— Да, в полном. — Я сделал над собой усилие и перестал смеяться. Ну, не истерика же у меня, в самом-то деле. Хотя, почему бы и нет.
Трясусь, как в лихорадке, зуб на зуб не попадает, все мышцы, кажется, свело одной судорогой, голова раскалывается, тошнит… Почему бы мне, до кучи, ещё и не поистерить? Не начать плакать, визжать, кидаться на стены, умоляя дать мне дозу? Я ведь сто раз такое видел.
— Потерпи немного, сейчас я поставлю капельницу.
— Не надо капельницу! — Тут я сам удивился тому, как жёстко прозвучал мой голос. Практически как тогда, когда я кричал про «полицию», выпрыгивая из мусорного ящика. — Дай мне таз и… и отойди.
Яню быстрыми злыми шагами приблизилась ко мне, наклонилась и быстро заговорила:
— Я забрала тебя в лечебницу под свою ответственность. Директор не соображает в медицине, ему я мозги запудрю, но он должен видеть хоть что-то, похожее на серьёзное лечение.
— Что ты собираешься ставить? — не отставал я.
— Не я, я не имею права назначать лекарства. Доктор Янлин. Обычный физраствор, но для директора — это хлорид натрия, так звучит серьёзнее. Тебе это, по-моему, только на пользу.
Я кивнул и позволил себе расслабиться. Физраствор мне действительно не повредит, почему-то я это знаю. После почти недели обезвоживания, без жратвы — то, что нужно.
Янлин. Янлин и Яню. Хорошо устроились.
Яню покачала головой, увидев, что я опять улыбаюсь, и отошла. В «предбаннике» уже слышались голоса, крики. Яню поспешила туда.
— Так, что там? Ну-ка, назад! Назад, я сказала! Это вам не тренировочный зал. Кому помощь нужна?
— Мне! — взревел Джиан.
— Ты и заходи.
— Мы ему поможем!
— У него что, ноги сломаны? Ах, нет? Тогда вон отсюда!
Борцы загалдели, но вдруг послышался голос, которого я на таких децибелах ещё не слышал:
— Вы что тут устроили?! Обоим по предупреждению, и будет ещё по одному, если сейчас же не исчезнете, бездельники!
Вот и доктора Янлина разозлили. Волшебное слово «предупреждение» сработало, Бохай и Бэй испарились, хлопнула уличная дверь. Наверное, предупреждения как-то влияют на борцовские бонусы. Ну, помимо возможности провести ночку в консерватории, а потом, едва переломавшись и не пожрав, тащиться на тренировку.
Джиан, еле волоча ноги, вошёл в палату. Я с интересом следил за ним взглядом. Он как будто в жмурки играл — держал обе ладони перед лицом. Одной касался здоровой половины лица, другую держал на небольшом отдалении. Страшно даже коснуться? Что ж, понимаю, коллега. Хотя это ещё мелочи. Вот когда страшно находиться в своём теле — это уже более-менее серьёзно.
Плюхнувшись на соседнюю койку, Джиан взвыл:
— Да сделайте уже что-нибудь!
Меня даже тошнить перестало. Губы сами собой растягивались в улыбке.
К Джиану подошли Яню и Янлин. Доктор наклонился, заставил Джиана отвести руки от лица и повернуть голову. Пока он осматривал повреждения, Джиан увидел меня. Его и так налитые кровью глаза покраснели совершенно.
— Ты! — заорал он.
— Отлично выглядишь, Джиан, — сказал я. — Это ты уже приготовился к свиданию, или ещё в процессе?
Джиан попытался вскочить, но доктор с неожиданной силой усадил его обратно.
— Не двигаться! — рявкнул он. — Мешаешь осмотру! Яню, поставьте капельницу этому, — махнул он рукой в мою сторону.
— Слушаюсь, — пробормотала Яню и упорхнула из палаты.
— Мне что-нибудь поставьте, я сейчас сдохну! — простонал Джиан.
Но врач продолжал внимательно смотреть на правую половину его лица. И чего там, спрашивается, смотреть? Ожог. Красная кожа, пузыри. Рак кожи, что ли, ему сейчас диагностирует? «Очень удачно, что вы к нам обратились, иначе мы бы не обнаружили болезнь так рано». Представив, как Джиан благодарит меня и Вейжа за своевременный заезд в лечебницу, я опять затрясся от сдерживаемого смеха. Слава богу, в этот момент появилась Яню и закрыла меня от Джиана.
— Веселишься? — тихо спросила она, вешая на штатив пакет с физраствором.
— Ну не плакать же, — усмехнулся я.
Яню улыбнулась мне краешком губ. Руки её действовали быстро и уверенно, вот прохладная антисептическая салфетка лизнула сгиб локтя правой руки, а секунду спустя туда вошла игла катетера.
Джиан тем временем издал ещё один вопль, и доктор Янлин, наконец, над ним сжалился.
— Яню, — окрикнул он. — Вы закончили? Пантенол, салфетки. Обработайте молодому человеку ожог.
— Дайте что-нибудь от боли! — заорал Джиан, но доктор, не дав больше никаких распоряжений, вышел из палаты и хлопнул дверью. Яню выскочила следом. Мы с Джианом остались наедине.
Он стонал и рычал сквозь стиснутые зубы, покачиваясь взад-вперёд. Я с интересом смотрел на него.
— Больно, да?
— Заткнись! — заорал Джиан.
Когда больно, злость кажется спасением. Злость и боль — идут рука об руку. И доводят человека до грани.
— Ладно, не переживай, сейчас отпустят, доберёшься до своего тайничка с таблетками — и сразу станет легче, — попытался я ободрить его. Нахрена? Сам не знаю. Просто как-то смешно было всерьёз считать врагом этого… Этого.
Джиан замычал и отвернулся.
— Нет таблеток? — удивился я. — Всё спустил на пиво? Ну как же так, Джиан…
— Закрой свою вонючую пасть!
Вернулась Яню с подносом, на котором лежали салфетки, бинты и какие-то склянки.
— Что это? — бросил Джиан взгляд на поднос. — Дайте что-нибудь от боли!
— Не полагается, — ласково сказала Яню и принялась распылять на ожог спрей.
— Да ладно, я же знаю, что вы всем даёте! — простонал Джиан.
— Что-что? — Яню перестала распылять и с удивлением посмотрела на Джиана. — Что ты такое обо мне знаешь? Подожди, я верну доктора Янлина, он должен это услышать. Обвинение серьёзное, если на меня пала хотя бы тень подозрения, я не должна больше занимать этот пост.
Она встала. Действительно собралась куда-то идти.
— Стойте! — взвыл Джиан. — Я пошутил, ясно?
— Глупая и жестокая шутка.
— Прошу… прошу прощения, ладно?
— Ладно, — смилостивилась Яню и продолжила обработку.
— Эй, Джиан, — окликнул я. — Могу тебе ссудить свою вечернюю таблетку, хоть ночь поспишь нормально. — Я уже знал, что от сильных болей ученики вкидывают по две-три таблетки. Не все копят их ради товарообмена. И Джиан уставился на меня каким-то совершенно диким взглядом. А я, выдержав паузу, добавил: — Завтра к вечеру вернёшь пятьдесят, только и всего.
Прежде чем Джиан опять поднял вопль, Яню тихо и мягко сказала:
— Если Лей согласится отдать тебе таблетку, я могу выдать её авансом сейчас. Но для этого нужно попросить Лея. Вежливо.
Джиан молча смотрел на меня, раздувая ноздри. Я улыбался. Яню, тихонько напевая, накладывала повязку.
— Ты веришь в прошлые жизни? — спросил я, глядя вверх, на тонущий в полумраке потолок лечебницы.
Чувство было такое, как будто вернулся домой. Дом. Не то место, где сидишь безвылазно, а — то, где тебе уютно. Где можно закрыть глаза, не боясь, что больше их не откроешь. Где можно сказать всё, что угодно, не боясь, что тебя высмеют, или разболтают кому-то не тому. Дом. Территория личной безопасности. Место, где можно зализать раны.
— Конечно, — тихо сказала Яню. Она лежала на соседней койке. В этот раз мы сдвинули две вместе.
Яню лежала, прикрывшись халатом, и сжимала в губах дымящуюся сигарету. Даже не курила толком. Пепел стряхивала в стоящее на полу медицинское судно.
— Вот так вот? — повернул я к ней голову.
— Конечно, — повторила она. — Сансара. Цепь перерождений. Во что ещё верить, Лей? В то, что там, за гранью, один на всех рай или один на всех ад? Это мне всегда казалось глупым.
— Почему? — заинтересовался я.
Яню дёрнула плечом, поморщилась. Потянулась стряхнуть пепел.
— Один человек всю жизнь помогает людям — врач, например. Другой — просто не делает зла, молясь в пещере. И что в итоге? Оба заслуживают одного и того же? Чем меньше ты видел в жизни зла и несправедливости, тем проще тебе попасть в царствие небесное?
— А чем лучше перерождения?
— Ну… Предполагается, что каждый человек должен пройти через свои испытания. И если в этой жизни он молится в пещере, не видя зла, то в другой он окажется в самом сердце войны. Душа должна показать, на что она способна в разных условиях, вот во что я верю. Поэтому, что бы тебе ни послала судьба, нужно принимать это со спокойной радостью, как новый опыт. И тогда в итоге… в итоге будет то, что заслужишь лично ты.
Яню опять стряхнула пепел и вздохнула:
— Иногда жаль, что нельзя вспомнить свои предыдущие воплощения. Иногда кажется, будто вновь и вновь ходишь по кругу.
— Может быть, когда так кажется — надо что-то менять? — предположил я.
Яню, посасывая сигарету, хмыкнула:
— Ну… Может, ты и прав.
— А если я помню своё предыдущее воплощение?
— «Если»? — повернулась ко мне Яню.
— Угу. Допустим. Помню прошлую жизнь. Я был другим. Взрослым. Говорил на другом языке. Служил… в полиции. Могу даже сказать, что твои сегодняшние действия подходят под статью 135 уголовного кодекса.
Яню смотрела на меня, широко раскрыв глаза. Потом, справившись с собой, улыбнулась:
— Ну, знаешь… Если ты помнишь предыдущие воплощения, то это — одно из двух. Либо ты — будда, достигший просветления, от которого у мироздания уже нет секретов. Либо…
Громкий стук в уличную дверь оборвал её слова. Яню, зашипев, как кошка, скатилась с койки, затушила в судне сигарету. Когда она выпрямилась, одной рукой застегивая халат, лицо было бледным от ужаса. Н-да, ситуация… Вовремя я статью помянул, ничего не скажешь.
— Никому не рассказывай, — прошептала Яню.
— Само собой, что я, спятил, что ли? — возмутился я.
— Если Янлин, или директор узнают, что я иногда курю…
Сдержаться я просто не успел. Меня буквально пополам согнуло от хохота, на глазах выступили слёзы.
— Что смешного?! — прошипела Яню, оттаскивая койку, а в дверь заколотили ещё сильнее.