«Значит, люди наши наведываются в этот монастырь. Может, монах что-то проведал? Мне показалось, что ему уже все было известно о Христофоре. И почему он так выспрашивал: «Месть или случайность?» Хотел выведать, кого я подозреваю? Ай да Дионис! Веселый бог пьянчужек! Неужели греческий след?»
О греческом следе он думал с самого начала. И прежде всего о Платоновых. Какие они, к черту, Платоновы? Карпиди всегда раздражало, когда греки русифицировали свои фамилии. Епифан был формальным и неформальным главой общины. Один из самых богатых людей в городе. Смотрел на Поликарпа свысока. Ему не пристало якшаться с уголовным элементом. И кладбищенская шайка Гробовщика его интересовала постольку поскольку. Когда исчез Платон, Епифан первым делом обратился в милицию. Только два варианта были в его дырявой башке: или это связано с бизнесом сына, или за Платона потребуют выкуп. И лишь на третий день он позвонил Карпиди: «Выручай, Анастас! Я себе места не нахожу! Не знаю, что делать, что предпринять?» Анастас выручил. Успокоил отца навечно. Снайпер, залегший на крыше той самой милиции, на которую так надеялся Епифан, не промахнулся. С сыном пришлось повозиться. Парень брыкался. Брали его двое лучших людей: маленький Фан и здоровяка Макс. Парня нужно было стереть в порошок, и ребята потрудились на славу. Потом он отправил их в Крым. Поликарп разрабатывал операции с немецкой педантичностью. Он называл это «стерилизацией». Макс, Фан и еще пара человек в особняке Платоновых, на берегу Черного моря, перестреляли всех, кого можно было перестрелять. На этом род Епифана кончился. Так кому же мстить?
Еще несколько греческих семейных кланов постигла та же участь. Возможно, у них остались дальние родственники и друзья где-нибудь в Америке, но месть на подобном уровне маловероятна. Так кому же мстить?
Греческие семьи, как правило, многодетны. И то, что убили сына, а не его самого, тоже указывает на греческий след, хотя…
Припомнилась история, происшедшая полгода назад. В городе нежданно-негаданно объявилась мстительница. Девчонка-малолетка застрелила из пистолета одного из его людей. Это была дочь председателя райисполкома Овчинникова. Во время акции в загородном доме она просидела в укрытии и осталась жива. Поликарп смалодушничал, дал ей спокойно уехать к тетке в Москву. Следователю она сказала, что никого из убийц не видела. Врала. Вернулась через пять лет и начала мстить. Слава Богу, Пит Криворотый, тоже его бывший человек, успокоил девчонку навсегда.
«А ведь эта мерзавка, дочь Овчинникова, была первым звоночком! Она жаждала добраться до меня! Но до меня, а не до моих детей! — Он оглянулся на отдаляющийся с каждой секундой монастырь и хитро прищурился. — Нет. Никого нет. Ни жертв, ни убийц. Внуки Епифана Платонова расстреляны. Здоровяка Макс погиб через год от пули телохранителя Овчинникова. Маленький Фан два года назад врезался на машине в проходящий поезд. Удирал от ментов. Никого нет, голубы мои! Так кто же этот подлюка?»
Он в последний раз посмотрел на храм и вдруг хлопнул себя по колену: «Вспомнил! Вспомнил! Вот зараза! Морда монашья! Бельмо на глазу! Епифан мне когда-то трепался, что его компаньон отошел от дел, уехал в Грецию и постригся в монахи! Костилаки! Точно Костилаки! Надо будет вплотную заняться монашком!»
Не успел он до конца додумать эту мысль, как запиликал его сотовый телефон.
— Анастас Гавриилович! Беда! Беда! — надрывался в трубке истеричный голос.
— Что такое?
— Олега убили!
Внизу разверзлась пропасть. Глаза слепило солнце. Монастырь заволокло туманной дымкой. Поликарп застонал как можно тише, чтобы не услышали телохранители. Но в горах сильное эхо.
Олег почему-то часто ему снился. Именно Олег. И именно таким, каким он его увидел, когда вернулся с Колымы. Маленьким, спокойным, с умными глазами, в которых вечный упрек, и в огромных очках на носу. Все говорили: «Копия отца! А как не похож!» Они были две противоположности, две крайности. И он часто злился на сына, но все равно любил. Крепко любил. И всегда думал о нем, о его жене, сыне, о их безопасности. И вот итог.
— Папа, за что? За что? — ревела невестка, бросившись к нему на грудь. И он гладил ее рыжеватые волосы, и тайком ронял на них слезу за слезой.
— Мы ничего не могли поделать, — беспомощно отчитывался телохранитель сына. — Это произошло так внезапно. В долю секунды.
— Это всегда происходит внезапно и в долю секунды! — заорал Поликарп, отстраняя невестку. — За что вам деньги платили, болваны?!
— Олег Анастасович выходил из банка, чтобы поехать обедать к «Макропулосу». Мы держались, как всегда, на два шага сзади. Убийца вылетел на мотоцикле из-за угла. Он затормозил прямо напротив нас, метрах в десяти. Там прогуливалась девушка. Она вдруг завизжала, решив, что тот вырвет у нее сумочку. Обычное дело на улицах нашего города. Мы тоже так решили, поэтому не сразу среагировали. И тут раздался выстрел. Всего один, понимаете? Ему этого хватило. Он почти не целился, а угодил прямо… — Тут охранник осекся, посчитав, что слишком жестоко называть ту часть тела, в которую выстрелил киллер. Хотя и отец и жена банкира уже видели труп. — Я же говорю — в долю секунды! И потом рванул на бешеной скорости! Мы, конечно, открыли пальбу, но этот гад все рассчитал. Там стоял целый ряд машин. Они послужили ему прикрытием, а мы побили немало стекол и ранили ту девчонку.
— Она — не сообщница?
— Вряд ли. Итальянка. Приехала по туристической путевке.
— Парня удалось разглядеть?
— Он же в шлеме был! При полной экипировке этих мотоциклетных ворюг. Чисто сработано! — При всей плачевности своего положения телохранитель не смог скрыть профессионального восторга.
— Уйди с глаз долой! — прохрипел Гробовщик.
Он почему-то всегда считал свою историческую родину самым безопасным местом на земле. Здесь ему удавалось спрятать от преследования многих соратников. Правда, они не были директорами банков и жили в основном по фальшивым документам. К тому же ничего плохого не делали грекам, как местным, так и тем, что в последние годы эмигрировали из России. А их здесь немало.
Матери Олега он запретил приезжать на похороны. Пусть сидит в Крыму и стережет девчонок. Там есть, где спрятаться. В бывшем доме Платоновых сорок комнат! Правда, это не спасло внуков Епифана. Так их застали врасплох! Поликарп распорядился, чтобы в доме увеличили охрану.
Похороны получились на скорую руку и не столь пышными, как похороны младшего сына. Гробовщик поначалу не хотел ничего слышать о том, чтобы прах Олега покоился в греческой земле. «Братья должны лежать вместе!» — решил он. Но желание кремировать труп глубоко верующего сына вызвало негодование среди родственников и знакомых. К тому же вдова Олега захотела остаться с ребенком в Греции и умоляла Карпиди похоронить сына здесь по православному обычаю. В конце концов он сдался.
«Вот и нет никакого Бога, — размышлял Анастас Гавриилович, бросив ком земли на крышку гроба. — Епифан тоже верил, а от пули это его не спасло».
Невестка во время похорон все время жалась к свекру, ища в нем поддержку. Толстые пальцы Гробовщика сжимали ее хрупкий локоток, и силы возвращались к женщине.
«За что? За что?» — без конца шептали ее губы.
Другие подобным вопросом не задавались. Разве нужны какие-то вопросы, когда убивают преуспевающего банкира?
— Он ведь не хотел сюда ехать два года назад, — вспоминала вдова, когда они возвращались с кладбища в роскошном лимузине траурного цвета, — говорил: «Батя опять отчудил! Езжай, сынок, на историческую родину! А у меня дел невпроворот. Да и какая разница, где получить пулю? От судьбы не улетишь на самолете».
Карпиди на заднем сиденье насупился. «Что он понимал в судьбе, молокосос!»
Однако прервать воспоминания невестки не решился, а только неотрывно смотрел в ее стриженый, рыжеватый затылок. Невестка была не из красивых. Да еще детдомовка. И что нашел в ней Олег? Но любил ведь, любил, чудило! Почти четыре года спокойной, счастливой супружеской жизни! Бывает же! Поликарп сразу был настроен против этой девчонки. Подозревал ее в корысти. Он всегда терпеть не мог золушек. Считал, что им совсем не обязательно превращаться в принцесс. Но его невестка так и не стала принцессой. Бескорыстное, кроткое существо. И все же есть какая-то закономерность. Не ослушался бы тогда Олег, не женился бы на детдомовке, и не было бы сейчас внука, единственного наследника, продолжателя рода Карпиди.
— Что я скажу мальчику? — шептала в слезах вдова. — Он ведь уже все понимает. Спросит, где папа…
— Так и скажи: убили! — наставлял свекор. — Зачем скрывать? Пусть знает почем фунт лиха. Пусть растет с болью в сердце. Нас, детей войны, так воспитывали наши родители.
Невестка вытерла слезы и умолкла. Наставления Поликарпа ее пугали. Она решила, что будет обманывать мальчика, пока это возможно. И еще подумала: «Видит Бог, я не хотела, чтобы его отец к нам приезжал. Он сеет горе. Олег не желал меня слушать. И даже в запальчивости обозвал «идиоткой». Раньше никогда такого себе не позволял. И все то время, пока его отец был тут, Олег не находил себе места. Стал нервным, издерганным. Я перестала его узнавать. Я молила Бога, чтобы свекор поскорее покинул наш дом. Но все вышло куда хуже. Я боюсь этого человека! Я боюсь, когда он берет на руки моего мальчика!..»
«Ничего, ничего, — говорил себе Карпиди, — я еще не старик. Могу и сам. Дело не хитрое. Да хотя бы вот с этой детдомовкой! Она женщина покорная. Договоримся. Этим голубам придется попотеть, прежде чем изничтожить семя Поликарпа!»
Женщина, с которой он в последнее время делил постель, была бесплодна, и это нисколько не огорчало Гробовщика. Он считал, что достаточно потрудился на этой ниве. Теперь же, похоронив одного за другим обоих сыновей, он почувствовал себя ущемленным.
Задуманное решил не откладывать в долгий ящик. Времени оставалось не так уж много. Пора было возвращаться в родные кладбищенские пенаты.
После поминок, когда гости разъехались и в гостиной, кроме свекра с невес