— Почему Паук? — спросил я.
— Потому что эта техника позволяет тебе повиснуть, как пауку, спускающемуся с потолка.
— А…
Палка с треском врезалась мне в голову. Я отпрыгнул в сторону, зашипев от боли.
— Я сказал тебе — не показывать техники никому, — процедил Вейж сквозь зубы. — Ты не понял слов «не показывать», или «никому»?
— У меня не было выбора! — огрызнулся я. — И я этого не контролировал. Оно… Оно само.
Вейж кивнул. Опять. Как меня достали его кивания!
— Так будет случаться, — сказал он. — Дух приручается долго. Прежде чем ты станешь истинным хозяином своего духа, пройдёт немало времени. А до тех пор — придётся расплачиваться.
Я не успел спросить, что Вейж подразумевает под «расплачиваться». Расплата пришла и не оставила вопросов. Я упал на песок. Первые мгновения казалось, что меня парализовало, но потом из глубин тьмы выплыл жёлтый дракон, вцепился в меня. Я почувствовал живительную боль в каждой мышце. Как будто сутки напролёт тягал железо в тренировочном зале.
— Вот так — расплачиваться, — сказал Вейж. — Дух не даёт тебе сил, но позволяет использовать твои собственные. Пока ты не научишься распределять их, будет вот так.
Я корчился на песке. Вейж подошёл и наклонился, опираясь на свою палку, которую успел собрать, протянул мне руку. Я едва нашёл силы за неё ухватиться.
— Завтра днём тебе придётся несладко на работе, — сказал Вейж, подняв меня. — Но для сладости созданы ночи, не так ли?
Он ушёл, оставив меня покачиваться посреди двора. Я с трудом поднял голову и посмотрел наверх, туда, где за закрытой дверью ждала меня Ниу. Где находится её спальня, я знал. Внутри, понятное дело, не был. Пока.
Я двинулся к лестнице. Ног — вообще не чувствовал. Но они хотя бы слушались.
Куда я иду? Зачем? Что я там забыл? Все доводы рассыпались, я обращался к ним памятью, но не мог дотянуться. Мне вдруг просто захотелось оказаться рядом с единственным человеком в этой школе, который меня любит. Вот так вот глупо и нелепо, но — искренне и от всей души.
Любить — значит, терять. Но только слабый боится потерять и потому — ничего не имеет.
Я преодолел лестницу, протащился по галерее и толкнул нужную дверь. Темно. Шорох послышался слева. Я шагнул туда, протянул руку. Рука коснулась чего-то тёплого. Лица. Ниу сидела на кровати.
— Лей, — прошептала она. — Ты…
— Тс, — оборвал я её и добавил шёпотом: — Ты сегодня достаточно наговорила.
— Я…
Я наклонился и поцеловал её. По-настоящему. «Как в кино», — наверное подумала она. Моя рука скользнула ниже, по шее, по плечу… Ниу часто задышала, отстранилась от меня. Я почувствовал, как её пальцы несмело коснулись завязок на моей куртке. Пальцы дрожали, путались. Я помог им.
Ниу подвинулась, освобождая мне место. Я лёг рядом с ней, ощутил жар её тела. Ниу накрыла нас одеялом с головой, будто отрезав от всего остального мира.
И весь остальной мир перестал быть важным.
Глава 36. Свежее мясо
— Надо же, какие у нас гости!
Мне казалось, что про школу Цюань знаю всё, и в любой момент ожидаю любой подставы. Как выяснилось, не любой.
— Доброе утро, Шан, — продрав глаза и убедившись, что этот демон в девчачьем воплощении, недовольно упёрший руки в бока, мне не снится, поздоровался я.
— Я забыла тебя предупредить, кто моя соседка, — виновато пролепетала красная, как ифу Птиц, Ниу.
И аккуратно попробовала отодвинуться от меня. Учитывая ширину койки — попытка бессмысленная, не говоря уж о том, что нелепая. Отодвигайся или нет — малому ребёнку понятно, что тут происходило.
— Угу. Ты меня и разбудить забыла, — напомнил я. — Хотя обещала. — Она действительно, перед тем, как заснуть, бормотала, что ни в коем случае не проспит и меня разбудит пораньше — чтобы я успел уйти до того, как проснётся соседка.
Ниу виновато понурилась:
— Прости.
Всё-таки удивительная непосредственность, я к ней, наверное, никогда не привыкну. Ниу готова была всерьёз расстроиться.
— Перестань. Шучу. — Я легонько поцеловал Ниу в щёку. И, свесившись из-под одеяла, принялся собирать с пола разбросанную одежду.
— А больше ты ничего не забыла, Ниу? — хохотнула Шан. — Хотя «забыла» тут не очень подходит. Тут, скорее, «потеряла».
Ниу покраснела ещё больше. Хотя казалось, что больше уже некуда. Ох уж эти мне девственницы…
— У тебя неправильные представления о потерях, Шан. — Я встряхнул комок из трусов со штанами, разворачивая. Пояснил: — Я собираюсь одеться. Хочешь посмотреть?
Теперь вспыхнула Шан. Прошипела сквозь зубы:
— Проваливай, пока я не позвала воспитателей!
— Если воспитатели — женщины, можешь позвать. Не возражаю.
С этими словами я откинул одеяло. Шан взвизгнула:
— Совсем с ума сошёл?! — и возмущённо отвернулась.
Чего ждала-то, интересно? Что я буду, пыхтя от стеснения, натягивать трусы под простынёй?
— Я предупредил, что собираюсь одеваться.
— Поздравляю, Ниу, — не оборачиваясь, бросила Шан. — Ты влюбилась в законченного психа!
— Она знает. — Я улыбнулся Ниу и наклонился к ней. Поцеловал. — Знаешь ведь, правда?
— Беги, — глядя на меня счастливыми глазами, прошептала Ниу. — Если тебя и правда увидят в нашем крыле воспитательницы…
— Я скажу им, чтобы завидовали молча.
— И попадёшь в карцер!
— Напугала. Карцер мне давно — дом родной… Хорошего дня, Шан. Не бесись так сильно, это вредно для пищеварения.
Увернувшись от щётки для волос, которой запустила в меня Шан, я вышел за дверь.
Повезло — на галерее никого не было. К себе в крыло я спешил, соблюдая все меры предосторожности. Насколько дозволено простому ученику то, что дозволено борцам, выяснить пока не успел, и последнее, чего хотел — это чтобы у Ниу были из-за меня неприятности. Хотя в том, что Шан нас не сдаст, почему-то не сомневался.
— Где ты был?
Я напрасно старался открыть дверь неслышно — Тао, оказывается, успел проснуться.
— Гулял.
Тао выразительно посмотрел на мою нетронутую постель. По лицу было видно, что от незаданных вопросов его аж распирает.
Я молча принялся делать наклоны, разминаясь перед новым днём. Обращаться ко мне повторно Тао не решился.
По галерее на утреннее построение мы с Тао обычно шли в толпе других парней. Утра в школе Цюань начинались, как правило, хмуро и заспанно, но сегодня на галерее царило непривычное оживление. Парни свешивались за перила, разглядывали освещённый прожекторами двор.
— Свежее мясо привезли, — долетела до меня чья-то реплика.
Я присмотрелся. Въездные ворота были открыты. Во дворе стоял микроавтобус с зарешёченными окнами. Из него, один за другим, выбиралось «свежее мясо» — новички.
Воспитатели строили их в шеренгу рядом с автобусом. Пока мы шли по галерее и спускались во двор, выстроили так шестерых новеньких — пока ещё в «вольной» разномастной одежде, с необритыми головами. Двое — крепкие, рослые парни лет по шестнадцать. Я подумал, что рядам борцов явно светит пополнение. А седьмой парень из дверей автобуса не вышел, а выпал. Даже, скорее, вылетел — как будто его толкнули в спину. Вслед за ним показался воспитатель в жёлтом ифу.
Объявил тем двум, что строили новичков:
— Теперь все.
— Жонг, — зашелестело по окружающей меня толпе. — Это ведь Жонг!
Мы уже вышли во двор и привычно строились в ряды вдоль его периметра.
«Жонг, — вспомнил я. — Тот парень, которому удалось бежать».
Благодаря его примеру в своё время решился на побег я.
Накрыло вдруг внезапной злостью. И сам удрать не смог, и меня подставил! Но вспышка ярости угасла так же быстро, как появилась. Я понял, что Жонгу и без меня несладко.
Парня заметно лихорадило. Скулу украшали ссадины, лицо в свете прожекторов казалось белым, как бумага. Глаза Жонга ввалились, под ними темнели круги. Слов, которые он бормотал, я не слышал. Но увидел, как размазывает по щекам слёзы и тянет к воспитателям трясущиеся руки. Те в ответ презрительно кривили губы, один замахнулся на Жонга дубинкой.
— Таблетку выпрашивает, — обронил кто-то, стоящий позади меня.
— Верно говорят, что таких, как мы, и ловить не надо, — горько добавил другой. — Сами обратно в школу ползём. Воспитателям пятки лизать готовы — лишь бы таблетку получить.
— Чш-ш, — одёрнул третий голос. — Господин директор идёт. Мало вам предупреждений?
Разговоры смолкли. Я повернулся и посмотрел туда, где находился административный корпус.
Обычно господин директор в построении участия не принимал. А сейчас шагал через двор, засунув руки в карманы коричневого пальто, с таким видом, как будто его оторвали от очень важного дела.
Мимо нас он прошёл, будто не заметив, и остановился перед новобранцами. Поправил очки на носу, покачался с носка на каблук.
И грустно заговорил:
— В который раз я встречаю здесь этот автобус. И в который раз ловлю себя на том, что хочу сказать: «Рад приветствовать вас в школе Цюань! Наш дом — ваш дом. Вливайтесь в нашу семью, чувствуйте себя как дома!» Как бы я хотел произнести эти слова… — Директор скорбно покачал головой. — Но, увы — никогда их не произнесу. Потому что и вам — тем, кто только что прибыл, и им, находящимся здесь давно, — директор обвёл рукой нас, — не хуже меня известно, что это за школа. И не хуже меня известно, из-за чего вы здесь оказались. То, что с вами случилось — не наказание. Это — воздаяние. Справедливость! Вы не сумели быть достойными членами общества, и общество отреклось от вас. Отныне вы — собственность клана Чжоу. Только клану нужны ваши жалкие жизни! Только клан готов кормить и содержать вас. Без милосердия клана вы — никто. Пыль под ногами общества, его зловонные отбросы. Ваши желания и чаяния остались там, за воротами. Здесь, в школе Цюань, вы будете делать то, что угодно клану. Отныне — и до конца вашей убогой жизни. — Директор замолчал и уставился на новичков — как будто ждал аплодисментов. Не дождавшись, бросил: — Вам понятно то, что я сказал?