Зараза! С ногами, кажется, полный п…ц! И руки туда же! Ведь только что шевелились! Надо бы сказать этим рожам!.. Ну, что уставились, бляди? Зовите кого-нибудь! Поликарп подыхает!
Телохранители терпеливо ждали команды. Он сумел только открыть рот и промычать. Но и этого было достаточно для преданных стражей. Они не стали поднимать шума. Зачем портить людям праздник? Отвезли босса до ближайшей больницы, ведь промедление смерти подобно. В реанимацию несли на носилках. Предупредили главврача, какого важного пациента доставили. Выставили охрану у крыльца, так, на всякий случай.
Он не ошибся в своих ребятах. Не зря выдрессировал. Он сам слышал, как врач сказал: «С инсультом главное вовремя доставить». А значит, будет жить. А значит, еще многое успеет.
Когда с него совлекали одежды, в окне промелькнула какая-то тень.
Костилаки, пидар! Тебя только не хватало сейчас! Зачем приперся? Демонстрировать бельмо на глазу? Тебе уже никакой врач не поможет! А меня поднимут! Я буду как огурчик! Вот увидишь! А там кто у тебя за спиной? Ах ты, сука! Предводитель мертвяков! На кой всех собрал? Страшный Суд, типа? Видал я всяких судей, но чтобы вонючки с того света!.. Да что вы теперь против меня? А ну слушай мою команду! Все по гробам! Я сказал: все! И к тебе, Епифан, это тоже относится! Не задирай нос! Вот так-то лучше! Вы думали, Анастас сдрейфит? Затрясется как заяц. Будет звать на помощь. Я вас, расп…ев, и живых не боялся, а тем паче скелетных! Ну, что головы задрали, упыри? Давно хозяина не видели? Вот он я, смотрите! Смеюсь над вами, клоуны! Просто захлебываюсь. А ну, лежать! Я сказал: лежать! Вот умницы! Ох и надоели вы мне!.. Давай катись, честная компания, обратно на кладбище!..
Медсестра устанавливала капельницу. Врачи суетились. А больной все мычал и мычал, и глаза у него при этом бешено вращались.
Реанимация находилась на шестом этаже. Внизу курили охранники. В тихую, звездную ночь неожиданно ворвался ветер. Он раскачивал единственную сосну во дворе больницы. Ее ветви царапались в окно.
А веселье продолжалось. Любовница Поликарпа окончательно спелась с камерным оркестром и на потеху хмельной публике выводила песню Сольвейг. Она, может, не совсем подходила на роль хрупкой норвежской девушки, зато могучая грудь певицы вздымалась не хуже, чем волны северного моря, а лицо, пожалуй, даже превосходило своей суровостью норвежские фьорды.
— Яду на всех! — балагурил Шалун, но уже в мраморном сортире мэра, просторном и светлом, куда авторитета привели проблеваться. — Крысиного яду! Где этот вонючий баклан со своей бакланихой? Я им устрою девяносто второй год!..
Соколов, о котором шла речь, весь вечер держался возле собственной жены и поближе к выходу. Чтобы не провоцировать Шалуна на дальнейшие действия, они решили раньше времени покинуть благородное собрание. Супруга преуспевающего бизнесмена, эта глыба полезных ископаемых, прощаясь с хозяином дома, обронила:
— Жаль, что ваша женушка в отъезде. Представляю, как бы мы с ней поладили.
Яснолицый вряд ли был того же мнения, потому что сам никак не мог поладить со своей женушкой, но он слыл позитивным мэром и держал себя в рамках приличия, поэтому молвил:
— Звоните и приезжайте к нам запросто.
Утрамбовав свою монолитность в джип «черокки», закрепив ремень безопасности, глыба воскликнула:
— Вот так-то, Витюша! Ты будешь у меня первым в городе!
— Зачем, дура?! — не оценил ее стараний Витюша. — Я хочу просто быть…
— Не помешаю? — усевшись рядом, спросил Геннадий.
Старый босс поднял веки, но головы не опустил.
— Это ты, Геночка! Я всегда рад тебя видеть, — произнес он без малейшей радости.
— Вам нездоровится?
— Нет, спасибо. Все хорошо.
— Курить будете?
— Я давно уже не курю. Легкие, знаешь, не вечные. Да и мы сами…
Лось вдруг оборвал свою речь, краем глаза уловив сверкание золота.
— Вот дьявол! Откуда у тебя мой портсигар?! — Настроение у старика сразу поднялось, когда он взял в руки любимую игрушку.
— Я забрал его у Миши, чтобы вы не думали о нем плохо.
— Я не думаю о нем плохо. Да где он сам?
— Далеко, Георгий Михайлович.
— Ты помог ему удрать? Так я и думал. Но для чего теперь все эти тайны? Он может вернуться. Уж я найду ему теплое местечко. В обиде не будет.
— Он не вернется.
— Почему?
— Наверно, не хочет быть вам обязанным.
— Что за глупости? Миша мне как сын!
— Может, как племянник?
Старик от этих слов встрепенулся, а потом как-то обмяк, ссутулился.
— У Миши был знаменитый дядя, — продолжал Балуев. — Скрипач Исаак Ильич Гольдмах.
— Значит, докопался? — прошептал Лось.
— Докопался.
— Мне докладывали, что ты копаешь, но я не думал, что так глубоко копнешь.
— Прошлой зимой, когда Миша случайно оказался в вашей заграничной резиденции…
— Оказался! Я притащил его на собственном горбу!
— Его появление послужило началом мести, так? Напомнило о былом?
— Я всегда говорил, что у Мишкольца умнейший помощник, — сделал в его сторону реверанс Георгий Михайлович. — За мной был старый должок, и я не мог отойти в мир иной, не заплатив по счету. Жаль, что ты не знал Ицика. Виртуозный скрипач, красавец, умница! В него нельзя было не влюбиться! Ицик был набожным человеком, хасидом. Любил рассказывать всякие предания. Особенно про двух ненормальных братьев, святош. Одну историю я надолго запомнил, там говорилось: «Если человеку суждено получать удары, он получит их независимо от того, где находится». Почему же судьба так снисходительна к Поликарпу, размышлял я. За что Создатель так полюбил Гробовщика? Почему этому нелюдю все сходит с рук? А может, Бог держит его в качестве санитара? А чем не угодил Всевышнему Ицик, набожный хасид? Водился, конечно, за ним грешок, но разве можно это сравнить с делами Поликарпа? И тогда я понял, что если буду ждать, когда удары судьбы обрушатся на голову хитрого Анастаса, то могу не дождаться. И решил подкорректировать судьбу. Ведь ни одна живая душа на свете не встанет на защиту Поликарпа, даже эта жирная свинья со своей Сольвейг!
— Зато многие любили его сыновей, — возразил Гена.
— А Ицик? Его разве не любили? Его знала вся страна. Он дарил людям красоту.
— И поэтому вы принесли ему в жертву флейтиста, парня, который тоже собирался дарить людям красоту? А потом одного за другим убирали участников съемок. Все ради красоты? И о племяннике Ицика вы тоже здорово позаботились…
— Ему-то грех жаловаться! Он бы никогда столько не заработал!
— Неужели, втиснув Гольдмаха между двумя ненасытными боссами, вы не предполагали, что начнется охота? Что его постараются убрать всеми правдами и неправдами? Да вы его просто подставили. А потом подставили Жигулина и Окуня. И там не обошлось без невинных жертв. Боссы угрохали Пентиума и двух его любовниц. А племянник Ицика едва не оказался за решеткой. И все ради красоты? Сосчитайте трупы, Георгий Михайлович. Чем вы лучше Гробовщика?
— Ну, спасибо, дорогой! Уж от тебя никак не ожидал! — Старый босс заерзал в своем кресле. — Кто-нибудь еще знает? — осторожно поинтересовался он. Балуев сделал отрицательный жест. — Это хорошо, Геночка. Это замечательно, ведь ты умеешь держать язык за зубами.
Геннадий видел, что старик испугался так, что готов был стелиться перед ним. И он пожалел об этом разговоре.
— Не беспокойтесь, Георгий Михайлович, у меня завтра поезд в девять утра.
— Это ты правильно придумал. Молодец. Куда едешь?
— В Москву.
— Надолго?
— Навсегда.
— И Володя отпускает? Зря, зря отпускает. Впрочем, это не мое дело. Хочешь совет? Не задерживайся в Москве. Езжай дальше. Как можно дальше, Геночка! Как можно дальше…
В шесть утра уехали последние гости. Банкет удался на славу, так считал мэр. Даже Шалун со своей братвой не испортил праздника. Впрочем, он уехал вслед за Соколовыми, словно хотел их догнать на большой дороге.
Мишкольц обнял Геннадия.
— Провожать не поеду, — сказал он. — Терпеть не могу отходящих поездов.
— Ну, давай пять! — пожал ему руку Охлопков. — Когда стану директором музея, приезжай посмотреть, если не сдохнешь от зависти.
— Не сдохну, — пообещал Балуев бывшему однокурснику, — а ты, главное, не задавайся!
Светку он обнаружил в одной из спален, куда ее отвела Анхелика.
— Что ж ты так напилась, старуха? — ласково будил он депутата Городской думы. — А кто доставит нас домой?
Она приводила себя в порядок не меньше часа, принимала душ, красилась. Они покинули дом последними. Хозяин уже отдыхал, а в зале какие-то тетки в синих халатах прибирались и драили пол.
Небо начало проясняться, когда они мчались по пустынной дороге, вдоль сосняка. Потом повернули, оставив справа черный силуэт монастыря. Ему казалось, что и эти древние сосны, и этот недавно восстановленный монастырь сами прощаются с ним навсегда.
Когда проезжали по Главной площади, он попросил ее заехать во двор за памятником Ленину. Светка не задавала лишних вопросов, как зомбированная выполняла все его пожелания.
Он прислонился к обветшалой стене сараюшки и простоял так минут пять.
— Долго еще будешь обниматься с этим сортиром? — не вылезая из машины, крикнула Света.
— Хотелось бы войти внутрь, — размечтался Гена. — С детства люблю запах красок.
— Ну-ну, войдешь, а завтра милиция снимет тебя с поезда. Здесь давно уже нет никаких мастерских, только вывеска осталась.
— А что же тогда?
— Склад какой-то торговой фирмы. Здесь, Геночка, давно уже пахнет по-другому. Садись, романтик, а то мы так и не доедем.
Он машинально поднял голову и посмотрел на окна квартиры Гольдмаха. В окнах горел свет.
— Он что, рехнулся?!
— Ты о ком?
Ответа она не дождалась. Балуев бросился к подъезду.
— Кто из нас наклюкался у мэра? — пожала плечами Кулибина.
На его звонок ответил испуганный девичий голос.
— Вы — Лика? Я — Мишин друг. Откройте.