Мишкольц впервые был в этом кабинете, но особо не интересовался обстановкой. Все начальственные кабинеты похожи один на другой.
— С приездом, — приветствовала его Светлана. — Как долетел?
— Он жил у тебя? — не обращая внимания на ее праздный вопрос, спросил «изумрудный магнат».
— У меня.
— Кто его вызвал?
— Я. Нужно было оформлять развод и решать с детьми. Он собирался увезти мальчиков в Москву.
— И это все?
— Все.
— Неправда.
Мишкольц вынул из кармана коробку с сигарами и закурил.
— Ты куришь? — удивилась она. — Ты ведь не курил! Да еще сигары! Пижон! И вообще, выглядишь потрясно!
— Послушай, не морочь мне голову! Что тебе надо было от Генки? Он мог сорваться с места только из-за двоих людей в этом городе.
— Ты забыл, что он больше не служит у тебя?
— Это еще раз доказывает, что он приехал к тебе.
— Да, ко мне. — Она тоже закурила, по обыкновению, сигарету с ментолом. — И у нас могут быть тайны. Даже от тебя.
— А если его нет в живых? — Спокойно спросил Володя, и ни один мускул не дрогнул на его красивом лице. — Как ты будешь после этого жить со своей дурацкой тайной?
— Не пугай меня. Я и так уже два дня почти не живу. Не сплю, не ем, только сижу на телефоне. Известно лишь, что он собирался к Тимофееву.
— Зачем?
— Могу сказать одно. Игорь вел двойную игру. Работал на тебя и на кого-то еще.
— Не понимаю. Какое дело до этого Балуеву? Ведь он приехал по твоим делам, а не по моим.
— Видно, наши интересы совпадают, — загадочно произнесла Света.
— Ясно.
Ему было ясно, что он больше не вытянет из нее ни слова.
— Мэр у себя?
— Он тебя ждет.
Лысоватый гражданин небольшого роста и невысокого полета мыслей, являвшийся главой городской администрации, встретил Владимира Евгеньевича с распростертыми объятиями.
— Разве можно так надолго покидать нас? Америка Америкой, а Родина все-таки нуждается в вас, молодой человек.
Мишкольцу было сорок, а мэру за пятьдесят, тем не менее он считал, что льстит магнату подобным обращением.
— Вы хотите сказать: Родина в опасности!
— Ну что вы! Зачем же сгущать краски? Однако имеет место чрезвычайное происшествие. ЧП, Владимир Евгеньевич. Настоящее ЧП. Пропал человек. Ваш друг, между прочим.
— Я в курсе.
— Не напоминает ли это вам исчезновение бизнесмена Кривцуна в девяносто втором году? И сына главы греческой общины Платонова в девяностом?
Мэр подвел его к определенной черте и ждал, что тот сделает определенные выводы.
— Не напоминает, — возразил Мишкольц. — Время было другое. Сейчас все куда стабильнее.
— Я так не считаю, — возразил мэр. — Если взять политическую ситуацию в стране…
Он битый час рассуждал о политике и экономике, полагая, что Мишкольц в своей Америке поотстал от жизни. Магнат же, напротив, постоянно следил за всем, что здесь происходило. Однако, не имея привычки перебивать собеседника, выслушал лекцию по политэкономии до конца.
— Вот видите, все не так просто, — закончил мэр, а потом задал главный вопрос, ради которого и пригласил Мишкольца. Ведь любая неустойчивая власть нуждается в советах. — Не собрать ли нам всех вместе?
— Кого? — сделал вид, что не понял, Владимир Евгеньевич, поставив мэра в затруднительное положение.
— Неформальных людей, — нашел нужное слово тот. — Можем собрать одних бизнесменов, — внес он существенную поправку, заметив, как поморщился Мишкольц. — Соберемся. Обсудим. Наметим дальнейшие перспективы.
— Не вижу смысла.
— А вот Светлана Васильевна поддерживает мою инициативу. И еще кое-кто. Люди хотят стабильности.
— Она не наступит сама собой, после очередного совещания.
— Я же сказал, только наметим перспективы.
— Ясно.
Мишкольцу было ясно, что мэр не отступится от своей идеи, но для себя он решил не принимать в этом участия.
В офис он заглянул на полчаса, чтобы убедиться в непрерывности процесса. Охлопков шелестел бумагами. Секретарша варила кофе.
— Я все подготовил к отчету! — распинался Данила.
— Завтра, — махнул рукой Владимир Евгеньевич.
Неожиданное возвращение в город бывшего помощника и его внезапное исчезновение ввергло магната в депрессию. Дела, в которые он любил уходить с головой, сегодня вызывали безразличие. Ничем не прикрытая лесть Охлопкова и стремление выслужиться раздражали. Он привык к тому, что помощник по-дружески приветлив с ним, может высказывать собственные суждения, возражать и даже горячо спорить, а не раболепствовать и не заглядывать начальнику в рот в ожидании, что тот изречет истину. Человек по природе независимый и предприимчивый, Мишкольц любил себе подобных.
Он велел отвезти себя к бывшему зданию обкома партии. Там в подземном гараже его дожидался новенький «ягуар» черного цвета. И до своего дома магнат уже добирался самостоятельно, отпустив охрану, тяготившую независимого человека.
Его встретила пустая пятикомнатная квартира, с витражными стеклами дверей, с огромным медным семисвечником в холле. Горничная приходила сюда раз в неделю, поливала цветы, вытирала пыль. Здесь было чисто и тихо, как на кладбище. А раньше, когда он возвращался из заграничных турне, его с радостными криками встречал Колька и сразу бросался на шею. И был еще угрюмый, измученный взгляд Кристины. Она-то прекрасно знала, что значат эти турне. Володя любил отдыхать на юге Венгрии, в поместье своего старшего сына, то есть виделся с первой женой, вечной соперницей. Были у него и другие увлечения, но однодневки Кристину не волновали. А сын — это навсегда. Бывает ревность безграничная, а бывает целеустремленная. Вторая, по силе и размаху, не уступит цунами, может пересечь океан и достигнуть альфёльдских степей.
Приняв душ и переодевшись, Мишкольц прилег на любимом диванчике в кабинете. Он приказал себе не думать больше о Кристине и сыновьях, а настроиться на другую волну.
Что ему, собственно, до бывшего помощника? Отрезанный ломоть. Так-то оно так, если бы их не связывало нечто большее. У Володи никогда не было друзей, ни в школе, ни в университете, ни на зоне. Он держал людей на расстоянии. С Балуевым они исколесили полстраны в поисках картин, с ним пережиты самые страшные дни войны и самые счастливые годы возвышения. После ухода Балуева он вдруг почувствовал, как остывает к делам и даже к коллекционированию, в чем раньше видел смысл своей жизни. Бунгало, на полпути между Лос-Анджелесом и Сан-Франциско, которое он купил для Кристины и Кольки, на время отвлекло, но только на время. Кристина, уже два года скитаясь по заграницам, рвалась на родину и часто вспоминала пятикомнатную квартиру в центре любимого города, картины «мирискусников» (она и Колька были единственными посетителями и горячими поклонниками его музея), увлекательные рассказы и комментарии Балуева.
— Тебе пора открыть музей и сделать Гену его директором! — говорила она.
Воспоминания терзали душу. Тем более в такой холодной, рациональной стране, как Америка. Володя скрыл от нее, что Балуев, «директор музея», уже почти год живет в Москве, и их больше ничто не связывает.
Теперь, когда он лежал на диванчике в кабинете, идея музея казалась ему не такой бредовой, как раньше. Но без Балуева все превращалось в бессмыслицу. Не с Охлопковым же, с этим прирожденным холуем, начинать такое дело!
И опять он себя укорил. Думает не о том. При чем здесь музей? Надо спасать Генку. Но как? Во что он на этот раз вляпался? Зачем интересовался Соколовым? Почему вышел на Тимофеева? Тот и в самом деле перебежчик? Соколов, Тимофеев. Складывалось впечатление, что Гена до сих пор отстаивал права организации, был его помощником. Так ведь он и не отстранял Балуева. Тот сам изъявил желание. Но вот вернулся. По просьбе Кулибиной. Но все же вернулся. Светка сильно изменилась. Власть портит человека, а тем более женщину. Теперь легче договориться с Поликарпом, чем с ней. Шутка, конечно…
Зазвонил телефон.
— Начинается, — ухмыльнулся Володя.
— Мне сказали, что ты вернулся. Значит, правда. — Женский голос в трубке волновался. — Я звонила в офис, но ты уже оттуда уехал.
— Я отдыхаю.
— Прости, что помешала…
Первые секунды он не понимал, с кем говорит, но постепенно до него стало доходить. Ему звонила телеведущая Лика Артющенко. С легкой руки Балуева он называл ее Анхеликой. Когда-то она сделала телепередачу о его коллекции. Передача имела успех, однако дальнейшие телепроекты не осуществились. Зато осуществился непродолжительный роман. Непродолжительный, потому что Мишкольц сразу понял — девушка ошиблась, легла не в ту постель. Ей явно нравился Генка. Нелепо. Они казались существами с разных планет.
И вот Анхелика не поленилась позвонить в первые же часы пребывания магната на родной земле. Мистика. Едва он подумал о Гробовщике, как представительница этого клана…
— Нам надо срочно встретиться. Я не могу по телефону…
Неужели она решила возобновить отношения? Ему сейчас не до того.
— Завтра, — предложил Мишкольц.
— Нет, Вова; завтра может быть поздно. Не знаю, может, и сегодня уже поздно. Это касается Балуева. Я его предупреждала…
— Я тебя жду! — воскликнул Владимир Евгеньевич.
Анхелика обернулась в четверть часа. Ее серебристый «крайслер» влетел во двор, спугнув стаю ворон.
Она была в солнцезащитных очках, ведь ее узнавали на улицах города. Бледно-розовый костюм, отороченный голубой норкой, сидел на ней, как на фото-модели. С волосами она не успела ничего сделать, и они густой, черной волной падали на плечи.
— Я к тебе прямо с телевидения, — едва отдышавшись, начала она. — Выпить что-нибудь найдется?
— Я только приехал, — оправдывался магнат. — Есть только старое французское вино.
— Красное?
— Белое. Бургундское.
— Не дурно.
— Ты звонила с телевидения? — поинтересовался он, откупоривая бутылку.
— Да.
— Не боишься?
— Чего мне бояться, Вова?
— У людей Поликарпа везде свои уши.