Медленно опускаемся с ним на землю. Я устал — и сильно. Всего слегка потряхивает. Но сейчас нельзя показывать слабость. Смотрю на Меньшикова.
Тот обессиленно лежит на земле и, не двигаясь, смотрит пустым взглядом в небо. Слов нет. Презрительно посмотрев на него, я повернулся к спешащему к нам Шереметьеву.
— Меньшикова-мага я убил, — громко произнес я. — К Меньшикову-пустому у меня претензий нет, и его дальнейшая судьба меня не интересует. Условия дуэли соблюдены. Прошу официально подтвердить это.
— Да-да, конечно, я подтверждаю, — торопливой скороговоркой, ошарашенно глядя на Меньшикова, проговорил он. — Вы победили, и согласно кодексу о дуэлях, можете требовать виру за нанесенное оскорбление.
— На дуэль вызывал не я, а значит, и виру требовать не мне, — ответил я. — Пусть решает цесаревич Павел, а я полностью удовлетворен. Эта падаль получила то, чего заслуживала, а большего я и желать не смею.
Развернувшись, я пошел прочь с арены, на которую так никто и не зашел, чтобы оказать помощь проигравшему. Видимо, судьба этой мрази стала никому не интересна. Его же родные сразу покинули это место, и думаю, дома его ждет грандиозный скандал. Ну да ладно. Мне до них нет никакого дела. Пусть хоть поубивают друг друга.
— Влад! — ко мне подбежала Селена и крепко обняла меня. — Я горжусь тобой… — прошептала она, посмотрев на меня своими лучистыми глазами. И я подумал, что счастлив тот мужчина, на которого так может смотреть его женщина.
— Братик! — в меня влетела сестра. — Я так за тебя испугалась! Больше никогда так не делай… — прошептала она и легонько стукнула меня кулаком в бок.
— Хорошая работа, внук, и верное решение! — с одобрением кивнул подошедший дед. — Это было сильно и по Правде. Думаю, теперь насчет нас вопросов ни у кого не останется, — добавил он, смотря на покидающих императорскую арену гостей.
— И могу тебе сказать еще одно, — он ехидно усмехнулся. — Силу ты показал, уважать себя заставил. Прекрасно. Но вот теперь даже самые сомневающиеся устроят на тебя охоту.
— Блять! Ох, прости Ириска!.. — смачно выругался я. Об этом я и не подумал. Теперь надо точно валить с приема, а то достанут охочие до комиссарского тела.
— Владислав Громов! — услышал я ледяной голос императрицы. Обычно таким отправляют на смертную казнь. — Могу я поинтересоваться, во что вы втянули моего сына? И почему он должен решать судьбу графа Меньшикова?
— Ваше Величество, — синхронно поклонились мы. — Цесаревич Павел вызвал графа Меньшикова на дуэль. Я лишь позволил себе смелость просить его, чтобы он поставил на бой меня, как своего представителя. И так как это был его вызов, он и должен решать судьбу поверженного противника. Род Громовых же к нему претензий больше не имеет. Магии в нем не осталось, семья его ненавидит. Он и хотел умереть, да я не дал. По мне, так хватит на сегодня крови. И если я вам больше не нужен, то я хотел бы покинуть прием и отправиться домой отдыхать.
— Но… как же? Мы же хотели переговорить с вами после приема!
— Прошу прощения, Ваше Величество. Но за несколько часов меня дважды пытались убить в вашем дворце. Я просто устал, да и дуэль меня, если честно, порядком вымотала. Поэтому, я бы хотел просто отдохнуть. Тем более, мы же не уезжаем из страны, — улыбнулся я. — и вы в любой момент можете вызвать меня к себе, и я прибуду, где бы не находился.
— Нет, господин Громов, — категорично заявила она. — У меня слишком много к вам вопросов, чтобы так просто вас отпустить. Хотите отдохнуть? Извольте. Вас проводят в покои, в которых вы сможете привести себя в порядок. Но после мы непременно должны поговорить! Я отдам распоряжение, и вас немедленно туда проводят.
Беспомощно оглянувшись на деда и получив от него едва заметный кивок, я склонил голову, соглашаясь с ее доводами. Тут же, как из-под земли, появились двое Павловцев, которые и повели меня куда-то вглубь дворца, не позволяя никому ко мне приблизиться.
Доведя меня до нужного места, они открыли дверь и, осмотревшись, пропустили меня внутрь. Сами же застыли возле дверей снаружи, явно намереваясь меня охранять. Что ж, возможно, именно это мне сейчас и было нужно. Просто побыть в тишине и собраться с мыслями.
Как-то все в моей жизни происходит слишком быстро, и такое ощущение, что я полностью потерял контроль над событиями. Уже давно не выдавалось дня, когда я мог бы просто наслаждаться покоем. Всем все время от меня что-то нужно. Но никого не интересует, что нужно мне…
Я только и успеваю получать оплеухи то от жизни, то от близких. Этакая груша для битья, на которой можно сорвать свой негатив, прикрывшись заботой обо мне. А нужна мне такая забота или нет — никого не интересует. И выхода из этой ситуации я не видел.
Единственный вариант сбросить эту опеку — сбежать. Но куда и зачем? Чтобы просто отдохнуть от всех? Ну и что это изменит? Вернусь, будет тоже самое, если не хуже. Но и оставлять все, как есть — нельзя.
То, что сказал дед насчет начала открытой на меня охоты, не вызывало сомнения. Но раз я отдал решение этих вопросов моим невестам и Селене, то и думать об этом нечего. Пусть сами разбираются. Даже влезать в это не буду.
Кстати, о женщинах… Эту мелкую дрянь я должен был убить. По Правде, именно с нее все началось, и если отбросить словесную шелуху, она спровоцировала дуэль. И меня бы никто не осудил. Чертова жалость! Тут другой мир, и мои представления о ценности человеческой жизни принесенные из другого мира, иногда только мешают.
Чувствую, эта жалость мне еще аукнется. И лишь бы роду не откликнулась. Хотя, наплевать. Пусть приходят. Я устал за прошедший год постоянно от чего-то прятаться. И пусть во мне сейчас говорит злой ребенок, но я буду бить без жалости любого, кто посмеет открыть на меня рот!
С внутренними врагами я легко разберусь, да можно сказать, что уже разобрался. А вот что делать с внешними — пока непонятно. Ясно ведь, что они не успокоятся.
Мои размышления прервал осторожный стук в дверь.
— Владислав Андреевич, извиняемся за беспокойство, к вам тут посетители. Очень просят их принять, — раздался из-за двери почтительный голос павловца.
— Ох! — устало потер я виски. Кто бы сомневался, что и тут мне не будет покоя. — Зови.
В комнату вошли Озаму и Хидеки и, плотно закрыв за собой дверь, остановились в метре от меня, уставившись глазами в пол и не смея поднять взгляд на меня.
— Господин! — первая нарушила молчание Хидеки. — Мы опозорили себя. Прошу вас разрешить мне совершить ритуальное самоубийство. Моя жизнь в ваших руках, и только вы можете даровать мне покой. С таким позором я жить больше не могу.
— Озаму? — вопросительно посмотрел я на парня.
— Все просто, Владислав. Я не могу назвать тебя господином, потому что пока не приносил тебе клятвы. Но я согласен с сестрой, мы себя опозорили. Поэтому, после разговора с тобой, я совершу харакири — и пусть богиня судит меня за деяния мои.
— Рассказывайте, — обреченно вздохнул я. — Все честно, и с самого начала. А потом я решу, что с вами делать.
— Если позволите, это сделаю я, — сказал Озаму.
— На протяжении многих веков в Японии существует традиция деления на два родственных клана, что владеют всем. Один клан, правящий страной, отвечает за внешнюю политику, армию и торговлю. Второй — за внутреннюю. Все, что происходит внутри страны, решает второй клан. И на протяжении всего этого времени между правящими кланами идет тихая война за людей и ресурсы. Каждый хочет забрать себе всю власть.
Но на открытые конфликты они не идут. Стране не нужна междоусобица, но за спиной стараются напакостить как можно сильнее.
Наш клан — Никамура — отвечает за внешнюю политику, клан Сугавара — за внутреннюю.
Недавно мы получили информацию, что они подозрительно активизировались, а также, что с их счета была снята большая сумма денег. Причем, никаких закупок они не совершали. Средства просто пропали. А после мы узнали, что они наняли клан ниндзя для твоего устранения.
— Но зачем? — удивился я.
— А затем, что им, конечно, известна цель Хидеки. Если она выйдет за тебя замуж, то позиции Никамура в Японии сильно укрепятся. Иметь в родственниках Высшего мага, которого поддерживает весь военный аппарат Российской Империи, и который, конечно, не оставит родственников в беде — очень престижно и выгодно. Тем более, как мы уже говорили, род Громовых уважают во всем мире. И Япония не исключение.
Вот и решили они тебя убить, а свалить все на нас. И у них это должно было получиться. Просто события пошли не по сценарию. Мы, как могли, оберегали тебя, но пропустили атаку. Предупредить тебя мы не имели возможности, потому что твердых доказательств у нас не было, вот и решили просто присматривать за тобой, в надежде, что они проявят себя.
И в конечном итоге мы все-таки проморгали появление убийц. Наше решение ничего тебе не говорить о грозящей опасности было ошибочным, поэтому мы признаем свою вину. Но это не может смыть позора с нашей головы, и чтобы вернуть свою честь, мы должны добровольно уйти из жизни. И мы бы уже это сделали, если бы жизнь Хидеки по-прежнему принадлежала только ей. Поэтому мы смиренно просим Вас вернуть Хидеки право самостоятельно распоряжаться своей жизнью.
Проговорив это, он замолк и замер, склонившись в низком поклоне.
Я долго смотрел на них и думал. Подростки, что взвалили на свои плечи ношу взрослых людей. И теперь за совершенную ошибку хотят отдать самое дорогое, что у них есть — свои жизни.
— Меня всегда поражало одно качество в японцах, — холодно сказал я. — Чуть что, сразу хватаются за нож и режут себе брюхо, бормоча о какой-то чести. А у русских это называется бесчестьем!!! Уйти, не отомстив врагу, не увидев, как он запихивает вываливающиеся кишки обратно в свой разрезанный живот и булькает разрезанным горлом — вот бесчестье! А вы, самураи хреновы, раз облажались — и все? Сразу сдаемся? Так вот — хрен вам!
Хидеки, ты отдала мне свою жизнь и честь, признала меня своим господином. Я предупреждал тебя, что обратной дороги не будет, и ты с этим согласилась. А теперь просишь иного?!!!