Вопрос застал ее врасплох. После некоторого замешательства, она ответила вопросом:
— Это так важно?
— Без твоего интереса я не возьмусь за расследование.
— Ладно, скажу. — Голос ее дрожал от напряжения. — В городе появилась новая сила. Я хочу знать, кто за этим стоит?
— Я тебе не верю, — покачал головой Балуев. — Ты слишком крепко сидишь в своем депутатском кресле, чтобы взволноваться от появления в городе новых бандитов. Ради этого ты не стала бы меня беспокоить.
— Ты прав, но истинную причину я пока сказать не могу. Потом когда-нибудь, — пообещала Светлана.
Несколько минут они сидели молча. Балуев нервно барабанил пальцами по столу. Хозяйка мыла посуду.
— Ответь мне, только честно. Ты как-нибудь связана с Поликарпом?
— Нет.
— И он не знает о том, что ты хочешь вести самостоятельное расследование?
— Нет.
— Ничего не понимаю!
— Не ломай голову. Со временем все узнаешь.
— А если кто-нибудь проведает и доложит Поликарпу о моих потугах? Что тогда?
— Будем думать вместе.
— Может оказаться поздно. Я теперь принадлежу только себе. Влиятельный дяденька Мишкольц за меня не заступится. Ты хоть понимаешь, в какое болото собираешься меня затянуть?
— Будем считать, что ты работаешь на меня. А я теперь не менее влиятельна, чем дяденька Мишкольц. Как тебе такой вариант?
— Надо подумать.
— Завтра ознакомишься с делом Христофора Карпиди. Надежные люди отсняли для меня ксерокопию.
— Кто ведет дело?
— Следователь Беспалый.
— Ну, этому уже дали на лапу со всех сторон!
— Все, кроме меня, — наконец улыбнулась Света. — Я предпочитаю не разбрасываться деньгами. Все твои расходы беру на себя. По рукам?
— Если женщина просит… — развел руками Балуев и тут же заработал поцелуй в щеку.
Они расстались у здания горсовета. На прощание Геннадий спросил:
— Пацан учился в Париже?
— В Сорбонне. Он сначала закончил там лицей.
— У нас что, мало своих престижных вузов?
— Думаю, Поликарп хотел его уберечь от нашей жизни. Старший сын учился в Канаде. Теперь живет в Греции.
— Вот что, Светочка, подготовь-ка мне через своих надежных людей максимальные сведения о семье Гробовщика, особенно о всех его детях.
— Зачем? — вытаращилась она.
— Буду пока отрабатывать собственную версию. Если это месть, то обязательно возьмутся и за остальных детей. И потом, надо же понять, почему именно Христофор?
— Он был его любимцем, — грустно улыбнулась Света.
— Вот видишь! Это опять говорит в пользу моей версии!
Он выкурил сигарету прямо на крыльце главного административного здания, чтобы собраться с мыслями.
«Дети Поликарпа — как трогательно! Удружила Светочка! Вместо того чтобы заниматься своими детьми… А кто мне запрещает?»
Он с точностью баскетболиста послал окурок в урну и быстро зашагал к автобусной остановке.
Марина Балуева уже много лет не ходила на работу, пополнив многочисленную армию российских домохозяек. Трое детей — это вам не шуточки! С первым мужем ей приходилось тяжело. Познала нужду. Сама зарабатывала на хлеб насущный. Что возьмешь с нищего музыканта? Зато со вторым повезло несказанно. Красивый, интеллигентный, моложе на пять лет, да еще деньги греб лопатой! Вот только видела она его редко. Серьезные люди редкие гости в собственном доме. А Геннадий всегда был серьезным человеком, с головой уходившим в дела. С годами Марина стала болезненно подозрительна. Не раз обвиняла мужа в измене. А там, где кончается доверие, кончается любовь. К тому же очень обидно, когда тебя незаслуженно в чем-либо обвиняют, то есть навязывают тебе определенную ситуацию, в которую ты рано или поздно попадаешь. Так появилась в жизни Геннадия Светлана, подруга Марины, к которой она начала ревновать загодя, тем самым указывая мужу объект для пристального внимания.
После сногсшибательного турне Светы и Гены от Рио-де-Жанейро до Сантьяго развод стал неминуем. Но Марина так просто не сдалась: У нее был последний и самый сильный аргумент — дети. Они олицетворяли благополучие. Женщины часто стараются удержать мужчину детьми, вместо того чтобы разобраться в себе. Чем больше детей, тем прочней вкопаны в землю столбы, на которые натянута колючая проволока и пущен многовольтовый ток! Но у Балуева хватило сил изменить все в своей жизни, расстаться с прошлым окончательно.
Геннадий уехал в Москву, оставив ей счет в банке, которым она могла воспользоваться только после развода. Марине пришлось поспешить, потому что других финансовых источников она не имела.
Во время последней истерики, перед его отъездом, Марина клялась, что он никогда больше не увидит своих детей, а квартиру она обменяет и переедет жить в другой город. Квартира принадлежала Геннадию, и он отписал ее старшему сыну, не своему, усыновленному. Он никогда не делал различия между детьми. И до тех пор, пока сын не достигнет совершеннолетия, обменять квартиру не удастся. Таков закон. А детей, как выяснилось, она не только не собирается от него прятать, но и готова уступить кое-кого. Мужика все равно удержать не удалось, тогда зачем ей столько?
Младшему, Артему, на днях исполнялось пять лет, и Балуев в этот день собирался преподнести детям огромный торт. Ведь Марина не баловала их сладостями. Помешанная на лечебном голодании, она просто издевалась над детьми. Они вечно недоедали, а старший уже успел заработать гастрит.
Сладости в дом приносил отец.
И на этот раз, когда он пришел с полным кульком конфет, ему повезло. Дочь только вернулась из школы. У нее в первом классе мало уроков. А старший, Валентин, еще не успел уйти. Он учился во вторую смену. Он-то и открыл Геннадию и тут же повис у него на шее. И даже прослезился.
Валя совсем не знал своего отца. Того не стало, когда мальчику еще не исполнился год. И внешностью и кротким нравом он походил на отца, доброго, застенчивого заику. Вот только не заикался. Геннадий усыновил его двухлетним и любил как сына. Теперь Вале было десять, и он тосковал по отчиму. Особенно туго ему пришлось после суда. Мать отыгрывалась на нем чуть ли не каждый день. Строго контролировала, гулять не выпускала, запрещала приводить друзей.
Каждую свободную от уроков минуту заставляла читать. Однажды отхлестала кухонным полотенцем за то, что плеснул на пол чай. Ему ничего не прощалось, не спускалось на тормозах. Поблажки Марина приберегала для младших детей.
Она выплыла в коридор с благостной улыбкой. Широкобедрая и плоскогрудая, с лунообразным, смуглым лицом. В масленых бурятских глазках спрятан вечный укор.
Геннадий сразу заметил в ней перемены. Марина постарела. Видно, год, проведенный без него, был не самым легким в ее жизни. Он смотрел на бывшую жену и не мог понять, что находил в ней раньше.
«Ведь она насквозь фальшива! До кончиков ногтей! А я любил ее, боготворил. Впрочем, мне всегда нравилась экзотика. Тут Светке не откажешь в здравом уме. В Марине много гогеновского. Когда-то это был мой любимый художник, но вкусы меняются!»
— Ты надолго? — пропела она.
— Не знаю.
— А где остановился?
— У Светки.
— Так я и знала, — произнесла она без злобы, все с той же улыбкой. — Почему не у нас?
— После точки не ставят запятую.
— Есть хочешь?
Он поморщился, припомнив ее капустные салаты и морсы из кислого варенья.
— Спасибо, я перекусил.
Артем и Нина, его дети, не проявили особого радушия. Даже стеснялись отца. Может, на них действовал строгий взгляд матери, скрестившей руки на груди.
— Поедешь ко мне? — спросил он Артема.
— Не-а! — неожиданно ответил мальчуган. — Без Вальки не поеду!
— Это Валентин подговорил его на суде! — вмешалась Марина. — И совсем он не хочет в Москву! Нам и здесь хорошо. Правда, дети?
— Правда, — как по команде повторили младшие.
— Неправда! — выкрикнул из коридора кроткий Валентин.
— А ты в школу уже опаздываешь! — взвизгнула мать. — Собрал портфель?
— Не кричи на него! — вмешался Геннадий.
— Это мой сын! — бросила она ему в лицо.
— И мой тоже! Я его усыновил!
— Надо же, — ехидно усмехнулась она. — Усыновил! Герой! Ты на него никаких прав не имеешь! И в Москву он к тебе не поедет!
— Папа, ты еще придешь? — спросил уже одетый Валентин, вытирая слезы.
— Конечно, приду, — пообещал Балуев и обнял старшего сына.
— Я сбегу! — шепнул ему на ухо Валя.
После его ухода Артем разнюнился, а Нинка упорно держала сторону матери. Разговор с Мариной не клеился. Она все пыталась выведать о его столичной жизни. Он догадывался, что именно ее интересовало, и отвечал на вопросы только «да» или «нет», будто заполнял анкету.
Неудачный визит в семью не улучшил ему настроение.
«Но ведь еще год назад ты вообще ни на что не рассчитывал! — подбадривал он себя. — А Валька даже не входил в твои планы. Ты мечтал перевезти своих детей. Вот как бывает. Чужая кровь, а совсем-совсем родной! А Нинка фыркает, как напуганный котенок!..»
Чем больше он думал о детях, тем чаще возвращался мысленно в прошлое, в собственное детство.
Едва залез в переполненный автобус и покатил знакомой дорогой, в сторону завода РТИ, туда, где желтеет среди тополей уродливое здание общаги.
Отец работал на заводе художником-оформителем, мать — лаборанткой. Отец, напившись, ныл о загубленном таланте. Мать, в ожидании пьяного мужа, оплакивала загубленную молодость. Гена появился на свет, когда обоим было уже за тридцать. Его произвели на свет в утешение, в скорбную минуту, после того, как единственная дочь погибла под колесами автомобиля. Отец запил с горя, тоскуя по любимой дочери, а остановиться уже не мог.
— Зачем ты меня родила? — часто спрашивал маленький Гена у матери.
— Чтобы ты жил. — Ничего умнее придумать она не умела.
Без конца слушала джаз на стареньком проигрывателе-чемоданчике и курила, курила, курила…
Повзрослев, он понял, что родителям надо было сразу развестись, как только погибла дочь, потому что они жили вместе ради дочери и уже давным-давно не любили друг друга.