Хотя, если вспомнить, что я до сих пор щеголяю с зелеными локонами, дарованными Эрлиниэлем…
— Кстати, милая феечка! — осенило меня.
Эрлиниэль, молча и немного мрачно наблюдавший за трапезой оборотня, удивленно развернулся ко мне… и был тут же сбит метким ударом. Нет, не эхара, я просто запустил в эльфа снежок.
Пока Эрлиниэль протестующее пищал, пытаясь выбраться из сугроба, я назидательно молвил:
— И так будет каждый день, пока ты не вернешь мне нормальную шевелюру! А то, как я буду соблазнять красавицу Дэйдрэ? Да она тихо скончается от хохота, едва меня увидит, даже не успев услышать ни одного старательно подготовленного комплимента!
Высказавшись, я запрыгнул на драмиса, старательно избегая укоризненного взгляда Эжоны. Херон бодро вскарабкался следом и, устроившись на обычном месте, сразу уснул.
Последним появился Эрлиниэль, мокрый и взъерошенный. Мрачно окинув меня взглядом, он с нарочитым безразличием направился к жене. Но, наткнувшись на предупреждающий взор Эжоны, совсем сник и уселся на спине драмиса, трясясь от холода.
Я почувствовал легкое прикосновение магии и увидел, как зеленые локоны распрямляются и светлеют. Вскоре ко мне вернулась моя белобрысая шевелюра.
— Вот теперь меня будут девушки любить! — восхитился я поступком эльфа и заграбастал того к себе. — Иди уж, чудо зеленое, согрею.
Засунув Эрлиниэля за пазуху, я услышал его довольное бурчание:
— Мог бы просто попросить по-хорошему…
— Ага, — усмехнулся я, растягиваясь на неровной спине Ага, — и получил бы красные пакли или вообще синие косички… Знаю я тебя!
Эльф гаденько захихикал, подтверждая мои предположения.
Аг, не обращая внимания на наше ребячество, плавно набирал высоту. Закат ослеплял невероятными бликами на оранжевой чешуе драмиса, а слева от нас уверенно зарождалось и расцветало магическими красками северное сияние.
До земель дручий теперь рукой подать…
Я представил себе черноволосую девушку с холодными насмешливыми глазами, и в груди приятно защемило.
Глава 12
Мы летели в мягком полумраке ночи. Над головой мерцали звезды, отражаясь бесчисленным количеством искорок в чешуйках драмиса. Аг в темноте приобрел тревожный кроваво-черный окрас. Херон спал без задних ног. Оборотень каким-то образом перевернулся прямо во сне и теперь радовал взор волчьей мордой, украшенной витыми бараньими рогами. Лапы его мерно подрагивали, точно в своем сне Херон бежал куда-то.
Эжона покачивалась, задремав. Её муж давно сладко сопел у меня за пазухой, лишь иногда недовольно ворочаясь.
— Гром, прекрати шуметь, — не выдержал он, снова услышав раздражающий звук.
— Я не виноват, — протянул я. — Но может, в следующий раз, вспомните, что дроу тоже иногда нужно кормить.
В подтверждение этого заявления мой живот снова издал утробный рык.
— Мы тоже на праздниках не пировали, — огрызнулся эльф. — Но, если так сильно желаешь перекусить — могу устроить! Вам вершки или корешки?
— Спи, Эрлиниэль, — я нежно затолкал раздраженного эльфа обратно, — не буди во мне зверя!
— Ты прав, я очень боюсь крыс! — пискнул придавленный фей.
Я тихо рассмеялся:
— Чем меньше эльф, чем больше наглости!
Эрлиниэль пробурчал себе под нос нечто неразборчивое. Я благоразумно не стал уточнять — что, и был вознагражден. Эльф раскатисто захрапел.
— Ну как в таком маленьком тельце может производиться такой мощный звук? — в очередной раз удивился я способностям фея. — Или это побочный эффект перевоплощения? Хорошо, что я не попал на ночь к феям. Групповой храп фей — это наверняка нечто умопомрачительное!
Эрлиниэль мне не ответил. Впрочем, я и не ждал ответа, пусть дрыхнет.
Мне очень хотелось сейчас побыть одному, подумать. И вот, наконец, такая возможность представилась. Вот только я не знал, что же мне надумать. В голову лезли всякие романтические глупости, а вот найти решение, спасти цивилизацию эльфов, дроу… драконов, привести в порядок разрозненные кусочки знаний и различных событий не очень-то удавалось.
Я попытался осмыслить происходящее, сформировать что-то вроде плана действий. Но понимал, что ничего изменить не могу. События происходили настолько стихийно, неподвластно логике, что голова начинала пухнуть и трещать как только я пытался осознать всю глобальность ситуации. Множество существ, внешне между собой не связанных постоянно воюют между собой и абсолютно все пытаются прикончить меня… даже те, которых я считал своими друзьями.
Нарвэ… Что я сделал не так? Почему она встала на сторону Лайнеса. Мне вначале нравилось думать, что она под его контролем. Но я понимал и признавал правоту Эрлиниэля. Цвейго не повелся бы на внушение, раскусил бы Лайнеса, понял бы, что девушка под воздействием… если бы она под ним была. Эрлиниэль ни капли не сомневался и сразу признал в Нарвэ врага. Тем более странно, поскольку он всегда был галантен с ней, а вот девушка эльфа не любила. И каждый раз подчеркнуто презрительно отзывалась о принце.
Я вздрогнул от внезапной мысли: а ведь Нарвэ презирала всех светлых эльфов. Восхищалась темными, носилась со мной и моими друзьями-дроу везде. Всегда избегала общения с эльфийками, но никогда не упускала возможности разбить сердце еще одного эльфа. А влюблялись в неё часто, ибо тайна и опасность всегда привлекают. А очарование одиночества добавляют харизмы. Очередному наивному мальчику кажется, что эта черноволосая чертовка просто не знает любви, что никто не сможет понять такое сложное существо… никто, кроме него, конечно. А вот он сможет растопить её ледяное сердечко, научит любить эту холодную королеву, проникнет в тайну и личное пространство. А в это время Нарвэ, в пример любому пауку, плетет сети вокруг простачка, роняющего розовые сопли. И с холодной усмешкой добавляет еще одно сердце в свою коллекцию.
И стыдно подумать, я сам чуть не попался на тот же крючок. И хоть мне было до факела её неземная красота — ибо я не считаю эльфийский идеал таким уж прекрасным, и её непознанная душа и тайна… Мне нравилось в ней чувство свободы. От условностей, от суеты жизни, свободы от эмоций. То есть эмоций у неё всегда было с избытком, но она не зависела от них. Чувства появлялись, взрывались, переворачивая окружающий мир, и уходили взрывной волной во все стороны. А Нарвэ в это время могла уже забыть об этом и жить в свое удовольствие уже другим. Но, несмотря на это, в девушке постоянно чувствовалась какая-то гадкая тягучая пустота внутри. Словно изумительной красоты ваза, в которой можешь себе представить лишь сверкающие сокровища, оказывается полной тухлых склизских водорослей. И душу постигает разочарование от вдребезги разбитой мечты. Я подсознательно чувствовал, что Нарвэ ничего не может дать, поскольку такой, как она просто нечего давать. И та тайна, что так привлекала парней, оказывалась просто затейливо украшенной гнилью.
Лейла же совсем другая. У неё свобода заключена внутри и это делало её еще более загадочной, ибо снаружи не видно ничего, кроме робких переливов света. Она напоминает природный драгоценный камень, который может пролежать на дороге веками и его никто не заметит, но если он попадет в руки мастера, то на ограненной поверхности расцветут неземные цветы, и сказочные птицы будут петь свои безмолвные песни, озаряя все вокруг блеском совершенства.
Это, конечно, прекрасно, но я не чувствую себя подобным великим мастером. И это останавливает на пути к развитию отношений. Я просто боюсь испортить шедевр, боюсь, что из-под моих корявых рук выйдет нечто уродливое, что я не смогу открыть всем этот удивительный мир под названием «Лейла»… или в самом худшем случае посыпятся лишь осколки. И поэтому ставлю любые мыслимые и немыслимые препятствия между нами. Сначала бессознательно, сваливая все на девушку, теперь — осознанно, поскольку наконец хватило храбрости определить это для себя.
Дэйдрэ. Я постоянно чувствовал её любовь. За внешней холодностью и высокомерностью скрывается такое буйство пламени, что я не мог понять, как ей удается удержать стихию за тонкими стенками льда. Но любовь, увы, не ко мне — ко всему живому, к целому миру, к самой жизни. Эта любовь была настолько безгранична, что покоряла навсегда сердца всех, кто с ней сталкивался. Она окутывала сиянием тепла даже врагов. Дэйдрэ прирожденный Повелитель. В самом лучшем смысле этого слова. Она накажет, но с любовью, воспитает подчиненных качественнее, чем любой тиран. Внешняя жесткость, четкость действий и мягкая силища её любви сотрут с пути все препятствия. И еще она умеет ждать. Не стремясь получить все здесь и сейчас, она может бесконечно ждать, используя это время на самосовершенствование. Поскольку знает, что любая поставленная ею цель рано или поздно все равно будет достигнута. Вот только любовь к мужчине ей совершенно недоступна. Дручия не сможет выделить даже маленькую частичку в своем сердце для простого женского чувства. Все определено еще до рождения девушки, поскольку это и есть её личность. Да и корка льда вокруг Дэйдрэ никогда не исчезнет, даже для самых близких существ. А это тяжело, а для влюбленного мужчины просто невыносимо. Но желать её он не перестанет, хоть в итоге разобьется глупой птицей о твердое стекло правды.
Эжона меня привлекает своей мудростью и одновременно неуемной сексуальностью. Она настолько противоречит сама себе, что остается только удивляться — почему девушка до сих пор не страдает раздвоением личности, и как она умудрилась остановить свой выбор только на одном мужчине. И, если честно признаться себе, я увлекся ей больше из соперничества с Эрлиниэлем. Подсознательно я стремился доказать свое превосходство. Глупо, по-ребячески, но в светлом есть тот шик, которым должен обладать всякий уважающий себя принц, и который мне так отчаянно пытались привить мои учителя, да и отец. Конечно, это маска. И настоящий Эрлиниэль просматривается из-под неё все чаще, но факт остается фактом. Я ему порой банально завидую.
Ну вот, хотел осмыслить глобальную ситуацию войны и мира, а скатился до пошлого самобичевания. Вот до чего доводит голодуха! Надеюсь, у Дэйдрэ будет пара раздобревших буйволов для гостей. Одного, так и быть, отдам для драконов, а вот другой целиком мой!