— Со мной не надо расплачиваться, Лей, — сказала Ниу и коснулась моей ладони. — Просто будь рядом. Хорошо?
Мои пальцы сжали гладкие деревянные шарики. Чётки, которые она мне подарила. Которые наверняка остались там же, затоптанными в пыль во дворе.
— Хорошо?
Не мог я ей ответить на этот вопрос. Закрыл глаза.
— Лей? Тебе плохо?..
— Нет. Я…
Хлопнула дверь. Я открыл глаза, Ниу от меня отпрыгнула.
— Что это такое? — В палату вошёл директор школы. — С каких пор у нас разрешены посещения? Это школа борцов, а не педиатрическое отделение. Вон отсюда! Сейчас время работы.
Ниу как ветром сдуло. Вслед за директором в палату зашёл врач. Выглядел он каким-то поникшим и несчастным. Оно и понятно: начальство заявилось.
— Лей, — произнёс директор, посверкивая очками. — Опять Лей. Знаешь, а я слежу за твоими достижениями. Первый день — залёт в карцер. Потом — прогулки по ночам. Теперь — драка. И попытка побега.
— Побега? — Я удивлённо захлопал глазами.
Директор тяжело вздохнул и опустился на край моей койки.
— Побега, Лей. Побега. Не думай, что я поверил твоей подружке. Слова борцов тоже достигли моих ушей, и их версия показалась мне куда более правдоподобной.
Я всеми силами старался изображать недоумение.
— Отличный был план, — говорил директор, пока его рука ощупывала загипсованную ногу. — Я даже искренне восхитился.
— Не понимаю, о чём вы…
— Всё ты понимаешь. Но не бойся, я не рассердился. На самом деле я тебе даже благодарен. Ты показал мне дыру, и я её заделал. Клан Чжоу очень трепетно относится к своим внутренним ресурсам. Клану Чжоу не нравится, когда что-то, принадлежащее ему, бесконтрольно выходит на улицы. — Рука погладила гипс. — Я сообщил о злоупотреблениях, которые позволяли себе те, кто привозит продукты. С этими людьми… — директор усмехнулся, — уже поговорили. Больше они не позволят себе такого.
Он легонько пристукнул по гипсу. Боль взорвалась в ноге маленькой бомбочкой, поднялась вверх и умерла. Директор пытливо вглядывался мне в лицо, но я не порадовал его ни криком, ни гримасой. Чтобы заставить меня корчиться от боли, нужно что-то посильнее. Такое, например, как пуля в грудь и падение с моста на крышу поезда.
— Лей — герой, — улыбнулся директор. — Лей — настоящий герой школы Цюань. Когда ты отсюда выйдешь, все будут чествовать тебя, носить на руках. И твои подружки из кухни, и твои друзья-борцы. И все остальные — тоже.
Он резко встал с койки и повернулся к врачу.
— Сколько он тут пролежит?
— У него сломана нога, — забормотал врач. — В зависимости от того, как будут срастаться кости. Полагаю, через неделю сможет ходить с костылём. Может, через две недели…
Директор метнул на меня яростный взгляд.
— Везучий сопляк.
Он быстрым шагом вышел из палаты. Врач посмотрел на меня рассеянно и тоже удалился. Я остался наедине со своей болью и со своей памятью, которые шли рука об руку.
— Нас-тя… — прошептал я.
Во сне я говорил не по-китайски, это точно. Но сейчас не мог вспомнить ни слова из того языка. Даже имя девушки, которая отважилась спуститься в подвал вместе со мной, с трудом получилось произнести.
— Да кто же я такой?
Закрыл глаза. В темноте парил жёлтый дракон.
— Кто я? Расскажи мне всё, я хочу знать!
Но дракон молчал, мерно взмахивая крыльями. Наблюдая за переливами его золотых чешуек, я вновь провалился в забытьё, на этот раз не разбавленное никакими видениями.
Очнулся я от прикосновений. Ласковых, тёплых и влажных прикосновений к груди. Открыл глаза.
— С пробуждением, — улыбнулась медсестра Яню.
— Ага, — хрипло ответил я и, откашлявшись, спросил уже нормальным голосом: — Что вы делаете?
— А на что похоже?
Было похоже на то, что она обтирает меня жёлтой губкой. Я заворожённо следил, как губка скользит по груди, по животу, медленно улетает и тонет в стоящем на стуле тазике, подчиняясь руке Яню.
— Я впечатлена.
— Правда? Чем?
Там, куда я смотрел, и куда приближалась губка, впечатляться было особо нечем. Хотя и стыдиться тоже нечего.
— Я не первый год работаю в этой школе. И впервые слышу о таком отважном поступке. Новичок в одиночку вышел против пятерых борцов…
— Это не отвага, а глупость, — заметил я. — Отвага выглядит немного иначе.
— И ты знаешь, как она выглядит, Лей?
— Я много чего знаю…
Губка в последний миг изменила траекторию и скользнула по бедру здоровой ноги. Тёплая вода, тишина. За окном — глухая ночь. Лампы на потолке не горят, а свет — от настольной лампы, которая стоит на втором стуле.
— Интересно было бы узнать… много чего, — с улыбкой заметила Яню. Погрузила губку в таз, достала и медленно, будто наслаждаясь, выжала.
— Зачем ты это делаешь?
— Люблю чистоту. — Губка прошла по другому бедру, остановилась у гипса. — Мальчишки нередко пренебрегают чистотой. А зря.
Губка вернулась в таз.
— Яню, я серьёзно. Что ты…
Я не договорил, потому что Яню переместила губку на ту часть тела, которой до сих пор не касалась.
— Да, Лей? Ты что-то говорил.
Говорил, да. Но теперь говорить не получалось. Яню сжимала и разжимала губку, двигала вверх-вниз, с улыбкой глядя мне в лицо.
— Думаешь о своей подруге?
Яню убрала губку, намочила и подняла повыше. Медленно сжала. Струйки воды потекли по запястью, заползли под рукав белоснежного халата.
— Нет, — честно сказал я.
— И правильно. — Губка вернулась на прежнее место, заскользила вверх-вниз. — Она ничего не потеряет. О, прости. — Яню, не прекращая медленных движений, взяла другой рукой картонный стаканчик, притаившийся за лампой. — Ты проспал приём лекарства.
Картонный стаканчик приблизился к моему лицу. Я, сжав губы, мотнул головой:
— Нет… Пусть побудет у тебя.
Стаканчик вернулся на стул.
— Да, совсем забыла. У тебя ведь с болью особые отношения, да?
— Именно так.
— Интересно узнать, какие.
— Хочешь узнать?
— Очень хочу.
— Какая же ты любознательная…
Яню бросила губку в таз. Её руки медленно поднялись и расстегнули первую пуговичку халата, спустились ко второй.
— Любопытство свойственно людям, — сказала Яню.
Я следил за её руками и слушал удары крови у себя в висках. Белая ткань отступала, освобождая из заточения смуглую кожу, стройное тело, ничем больше не защищённое от моего жадного взгляда.
Покончив с пуговицами, Яню повела плечами, халат начал соскальзывать.
— Не надо, — вырвалось у меня.
— Что случилось? — приподняла бровь Яню.
— Ничего. Пусть… пусть будет.
Она посмотрела на халат, перевела взгляд на меня, улыбнулась:
— Так, значит?
— Да, — усмехнулся я. — Я всё-таки пациент. Мне ведь полагается медсестра.
Тихо засмеявшись, Яню забралась на койку, перекинула ногу через меня. Её ладони легли мне на живот, полы халата защекотали ноги.
— Скажешь, если будет слишком больно, — прошептала она.
Я потянулся к ней, она наклонилась, позволила моим рукам лечь на её груди, сжать их.
— Вряд ли, — честно признался я.
Она закрыла глаза, я ощутил дыхание, сорвавшееся с её губ, когда первая дрожь наслаждения пробежала по моему телу. Наслаждение сплелось с болью в единое целое, которое я не хотел распутывать. Мне по вкусу был этот горько-сладкий напиток, чашу которого я собирался испить до дна столько раз, сколько успею наполнить за эту ночь.
Глава 24. Легенды
— В тебе живёт могучий дух.
— Угу… — отозвался я, глядя в кусок чёрного неба за окном, перечёркнутым прутьями решётки.
Мы лежали на узкой койке вдвоём. Я — на спине, Яню — на боку. Её пальцы нежно гладили мою грудь, дыхание щекотало ухо.
— Вокруг только и разговоров, что о ду́хах.
Яню негромко засмеялась:
— Да, мальчишки любят трепать языками про то, в чём ничегошеньки не понимают.
— А ты — понимаешь? Ну, разбираешься во всей этой ерунде с духами? — Я заинтересованно посмотрел на Яню.
— Я бы поостереглась называть подобное ерундой.
— Хорошо, не буду. Так ты что-то знаешь?
— Возможно…
— Расскажешь?
— А что я получу взамен?
— А чего ты хочешь?
Яню улыбнулась:
— Надеюсь, мы что-нибудь придумаем.
— Рассказывай, — улыбнулся я в ответ.
С одной стороны, мне действительно казалось не лишним что-то узнать про «дух борца», или просто «дух» — я так и не понял, как правильно. С другой, хотелось отвлечься от своих тяжёлых мыслей, которые никуда не могли привести, вызывали лишь глухое раздражение.
Последний сон — самый яркий из всех — поразил своей реалистичностью, но едва ли прибавил что-то весомое к общей картине. Деталей было много, конкретики — мало. Кто тот человек, за которым я охотился? Как он связан с теми двумя выродками, которые сбросили меня с моста? Чёрт, даже про эту Нас-тю я знал доподлинно, что она — мой друг и напарник. Знал о том, что в отделе ходили про нас слухи, но никаких других отношений, кроме рабочих и дружеских, между нами не было.
Знал, что существует некий отдел, в котором я работал. Кажется, мог вспомнить лица некоторых сотрудников.
Но что это мне давало сейчас? Хорошо, я смирился с тем, что у меня была прошлая жизнь, что память о ней внезапно пришла и стёрла мою настоящую, здешнюю жизнь, к добру или к худу — не знаю.
Что-то там таилось ещё, важное, невероятно, незаменимо важное. Лицо, пока ещё скрытое завесой света. Лицо человека, который читал заклинание по книге. Человека, которого я — больше, чем ненавидел. Если бы это был просто какой-то мужик, который пришёл и перерезал у меня на глазах всех, кто мне дорог, чувство было бы иным. Нет… Тут было что-то глубже.
— Говорят, что в древности, — начала рассказывать Яню, — боги, духи и люди не были разделены такими глухими стенами, как сейчас. Они могли встречаться и разговаривать, оказывали друг другу услуги, или вредили, обманывали друг друга. Люди могли ходить на небо, к богам, и боги радовались гостям, пока однажды не случилось что-то, из-за чего боги разделили наши миры раз и навсегда. Говорят, некоторые духи тогда то ли не успели, то ли не захотели вернуться домой и с тех пор живут среди людей.