– Шура, – в ужасе прошептали губы. – Шурочка! Саша! – Лиза перешла на крик.
В машине скорой помощи она держала её за руку и уговаривала жить! Пожалуйста, только жить! Это так просто – жить! Это так сложно – жить! Это так необходимо – жить!
Она долго ждала в приёмном покое пока шла операция, скиталась из угла в угол и молилась про себя. Когда вышел врач, устало стянул шапочку удивительно похожую по цвету на её плащ, она всё поняла. Не спрашивала, а поняла по усталому, безысходному жесту хирурга, который медленно стягивал шапочку. Так бывает, когда хочется повременить, собраться с мыслями перед тем, как сообщить что-то страшное! Он, врач, вершитель одной несчастной судьбы ставит точку, закрывает двери и больше не даёт обещаний веры. Доктор близко подошёл к Елизавете, которая застыла в немом вопросе, и с маленьким огоньком надежды, который теплился где-то глубоко в глазах.
– Вы сказали, что это ваша подруга? – Лиза моргнула, и из глаз полились слёзы. – Я сожалею, мы ничего не смогли сделать. Пациентка получила травмы несовместимые с жизнью. Примите наши соболезнования.
Заболоцкая стояла одна в длинном коридоре с искусственным светом и совсем не знала, куда идти и что делать. Где-то впереди образовался силуэт, он быстро шёл навстречу и белый халат развевался на плечах. Когда из неясной фигуры появились очертания Кирилла, она, не раздумывая бросилась ему на шею.
– Как ты узнал?
– Охранник, который дежурит на въезде во двор, видел, как всё произошло. Поехали домой. Сейчас ночь. Тебе надо отдохнуть.
Глава 10
Краснопёров несколько часов опрашивал коллег погибшего журналиста. Полицейского не удивило, что телевизионщики знали о факте убийства Соловьёвского. Кое-какие данные просочились в вечерние новости, поэтому появление следователя ни у кого не вызвало вопросов. Телевизионная братия оказалась, настолько суетлива, занята и энергична в движениях, что приходилось выдёргивать или вылавливать каждого для беседы. Дисциплиной они не отличались, а может в этом и состояла та дисциплина, которая позволяла выпускать репортажи и программы? Думать над этими вопросами у полицейского не имелось ни времени, ни сил, ни желания. Звукооператоры, режиссёры, осветители, гримёры рассказывали о Соловьёвском, как под копирку, словно сверху получили методичку, по которой необходимо действовать и что говорить в случае вторжения на территорию канала пришельцев из других планет и полицейских. Коллеги хором хвалили журналиста, и ни один солист не пропел партию хоть с какой-нибудь критикой в адрес погибшего. Это и понятно, про покойников или хорошо, или ничего! И всё же Краснопёрову казалось, что почивший телевизионщик являлся фигурой яркой и неоднозначной, чтобы про него нечего было рассказать кроме лестных, приглаженных высказываний. И картина вырисовывалась примерно такая: Соловьёвкий был отличным профессионалом, умным, грамотным! Журналист разбирался в тонкостях политических вопросов, имел широкий кругозор и невероятную работоспособность, знал несколько иностранных языков, спал мало, большую часть жизни проводил в студии. С коллегами обходился корректно, но не терпел мнений, которые противоречили его мировосприятию. Алексей Рудольфович мог в прямом эфире выгнать из студии приглашённого участника, который, на его взгляд, оскорблял присутствующих политиков. В то же время именно такие выходки делали популярными его программы. С подчинёнными не дружил, но был вежлив и корректен. Имел ли врагов? Безусловно! Как всякая популярная медийная личность! А вот к убийству, такого рода враги не могут быть причастными! Одно дело зависть и злоба, эти чувства заставляют делать каверзы, а другое дело кровная обида и кровная месть! Нельзя сказать, чтобы все повально обожали журналиста, но никто не назвал имя человека, который бы люто, до убийства ненавидел Соловьёвского! А что до тех, которых он из студии выгонял, так позвольте, это игра на публику! Все в студии получали свою долю рекламы, рейтинга, а соответственно доходов! Лучше десять раз подставить шкирку для того, чтобы тебя с треском выдворили на глазах у многомиллионной аудитории, чем получить закрытую дверь в студии и соответственно забвение! И потом, он совершенно устраивал власть!
Краснопёров выдохся. Осталась последняя встреча и полицейский поспешил на улицу. Женщина не захотела специально приходить в студию, чтобы поговорить с представителем правопорядка, а назначила деловое свидание в парке, неподалёку от редакции канала. Павла никогда не интересовали ток шоу, тем более на политические темы. Влиять на реальную политику ни участники, ни ведущий не могли, да и сама форма проведения оставляла желать лучшего. Споры, зачастую переходящие в срач в прямом эфире удерживали у телевизора маргиналов и людей, у которых не имелось своего мнения и которые брали это мнение у таких, как Соловьёвский. Так считал Павел и мысленно подбирал слова, с которых начнёт разговор с бывшей коллегой и со-ведущей журналиста. Когда Краснопёров собирал информацию о деятельности ведущего, то наткнулся на совсем незначительный, но занимательный фактик. Около года тому назад Соловьёвский выгнал из студии свою партнёршу по эфиру. Работали они вместе давно, обоим было удобно общаться в форме диалога. Сам ведущий позиционировал Регину Карандышеву, как свою партнёршу, на самом деле она должна была быстро найти ту или иную информацию, и подсунуть Алексею Рудольфовичу, чтобы тот не терял темп эфира. Ещё в её обязанности входило поддерживать разговор, но только в русле, какой укажет сам ведущий. В действительности, телевизионная братия считала Регину самостоятельной единицей. До того, как прийти на передачу к Соловьёвскому она долгое время проработала на радио и вела собственную передачу на телевидении. Зачем она пошла в услужение к Алексею Рудольфовичу, никто не понимал, но факт оставался фактом. И вот как-то в одном из утренних эфиров Карандышева публично позволила себе не согласиться с какими-то доводами ведущего, мало того, она осмелилась вступить с ним в спор. Журналист не на шутку разозлился и, еле сдерживая гнев, предложил Регине собрать манатки и покинуть студию. Не больше, не меньше, именно такими словами. Когда Павел нашёл в интернете и посмотрел эфир, то удивился той мелочи, из-за которой разгорелся сыр бор, а больше удивила реакция обоих ведущих. То, что Соловьёвский еле сдерживает гнев, было видно невооружённым глазом и если бы не включенные камеры, он бы разнёс студию на куски. Регина смотрела на журналиста широкими от удивления глазами, скорее всего, она просто не могла поверить, что это происходит именно с ней, да ещё спектакль с изгнанием непослушной партнёрши в прямом эфире с миллионной аудиторией! Тогда Карандышева покинула студию, буквально на глазах у всей страны и буквально со своими манатками! Больше нигде ведущая не всплывала и про неё быстро забыли. А вот Краснопёров умудрился найти её телефон и попросил о встрече. Мало ли, на что способна обиженная дама!
Павел её сразу узнал.
«Она красивая! Лучше, чем в телевизоре!»
Навстречу шла высокая стройная женщина в грубо вязаной кофте и в мягких сапожках на невысоком каблучке, шлейфом развивалась шёлковая юбка в крупный горох. Смуглая кожа подчёркивала голубизну глаз и светлый ёжик волос. Краснопёров, неожиданно для себя, приосанился и стряхнул невидимые крошки с рубашки.
– Здравствуйте, – Павел протянул руку. – Спасибо, что пришли. Я Павел Красноперов – следователь прокуратуры.
– Регина, – женщина протянула руку в ответ и улыбнулась. – Спасибо, что вытащили из квартиры.
Павел неприлично долго держал ладонь журналистки, отчего она смутилась, ещё раз зафиксировала рукопожатие, и попыталась освободить руку. Краснопёров спохватился и виновато улыбнулся:
– Извините великодушно! Вообще-то это против моих правил, но ради вас я их нарушу. Вы очень красивая женщина!
– Разве делать комплименты это против правил? – Регина смотрела на полицейского с улыбкой.
– Когда находишься при исполнении обязанностей, как-то не совсем правильно флиртовать.
– А вы уже флиртуете со мной?
– Ещё нет, но планирую! – Павел говорил и с ужасом понимал, что его язык несёт слова, не согласованные с головой!
– А если я замужем? – Регина хитро сощурилась.
– Полицейский и журналист, очень похожие профессии и вы должны знать, что прежде чем встретиться, я навёл о вас справки.
– Ах, да! Вы меня в чём-то подозреваете?
– Моя работа подозревать всех. Извините за прямоту, – Краснопёров прокашлялся. – Я хотел бы поговорить с вами о Соловьёвском. Вы какое-то время работали вместе. Не стану скрывать, что видел тот эфир, когда журналист указал вам на дверь.
– В таком случае, мне нечего добавить!
– Может, выпьем кофе? – полицейский понял, что с самого начала всё испортил и разговор, ещё не начавшись, зашёл в тупик.
– Лучше пройдёмся. Сейчас я занимаюсь написанием статей для различных журналов, много времени провожу дома у компьютера и хочется воспользоваться возможностью прогуляться на свежем воздухе, – Регина замолчала на секунду. – Знаете, почему я не пришла в студию? На другой день после инцидента, у меня забрали пропуск. Понимаете, ещё ничего не было решено, отдел кадров держал у себя мою трудовую книжку, я не подписывала никаких документов, а служба безопасности уже выставила меня за дверь, словно террористку с бомбой! Оскорбил не сам инцидент в студии, а реакция коллег! За меня никто не вступился. Это потом стало понятно, что каждый трясся за своё место. Соловьёвский мог любого вышибить без суда и следствия, даже не объясняя причин!
– Он такой всесильный? А как же руководитель канала Синявский? Он мог выступить в роли третейского судьи!
– Нет, не мог! Я думаю, что между Алексеем Рудольфовичем и боссом негласная договорённость. Журналист делает рейтинг, а руководство не вмешивается во внутренние взаимоотношения отдела. Ну, кто станет ссориться с курицей, несущей золотые яйца?
– Неужели Соловьёвский был настолько независимым, что никто не мог указать ему на ошибки?