось перезванивать.
— Что еще, девушка из Баку?
— Я никогда там не была!
— Я так и понял. Откуда у тебя мой телефон?
— Спроси что-нибудь полегче! Нам надо встретиться!
— Зачем?
— Я не могу по телефону.
— Старые песни! Говори лучше сейчас!
— Я следила за тобой в Эмиратах по поручению Пентиума!
— Врешь!
— Можешь мне не верить, но это так. У меня есть кое-какая информация. Могу поделиться. Не бесплатно, разумеется.
— Хорошо. Встречаемся в казино «Большие надежды», в девять вечера.
— Ты с ума сошел? Там вход по специальным билетам!
— Осведомлена ты неплохо! Скажи, что пришла ко мне, и тебя пропустят.
— Ни фига себе! А я смогу потом выйти обратно?
— Кому ты нужна, радость моя? Если информация стоящая — заплачу!
Дел на сегодняшний день прибавилось, но Гольдмах все же хотел проверить сказанное Таней Семеновой. Она утверждала, что за ним следят, а он ничего такого не замечал.
Миша прогулялся до продуктового магазина. Сделал запасы на ближайшие дни. Купил в киоске газету. Или он не умел обнаружить за собой «хвост», или Таня преувеличивала!
Вернувшись домой, он занял пост у окна. Следил за окнами соседнего дома и за художественными мастерскими. Тут-то и появился Балуев!
— Как вас занесло в наши края? — спросил Миша, разливая кофе в чашки.
Геннадий долго осматривался в этой странной для богатого человека квартире, но вопросов не задавал. Каждый живет как умеет.
— Вы имеете в виду город?
— Город? — удивился Гольдмах. — Вы давно здесь не были?
— Около года.
— Отдыхали? Нет, я имел в виду, как вас занесло в наш двор?
— Я здесь часто бывал в детстве. Мой отец работал в этих мастерских. Иногда тянет в такие хорошо знакомые места.
— Понятно.
— А вы давно здесь обосновались? — поинтересовался Геннадий.
— Недавно. Мне здесь нравится. Я не привык к роскоши. Родители у меня врачи. Теперь живут в Израиле. А я, как видите, здесь. Хотя мне иногда звонят и просят убраться в Жидомасонию.
— Кто звонит?
— Если б я знал? А Владимиру Евгеньевичу не предлагали? — осторожно полюбопытствовал Михаил.
— Вы знакомы с Мишкольцем?
— Нет, я просто спросил.
— Я, во всяком случае, ни о чем таком не знаю. Мишкольц — полукровка.