– Все мужчины – тираны, дорогая. Знаешь что, снимай-ка кофту! Я сейчас ее так зашью, что сама не найдешь, где было порвано!
Это было сказано так просто и дружески, что Авита согласилась.
Нуроса быстро принесла для гостьи на подносе кувшин с лимонной водой, тарелку орехового печенья и стеклянную чашку.
Пока Авита с удовольствием грызла печенье, Нуроса занялась кофтой. Молодая женщина и впрямь оказалась мастерицей: игла так и летала над тканью.
– А хозяева дома не подавали жалобу на воров, – вспомнила Авита. – Ты же только флигель снимаешь, верно?
– А хозяева здесь не живут, – объяснила Нуроса. – Они на несколько лет уехали в столицу. В доме ценностей не оставили, только мебель. Заперли двери, и всё. Мне сдал флигель их управляющий, я недавно приехала в Аршмир. Когда обнаружилось, что меня обокрали, я на всякий случай дала знать управляющему. Он прошелся под окнами, проверил ставни, подергал замки на дверях, сказал, что все в порядке, и ушел.
И тут Авите пришла в голову неожиданная мысль.
– Погоди-ка, – положила она надкушенное печенье на тарелку, – раз браслет не просто для красоты... раз он нарукавный... Их же должно быть два! Никто же не будет подворачивать один рукав, а второй держать спущенным! Но в списке украденного – только один браслет! А второй, парный, вор не заметил?
Нуроса заметно смутилась. Опустила шитье на колени.
– Парный, да... Авита, здесь деликатное дело. Этот браслет у меня забыл гость. К сожалению, не любовник – он был у меня с компанией друзей. Видишь ли, у певицы должен быть широкий круг знакомых. Я потому и целый флигель сняла, а не комнатку в чьем-то доме, хоть это было бы дешевле... Я, как только нашла браслет, сразу же написала его хозяину трогательное, веселое, изящное письмо о том, как один браслет тоскует по другому. Думала, он снова придет в гости, я верну ему потерю...
Взгляд Нуросы на миг стал мечтательным, но тут же это выражение сменилось злой досадой:
– А тут эта кража! Сразу! Как же не вовремя! Мерзкий ворюга и мои украшения уволок... кстати, они нашлись?
– Нет, только браслет.
– Хорошо, хоть его разыскали. Мне очень нужно вернуть браслет владельцу. Так нужно, что я отдала бы за него все свои побрякушки. Прямо ворохом бы отдала! – Нуроса смущенно улыбнулась. – Впрочем, он и один сто́ит – как весь мой ворох...
Авита отпила из чашки лимонную воду и мягко возразила:
– Почему же? Браслетик-то недорогой...
– Ах, недорогой он тебе? – фыркнула Нуроса. – Ты что, в бриллиантах ходишь с головы до ног, богачка? Глянь, какие сапфиры здоровенные!
Она скусила нитку ровными белыми зубами и перебросила кофточку Авите. Та быстро ее надела. Рукав и впрямь был зашит мастерски: просто появилась еле заметная складочка.
– Спасибо, отменно зашила... Бумагу-то подпиши, что ты опознала украденную у тебя вещь.
Нуроса пробежалась глазами по бумаге, взяла со стола перо и аккуратно вывела свое имя.
– А только браслет все-таки недорогой, – сказала Авита, помахивая в воздухе листком, чтобы просохли чернила. – Синее стекло и посеребренная медь.
(Она поймала себя на очередной смене настроения: симпатия к Нуросе начала сменяться раздражением. А так нельзя. Нуроса – славная девушка и ничем ее, Авиту, не обидела!)
Нуроса как раз принялась убирать в шкатулку нитки и иглу. От слов Авиты она вздрогнула, укололась до крови, ойкнула:
– Не может быть!
– Я к тебе прямо от ювелира. Он делал оценку вещи.
– Всё равно не может быть! Зачем такому богатому человеку таскать на себе медяшки?
Авита уже цепляла к поясу чернильницу, собираясь уходить. Но вопрос потрясенной певички ее заинтересовал.
– Зачем?.. Я вижу три ответа. Или вещица хоть и дешевая, но изящная и красивая. Или она подарена богачу дорогим человеком. Или...
– Что – «или»?
– Или хозяин браслета вовсе не так богат, как хочет казаться.
– Ну это вряд ли... – усомнилась Нуроса. – Наверное, браслеты ему просто нравятся. Вон какие милые вьюнки.
Авита двинулась к дверям – и заметила, что певица идет за нею следом.
– Да не нужно меня провожать, – дружелюбно сказала Авита.
– А я тебя и не провожаю. – Нуроса сняла с гвоздика на стене ключ. – Сейчас дверь запру и тоже уйду. – И не удержалась, похвасталась: – В театр иду. Раушарни ставит новый спектакль – «Дары из-за моря». И хочет, чтоб на пиру у короля я спела гостям.
2 (3)
* * *
Пусть рухнет небо на главу тирана –
Иль подо мной разверзнется земля,
Чтоб мне не видеть...
Голос Бариллы оборвался. Гневная красавица, только что на сцене метавшая из очей молнии, принялась в недоумении озираться – и стала похожа на гусыню.
– Где стража?! – воскликнула она. – Какие демоны унесли стражу?
– Стража здесь! – браво гаркнул из зрительного зала Ларш. Он выбрал немного свободного времени и пришел смотреть репетицию – не переодевшись, с черно-синей перевязью на груди.
Рядом захохотали избранные зрители, допущенные на репетицию: оба «кузена-лебедя», бойкая красотка Арчели из Клана Акулы, ее брат Зиннибран и веселый, отчаянный Лейчар из Клана Волка, знаменитый на весь Аршмир тем, что, когда полгода назад при нем обидели старого Раушарни, он вызвал обидчика (тоже Сына Клана) на поединок и вышиб у него из рук меч. Тут же, в зале, сидел и Райши-дэр – его притащили сюда «кузены-лебеди», которые успели привязаться к приезжему.
– Вам «хи-хи», а я серьезно! – топнула ножкой Барилла. – Последнюю строку я должна произнести уже в лапах стражников. Они мне руки крутят, а я кричу: «Чтоб мне не видеть черного злодейства!»
– Так давай помогу! – нарочито хрипло и грубовато продолжал Ларш веселить приятелей. – Я в «крабах» начинал, я и один управлюсь! Раушарни, только прикажи! Так Бариллу скручу, что и не пикнет!
Не обращая внимания на шутку знатного господина, Раушарни приподнялся с деревянного трона и гневно воскликнул:
– Эй, стража!
Из-за «мраморной» колонны высунулась растрепанная голова Мирвика:
– Королевская стража отошла пивка выпить. Жарко же!
– Жарко им! – разгневался Раушарни. – Вот я за них возьмусь, им не так будет жарко! Выгоню их ко всем демонам и найму других. Что, в Аршмире нет бродяг, которые пойдут в театр на роли без слов? Да с радостью и с песнями пойдут, пылая трепетом священного восторга!
– Давайте продолжим! – возмутилась Джалена, сидя на втором троне, рядом со своим «царственным супругом». – Из-за двух пьянчуг прервем репетицию, да? Барилла, не капризничай!
Хлопнула дверь. По проходу меж скамьями промчались незадачливые «стражники», на ходу восклицая:
– Раушарни, мы идем! Мы уже тут, король! Вот мы ее сейчас!..
Может быть, они и не «пылали трепетом священного восторга» (как гласили строки какой-то роли, процитированной Раушарни), но перепуганы были порядком.
Оба взлетели на сцену и вцепились в Бариллу.
– Не так, болваны! – взвизгнула актриса. – Ты мне на подол наступил, скотина! А ты заслоняешь меня от зрителей!
Тут снова хлопнула входная дверь.
– Кого несет? – грозно вопросил Раушарни. – Почему охранник пускает посторонних?
– Я не посторонняя! – прозвучал из полутьмы певучий голос. – Ты не узнал меня, почтенный повелитель сцены?
Зрительный зал был почти не освещен. В люстре, похожей на тележное колесо, не горела ни одна свеча. Светильники заливали скупым мерцанием только сцену и первые ряды скамей, а окон не было вообще. Поэтому понятно, что Раушарни увидел лишь женскую фигурку. Но голос признал – и просиял.
– Да это же певица, которая будет петь в нашем спектакле! Я представлю тебя труппе, красавица, только попозже. А пока садись на скамью. У нас тут драматический момент, его надо старательно проболтать. Усердие ведет нас к совершенству не только в ремесле, но и в искусстве!
При последней фразе Раушарни девушка удивленно приподняла брови. Видно, не привыкла к манере старого актера вставлять в речь стихотворные строки.
Ларш залюбовался незнакомкой. Она подошла к самой сцене, теперь можно было разглядеть и пышную грудь, которую не очень скрывал вырез платья, и тонкую талию, и длинные каштановые волосы, схваченные красной лентой и переброшенные через плечо на грудь.
Барилла явно тоже оценила стать певицы – и нахмурилась.
– Да пусти меня, идиот, я же сейчас не вырываюсь, – цыкнула она на стражника. – Раушарни, а нам обязательно нужны песни в спектакле?
– На пиру песня нужна, – твердо отозвался актер.
Певица оглянулась на полутемный зал, села на скамью рядом с Ларшем. Взглянула на соседа – и только сейчас разглядела на темном камзоле черно-синюю перевязь.
Встрепенулась. Шарахнулась в сторону.
– Ты арестована, – тихо и весело сказал Ларш и потянулся к изящной ручке певицы.
Та отдернула руку и зло прошипела:
– Что мне вменяется в вину?
– Красота, – объяснил Ларш. – И дивный голос.
Чуть успокоилась. Сказала свысока:
– Не люблю наглых шуток, «краб».
Женщина нравилась Ларшу всё больше и больше.
– Это не «краб», – перегнувшись через колени Ларша, сообщил певице Лейчар. – Это «лис». А еще Спрут, вот такой зверинец в черно-синей перевязи. И еще он племянник Хранителя города.
– А эта шутка еще глупее! – отрезала женщина.
Ларш был бы не прочь немного разыграть красавицу, но после слов Лейчара какой уж тут розыгрыш... Ларш вытащил из-за ворота рубахи цепочку с фигуркой спрута и покачал перед глазами незнакомки.
Как же они распахнулись, эти восхитительные темные глаза!
Впрочем, красотка быстро пришла в себя. И, к счастью, не стала лебезить.
– У вас удивительная стража, – сказала она ровно. – Сегодня ко мне приходила стражница – молодая женщина с прекрасными манерами и с правильной речью, достойной Дочери Рода.
– Авита и есть Дочь Рода, – уточнил Ларш, с удовольствием заметив, что женщине всё труднее скрывать изумление.
– Я знаю, что обедневшие женщины из Семейств порой идут в наемницы, – чуть помолчав, сказала певица. – Но что делает в страже знатная девушка?