ткой, была только прислуга, убиравшая со стола, он начал прощупывать почву:
— Как твое здоровье, голуба моя?
— Ничего, папа, спасибо, — ответила кроткая женщина. — Правда, голова болит.
— Ты случайно не беременна? — На жирном, лоснящемся лице свекра изобразилась искренняя озабоченность.
— Ну, что вы! — смутилась невестка и тут же поспешила встать с кресла. — Я, пожалуй, пойду. Попытаюсь заснуть.
— Вот и хорошо, что не беременна. — Жирное, лоснящееся лицо озарилось улыбкой. — Не торопись, голуба. Сядь. Будет серьезный разговор.
Женщина покорилась и снова опустилась в кресло.
— Ты мне должна оказать одну услугу, — загадочно начал Гробовщик. — У Поликарпа больше нет сыновей, — обреченно произнес он. — Вот чего добились мои враги!
— Но у вас…
— Не перебивай! Ты должна родить мне сына. Поняла? Будь умницей, не делай такие страшные глаза! И не надо мне тут бледнеть! Мухомор-поганка! Вот ведь «кисельная» барышня! Чего сопли распустила? Еще благодарить меня будешь. Всем объявим, что это Олег перед смертью успел потрудиться. Пусть считают его сыном Олега. Так даже безопаснее. Но я буду знать, что у меня есть еще один сын.
Он пришел в спальню к невестке за полночь. Откинул одеяло. С кряхтением взгромоздился на покорную, до смерти запуганную женщину. «Кожа да кости! — были первые его ощущения. — И что молодые находят в этом суповом наборе? Плоскогрудая, узкобедрая, тьфу!»
Он крепко сжал ее худые плечи и резко дернул женщину на себя. Она вскрикнула и застонала то ли от физической, то ли от душевной боли.
— Плохо тебя воспитал Олег, — заметил попутно свекор, продолжая свое дело.
Он работал, как настоящий механизм, но два часа изнурительного труда не принесли успеха. Невестка так и не была осчастливлена.
— Ладно, голуба моя, — пошлепал он пальцами-сардельками по ее впалому животу, — передохнем и продолжим. Ты в рот брала?
— Таким способом дети не получаются, — заметила женщина.
— Будешь ты меня учить, шмакодявка! Делай, что говорят!
В эту ночь он попробовал с ней все, и только пристроившись сзади, когда брюхо не так мешало, Поликарп учащенно засопел и издал приглушенный рык.
А утром его разбудило пиликанье сотового телефона. В отличие от невестки, свекор спал чутко и, услышав в трубке: «Мы не хотели вас беспокоить. Похороны — святое дело», поспешил перебраться к себе.
— Что случилось?
Голос в трубке медлил, но все же решился:
— Балуев исчез.
— Ты что, издеваешься надо мной, дружок? — ласково проворковал Карпиди и вдруг взорвался: — Я вас изничтожу, суки! Будете у меня глодать собственные кости! Я ведь русским языком говорил — глаз с него не спускать! Когда он исчез?
— Два дня назад.
— Может, вернулся в Москву?
— Мы проверили. Он там не появлялся. К тому же Кулибина в панике, а ей бы он точно сообщил.
— Как случилось, что он вас обвел вокруг пальца?
— Мы «пасли» его в «Сириусе». Он там был с актрисой. Они вышли через черный ход и воспользовались машиной бармена. Мы их потеряли из виду. Потом допросили актрису. Машину вела она. Говорит, что приехали к ней и возле подъезда расстались. Куда Балуев направился дальше — не знает.
— Вы ее хорошенько потрясли?
— Будьте уверены, Анастас Гавриилович. Балуев во время последней встречи расспрашивал ее о Тимофееве.
— Тимофеев? Человек Мишкольца, написавший сценарий этой галиматьи?
— Вот именно. Мы сразу поехали к Тимофееву. И столкнулись там с людьми Шалуна. Они тоже интересовались Тимофеевым, но офис оказался на замке, а самого Тимофеева след простыл. По всей видимости, его нет в городе.
— По всей видимости, это и есть единственно верный след, — заключил хитромудрый грек. — Ай да Балуев! Ай да голуба! Его надо найти!
— Вы считаете, что он жив?
Поликарп задумался.
— По крайней мере, я не знаю такого человека, который бы осмелился оттяпать правую руку Мишкольца. Ищи, дружок, ищи! А чего вдруг сгоношились люди Шалуна?
— Шалун тоже озабочен исчезновением Балуева, ведь Мишкольца в городе нет. Кстати, Мишкольц сегодня вылетел из Америки. Ожидают прибытия с часу на час. Его вызвала Кулибина. Она же поставила в известность мэра, и он рвет и мечет. Боится, что в городе снова могут начаться разборки. Хочет собрать всех для серьезного разговора.
— Всех? Это что, первоапрельская шутка? Всех можно собрать только у меня на кладбище! — невесело рассмеялся Карпиди.
— Когда вы вернетесь, Анастас Гавриилович?
— Скоро, дружок. Очень скоро. Но к моему приезду вы должны разыскать Балуева. И сделать это раньше Шалуна, и даже раньше Мишкольца. За такую голову я готов платить наличными. Ты понял, дружок? А не сделаешь — пеняй на себя!..
Гробовщик задержался в Греции только на одну ночь. Не мог уехать, не осчастливив еще раз свою невестку.
Владимир Евгеньевич Мишкольц не выносил лишней суеты. Любил прибывать в город тайно, как большевик. Обычно брал в аэропорту такси и ехал сразу в офис, чтобы застать всех врасплох. Это не было прихотью самодура, просто любил делать сюрпризы. На этот раз сюрприза не получилось. Его встречали две машины с охраной.
И выглядел «изумрудный магнат» сегодня не так, как во время своих тайных приездов, — неброско, по-простецки, а настоящим магнатом. Темно-фиолетовый смокинг, ладно сидевший на его атлетической фигуре. Галстук-бабочка, широкополое, всегда расстегнутое пальто, обязательные перчатки и в руке саквояж из крокодиловой кожи.
— Разрешите, я вам помогу! — согнувшись в три погибели, бросился к магнату Охлопков. — Донесу до машины! Как долетели? Не утомились в полете? Мы по вас тут соскучились!
Магнат провел рукой по своей темно-русой шевелюре, искоса посмотрел на помощника и выдернул у того саквояж.
— Мне не тяжело.
Охлопков растерялся и мелко засеменил за шефом.
— Когда Генка приехал? — бросил Мишкольц из-за плеча.
— Примерно неделю назад.
— Почему не позвонил мне?
— Он сказал, что вы в курсе.
— Ясно.
Владимир Евгеньевич сдвинул свои густые брови, наморщив лоб. Ему ничего не было ясно. Одно только он знал наверняка: Балуев опять попал в какую-то историю и ему надо помочь из нее выбраться. Сколько раз, будучи шефом, он пресекал пинкертоновские поползновения друга, но тому, как видно, все неймется.
— Он занимался расследованием? — спросил Мишкольц, усаживаясь в машину.
— Мне так показалось, — неопределенно ответил Данила.
— Что тебе показалось?
— Он интересовался Соколовым.
— Вот как?
— Куда едем, Владимир Евгеньевич?
— В мэрию.
— Вы прямо из Лос-Анджелеса? — Помощнику явно не терпелось сменить пластинку.
— Я провел несколько часов в Москве.
Шеф не договаривал. Он посетил московскую квартиру Балуева. Он знал, что квартира не пустует. Когда звонил из Америки, ему ответил молодой женский голос с легким кавказским акцентом. Но по телефону он ни о чем не стал расспрашивать. Не имел такой привычки. Серьезные вопросы должны решаться с глазу на глаз.
Дверь открыли лишь после того, как он назвал свою фамилию. Девушка в простеньком, ситцевом халатике, с распущенными волосами, была напугана. Он прервал ее занятия на виолончели. Балуев, конечно, рассказывал ей о Мишкольце, но она не представляла его таким.
— Кофе? Чай? — засуетилась девушка.
— Я на пять минут, — предупредил Володя, но она уже усаживала его за стол.
— Иначе обидите, — уговаривала она его. — Так меня воспитали родители.
— А где ваши родители?
— Погибли.
— Абхазия?
— Пицунда.
— Знакомые места. А как познакомились с Геной?
— Я учусь в консерватории. Денег, конечно, не хватало. Играла в метро. В метро и познакомились. Он сказал: «Хорошо играешь, но метро тебя сломает. Я буду твоим меценатом». Я сначала отказывалась от денег и крова, но потом пришлось согласиться. Я жила у дальних родственников, а там все набито людьми. Заниматься нет никакой возможности. В общежитии мне комнату не дали. Сами знаете, как относятся к лицам кавказской национальности. Я поборола гордость и пришла к нему. Это случилось три месяца назад. Но вы не подумайте ничего! Мы живем как брат с сестрой, как отец с дочерью! Он меня даже пальцем не коснулся. Не верите?
— Верю. Гена всегда ратовал за возрождение русского меценатства. А куда и зачем уехал наш меценат?
— Как? Вы ничего не знаете? — удивилась виолончелистка. — Он поехал оформлять развод.
— Когда обещал вернуться?
— Ничего определенного он не обещал.
— Звонил оттуда?
— Нет. — Девушка опустила голову, и он видел, чего ей стоило не разреветься на глазах у гостя.
Машина Охлопкова неслась по шоссе с максимальной скоростью.
— Что там с фирмой Тимофеева? — поинтересовался шеф.
— Уже донесли! — недовольно пробурчал Данила. — Чехарда какая-то! Игорек никого не поставил в известность, фирму закрыл, сам испарился.
— Мне это не нравится. Направь туда наших людей. Пусть все хорошенько изучат.
— Уже сделал, Владимир Евгеньевич, — рапортовал помощник. — В том-то и петрушка, что вроде все в порядке. Не к чему придраться. Налоговая тоже рыщет. Как без этих шакалов? Но и они, кажется, обломились.
— Странно. Может, его просто похитили?
— И заместителя? И бухгалтера? Нет, Владимир Евгеньевич, они смылись. Сами. По своей инициативе. Осталась, правда, секретарша, но от нее ни слова не добьешься. Ничего не видела, не слышала, не знает.
— Кто с ней разговаривал?
— Я, собственной персоной. Правда, по телефону…
— Ясно.
Шеф снова замолчал, обдумывая полученную информацию, и не проронил больше ни слова до самой мэрии.
Он молча вошел в кабинет Светланы Кулибиной. Сбросил пальто и уселся в кресло.
Света в строгом сером костюме сидела за массивным, бюрократическим столом, на котором стоял письменный прибор из малахита с часами и глобусом, а также пара телефонов и пульт селекторной связи.