При себе у «лис» был портрет Гвоздодера, два года назад нарисованный Авитой.
– В Аршмире хватает ворья, своего и заезжего, – сказал Алки напарнику. – Но Гвоздодер уж очень ловко замки ломает, не нужен нам под боком такой мастер. Опять-таки каменоломня... раз поймали тебя, так кирку в лапы – и работай! А он, понимаете ли, бегать вздумал! Будет теперь хвастать: мол, ничего страшного в этой каменоломне нет, захотел – и упорхнул! Молодое дурачье уши развесит и нас бояться перестанет, а вор должен страх иметь! Да и просто обидно нам два раза одну работу делать, ведь мы этого гада уже поймали два года назад.
– Два года назад еще и «лисьего» десятка не было, – попробовал Сверчок поймать напарника на ошибке.
– Тогда был десяток Аштвера, – не дал себя сбить Алки. – Вот мы Гвоздодера и прижали: я, Говорун и Даххи... Говорун в шестом десятке сейчас, не пошел в «лисы». На горячем прихватили ворюгу: он ночью в лавку залез, а занавески плотно не задернул. Мы с улицы заметили, что в окне мелькнул огонек свечи...
– Гижер говорил: если сейчас поймаем Гвоздодера, всему десятку награда выйдет...
– А ты Гижеру скажи: дескать, не спеши рыбку потрошить, рыбка еще в море, а море – за горою... Так, приятель, стой здесь и жди. Дальше я один.
«Опять!» – хотел с досадой воскликнуть Сверчок. Но сдержался, промолчал. Остался подпирать забор в узеньком переулке. Алки свернул за поворот – и был таков.
И ничего не возразишь! Алки не к девчонке пошел, а «птичек слушать». Сверчку уже успели объяснить, что у каждого свои осведомители. Если к полезному человечку водить то одного стражника, то другого, рано или поздно по городу слух пойдет, что этот человечек «поет» для «крабов» и «лис». А полезному человечку такая слава ни к чему. Они осторожные, человечки-то...
Вернулся Алки, чем-то заметно огорченный. Сказал:
– Дело к вечеру. Перекусим по-быстрому – и в Дом Стражи.
Перекусили в харчевне «Петушиный крик», съели по лепешке с рыбной начинкой. Хозяин замахал было руками: мол, что вы, парни, за такой пустяк я с вас денег не возьму... Но Алки молча кинул на стол три медяка и потащил Сверчка за дверь. За дверью сказал:
– С этим гадом расплачивайся. Шепнули мне, что он не только нашему десятнику чирикает, но еще и на нашего брата жалуется, если что не так...
– А что не так? Он же сам предложил...
– Сам, не сам... Да пусть подавится той медью. От осторожности еще никто не помер...
В Доме Стражи оба привычно поднялись на второй этаж, вошли в кабинет и были встречены знакомым окриком:
– Вазу не разбейте!
– Да когда ж ее отсюда заберут... – с досадой бросил Алки.
– И не говори, – вздохнул десятник. – Мне эта ваза уже мерещится – разбитая, в осколках... Ладно, есть что-нибудь про Гвоздодера?
Сверчок, стараясь не привлекать к себе внимания, шмыгнул к окну.
На подоконнике вновь сидела Авита. Сверчок встал рядом, глянул во двор, на высокую поленницу меж стеной и забором. Не то чтобы ему это было интересно... просто парнишка старательно делал вид, что ему совсем, вот совсем не хочется встрять в разговор старших и самому рассказать, что́ они с Алки видели и слышали.
Алки тем временем докладывал командиру, что «Плясунья-селедка» притихла, хозяин разогнал самых подозрительных молодчиков, в кабаке разом опустело, только живущие по соседству пьянчужки заходят, тянут пиво. Для стражи там сделалось скучно. Зато старьевщица Мартышка взяла от матросов с «Золотой чайки» на хранение какие-то вещи на три дня, так не контрабанда ли?
– Надо сказать командиру первого десятка, они в ночь дежурят, – кивнул Ларш. – Пусть зайдут и поинтересуются. Может, проучим таможенников, возьмем их добычу... Еще что?
– У хозяйки трактира «Бездонная бочка» приютился Балабол. Его сейчас брать вроде не за что, но сам он, похоже, думает иначе... К нему прибегал гонец от Вьямры, а моя «птичка» их разговор подслушала.
– Да ну? – удивился Ларш. – Сама Вьямра заинтересовалась этим мелким Балаболом?
– Ну да. Велела передать: мол, стража разбушевалась, как волна штормовая. Переворачивает весь Аршмир. Хватают и тех, кто им нужен, и тех, кто под руку подвернулся. Если Балабол опасается угодить на Судебную площадь, то она, Вьямра, его охотно приютит. Есть, мол, у нее уютное местечко, где стражники ничего не найдут. Приют она даст за небольшие денежки и на любой срок. А если есть у Балабола дружки, которым тоже надо пожить в безопасности, так пусть и им скажет. Места всем хватит.
– Это еще что за дела? – не понял Ларш. – Старая гадина вздумала собрать у себя всю аршмирскую двуногую грязь? Всю нашу добычу?
– За деньги, – уточнила с подоконника Авита.
– Это само собой. Бесплатно она и воробью крошку не бросит... Но где же такое место, в котором можно разместить толпу подонков – а мы их и не увидим?
– Не нравится мне это, – сообщил от порога Гижер. Они с Даххи только что подошли, слушали от порога.
– А кому нравится, кроме Вьямры? – хмыкнул десятник и встал из-за стола. – Ладно, пора расходиться.
– Ой, правда! Мне же в театр надо забежать! – вскочила Авита с подоконника.
– Рукав снова не порви, – поддразнил ее Ларш.
Авита невольно глянула на торчащую из рамы острую железку.
– А что тебе в театре-то надо? – спросил Ларш.
– Я для Милесты нарисовала красивый наряд принцессы. То платье, что ей в театре выдали для роли, слишком простое, Милеста чуть не плакала. А расшить его лентами – будет прелесть что такое. Мы с нею хотели вечером этим заняться.
– Тогда поторопись. Сегодня актеры не будут торчать в театре допоздна. Всё запрут и разойдутся. Сцена-то проломлена.
– Как – проломлена? – ахнула Авита.
Сверчок навострил уши. Как и всякий аршмирец, он живо интересовался всем, что связано с театром.
– От ветхости проломилась прямо у Бариллы под ногами. Но дядя... то есть Хранитель... обещал, что завтра с утра будут плотники.
– Тогда побегу, перехвачу Милесту. Может, мы у нее дома портняжничать будем. Или у меня.
Все вышли в коридор. Ларш снял с пояса связку ключей.
– Как мне эта ваза надоела! – вздохнул он. – Боюсь, что вдруг выйду и забуду запереть дверь. И кто-нибудь это сокровище сопрет.
– Сопрет? Такую здоровенную? В Доме Стражи? – усомнилась Авита.
– Это Аршмир, – объяснил Гижер. – Аршмирцы и не то могут. Видела над входом во дворец Хранителя всадника на вздыбленном коне?
– Видела. Отличная статуя.
– Во. Сам конь стоит на козырьке, над входом. А передние копыта – в воздухе, над входящими. А на копытах – подковы из ярко надраенной меди. Так и сверкают...
– Кто-то пустил слух, – подхватил Даххи, – что Хранитель для пущей важности велел сделать подковы из золота. Угадай, долго ли медяшки продержались на копытах?
– Не может быть! – воскликнула Авита.
– Украли, – подтвердил Ларш. – А здесь даже не дворец...
Он яростно хлопнул дверью.
Раздался нехороший хруст.
Дверь покосилась, просела боком. Нижний ее угол соскользнул с высокого порога. Из косяка сиротливо торчала верхняя петля, расставшаяся с дверью. Засов, на котором болтался не запертый еще замок, треснул пополам.
В наступившей тишине громко присвистнул Кудни из седьмого десятка, подошедший из любопытства.
– Ничего себе, – ошеломленно протянул Ларш. – Это же до утра не починить... Кому-то придется здесь ночевать, так?
Под прицельным взглядом десятника стражники шагнули назад.
– А пускай Авита дверь запрет, – смекнул Алки.
– И правда! – вскинулся Ларш. – Авита, выручай!
– Вообще-то мне платят не за это... – протянула девушка.
– Авита, – назидательно сказал десятник, – кто спорит с начальством, не только усложняет себе жизнь, но и продлевает свои посмертные мучения в Бездне. Это не я сказал, а великий мудрец Санфир.
– Вот пусть бы Санфир дверь и запирал, – негромко пробормотала Авита. Присела у двери, провела ладонью вдоль порога. – Отойди, командир, не мешай.
– Что она делает? – шепотом спросил Сверчок у Кудни.
– Колдует, – шепотом ответил тот.
Сверчок вздрогнул, отступил за спины стражников. Он с детства знал, что магия Детей Кланов – благая и чистая, а все прочие, кто творит чары, – опасные Ночные Колдуны, от которых лучше держаться подальше.
Девушка обвела ладонью весь дверной косяк.
– Всё, – сказала она, – теперь сюда никто не войдет, пока я утром не приду.
Любопытство оказалось сильнее страха, Сверчок не удержался:
– Ой, можно, я попробую?
Все засмеялись – добродушно, не обидно. А десятник кивнул:
– Валяй.
Дверь едва держалась на уцелевшей петле. Казалось, тронь ее – и рухнет.
Сверчок осторожно потянул ручку. Дверь не шевельнулась. Дернул смелее, затем – со всей силы. Дверь не поддалась.
– Вот так, – сказала Авита. – Ладно, я побегу, а то разминусь с Милестой.
И заспешила прочь по коридору, едва не столкнувшись с идущим навстречу Фагримом.
– Командир, – азартно заговорил врач, подойдя поближе, – У меня идея. Помнишь обрывок текста на наррабанском языке? Я вспомнил! Мы же можем кое-что узнать о том, кто его писал! Мой учитель наррабанского языка рассказывал, что жители Нарра-до пишут немного не так, как прочие наррабанцы. Буква «тхи» у них с двойной черточкой, так уж принято, и другие различия есть. Давай сейчас посмотрим!
– Поздно, – отозвался Ларш. – Я оставил бумагу в кабинете, в книге. А дверь... сам глянь!
– Ого! – оценил Фагрим размеры катастрофы. – А заперла дверь наша «лиса-чародейка», да?
– Точно.
– Жаль, но что уж поделать... Отложим до завтра.
3 (1)
3
Утро тридцать девятого дня Цветущего месяца
Утром Сверчок позавтракал разогретой вчерашней похлебкой (отличной, с курятиной, ну и жизнь пошла!) и ринулся было бегом в Дом Стражи – не опоздать бы посмотреть, как Авита будет снимать с двери чары! Но почти у самой калитки его перехватил Аштвер и сказал: