от, кого ты так хорошо знал. И вот этот человек снова уходит, оставляя тебя наедине с пустотой внутри и осознанием, что в одну реку дважды не войти.
В Офелии Илья чувствовал родственную душу. Бедная девушка стала жертвой жестокого близкого окружения и целого мира, отчего стремительно сходила с ума. И он был готов сойти с ума вместе с ней, если уже не сошел со своей верой в Веру. В самые эмоциональные моменты он слышал где-то совсем рядом с собой тихое, едва различимое тиканье механических часов. Вряд ли кто-то в современном мире вместо умных и считающих шаги выберет такой раритет. Ему казалось, что он начинает не только видеть, но и слышать вещи, которые никто, кроме него, не видит и не слышит. Может, это и правда незаметно подкравшаяся шиза, о которой все твердили? Сначала зрительные галлюцинации, теперь еще и слуховые.
«Надо будет узнать у родителей, есть ли у нас в роду сумасшедшие», – подумал Громов.
– Где Дании краса и королева? – над залом разносился полный страданий и безумия голос.
Тиканье рядом с Ильей стало громче.
В больших глазах стояла непередаваемая словами печаль, как будто боль утраты актрисе была знакома не понаслышке.
Белый саван, белых роз
Деревце в цвету,
И лицо поднять от слез
Мне невмоготу.
Илье казалось, что еще немного, и он заплачет вместе с ней. Хорошо, что в зале темно. Ни Макар, ни Соня не заметят, так что одним неприятным объяснением будет меньше.
Про трагедии Шекспира Громов знал одно – в конце обязательно должны все умереть. Или если не все, то многие. После того как неизбежное случилось, а актеры вышли на поклон, девушка, сидящая рядом с Ильей, поднялась со своего места. Весь спектакль она сжимала в руках небольшой букетик из цинний. Она хотела бы добавить в него пару веточек жасмина, но он зацвел бы в лучшем случае только через пару месяцев, а во всех цветочных лишь разводили руками и смотрели на нее как на дурочку. Время от времени она утирала слезы гордости за свою подругу и даже не пыталась унять восторженное сердцебиение, хотя могла бы прикрыть веки и через них слегка надавить на глаза. Она плохо разбиралась в том, как работает этот прием, которому ее научила старая школьная подруга, но это всегда помогало замедлить работу сердца и убрать этот пугающий окружающих звук. Особенно в общественном транспорте, когда бабульки косились или кричали, что у нее в рюкзаке точно спрятана бомба. Но сейчас этот прием был непозволительным кощунством, она не хотела упустить ни одного момента нахождения Веры на сцене. Наконец-то ей дали одну из главных ролей. Да и после произошедшего с утра Насте пришлось отменить все планы и сорваться поддержать ее.
В момент, когда девушка с соседнего кресла вручала Офелии букет, Илья заметил, что актриса снова начала плакать, и на этот раз он был уверен, что по-настоящему. Он не мог оторвать взгляда от Офелии. Либо это еще одно подтверждение, что он сходит с ума, либо он где-то видел ее раньше. И сейчас он склонялся к первому варианту. Сил продолжать поиски своего счастья не было. Громов чувствовал, что еще немного – и он проиграет, хотя на самом деле интуиция его снова обманула и сейчас, ведь он как никогда был близок к победе.
Возвращался домой Илья молчаливым и притихшим. Желания принять участие в обсуждении постановки так и не появилось. Сонечка была в восторге от спектакля и делилась своими впечатлениями. Макар улыбался и слушал ее, придерживая за талию, чтобы она не упала, когда поезд остановится на очередной станции. Он понял, что идея развеять и развеселить Громова, сводив на трагедию, где один из героев сходит с ума, а потом тонет, была одной из самых тупых за последнее время. Хуже было бы, только если Офелию играла бы Ника, правда в ее слезы никто из зала не поверил бы. Пора было переходить к плану «Б»: бессонной ночи с аниме и пиццей. А потом они втроем дружно забьют на учебу и не придут на пары.
Илья смотрел в экран телевизора, но не понимал, что происходит в кадре. Он механически жевал свою гавайскую, но не чувствовал вкуса. Оставался последний человек, который был в тот день в «Дикой Розе». Человек, чьего общества он избегал. Человек, встречу с которым он откладывал до последнего. Главный босс этого уровня жизни Громова. Его Эндер-дракон, который на самом деле и в «Майнкрафте», и в реальности был частью прекрасного пола. Николь. Невозможно вечно бегать от неизбежного. Давно пора было поговорить с ней.
Ника всегда находила Громова сама. Вот и в этот вторник перед лекцией, стоявшей последней парой (посещение первых трех пар было выше ее достоинства), Николь подошла с самодовольным видом к нему, сообщить, что у Ильи стало на три пропуска больше, а Макара и Сонечку она решила прикрыть. Одного по старой, вторую по новой дружбе.
– Мы можем отойти ненадолго, поговорить без лишних глаз и ушей?
– У кого совесть чиста, тому скрывать нечего. Говори тут. К тому же после того, что ты сделал с Макаром, Сашей и Денисом, я боюсь оставаться с тобой с глазу на глаз.
– Ника, пожалуйста…
Что-то в его голосе напомнило Николь, что у нее когда-то в груди было сердце, трепетавшее от каждого взгляда и прикосновения парня перед ней. Она послушно отошла на пару метров от их группы, подав знак Денису и Саше, что все в порядке и они могут не переживать. Она сделала усилие, чтобы залатать брешь в корке, покрывшей ее сердце. Ника догадывалась, о ком хочет поговорить Илья. Она ждала этого момента все эти месяцы, пока Илья медленно сходил с ума. Стоило выглядеть умопомрачительно холодно и непрошибаемо. Она расправила складочку на своей узкой юбке цвета темного изумруда, оперлась о стену и как ни в чем не бывало спросила:
– Так о чем ты хочешь поговорить?
– Не дури. Я давно тебя знаю. Ты ни одной сплетни не упустишь. Вера. Ты знаешь, кто это?
– А, – протянула Николь, – ты про свою призрачную леди. Прости, – на самом деле, ей было ничуть не жаль, – я ее не видела, – главное ее достоинство заключалось в том, что она могла вовремя притвориться глупенькой, надуть подколотые филлерами губки, похлопать нарощенными ресничками, и любой ей верил и шел у нее на поводу. Любой, но не Громов.
– Врешь. – Илья на эмоциях ударил кулаком в стену чуть повыше головы Ники.
– Не надо меня запугивать, – сердце сжалось, она сделала судорожный вдох, прежде чем продолжить. – Я сейчас позову Дениса и Сашу. Ты же любишь нечестные стычки. Будет двое на одного. Тебе лечиться надо, ты опасен для окружающих, Илюш.
– Ты точно видела ее. Ты подошла ко мне сразу, как только она ушла. Ты наблюдала за нами. – Илья убрал обе руки в карманы.
– Делать мне нечего, следить за тобой. Бедный мальчик с поехавшей кукухой. Знала бы я, какой ты ранимый на самом деле, тщательнее скрывала бы наши отношения с Денисом. Надо было брать пример с тебя. Сколько ты водил свою подружку за нос? Кстати, хочешь поделюсь контактами знакомых психиатра и нарколога?
Илья молча развернулся и направился прочь, в сторону выхода из института.
– Илья! Ну ты чего? Я же по-дружески! Я помочь хочу! – крикнула ему вслед Ника. Поняла, что эти слова не подействовали на Громова, добавила: – Я ж отмечу тебя, замучаешься реферат писать.
Илья обернулся.
– Делай что хочешь. Ни в чем себе не отказывай. Побединская, ты снова победила. Надеюсь, ты рада.
Это был первый раз в этом семестре, когда у Ники рука не поднялась вывести «нб» напротив фамилии бывшего в журнале учета посещаемости лекций. Интуиция шептала, что вот-вот случится что-то непоправимое. Но Николь смогла быстро заткнуть внутренний голос.
Как убийцу тянет на место преступления, так и Илью тянуло в «Дикую Розу». На метро было бы быстрее, но он чувствовал, что надо поехать на машине. Картинка девушки в сером пуховике и бирюзовом платье рядом с его машиной снова и снова всплывала в его голове. Последний шанс что-то узнать. Если и сейчас ничего не получится, то он с достоинством примет свое поражение и продолжит жить, как будто Веры и правда никогда и не существовало.
Громов был не в настроении придирчиво выбирать, что ему пить. Все расспрошенные сотрудники клуба в один голос твердили, что никакая Вера здесь не работает. Финиш. Проигрыш. Провал. Главное – взять чего-то покрепче и побольше. И пусть, что он за рулем. Если на одного сумасшедшего в Москве станет меньше, никто и не заметит. Мир от этого станет только чище и лучше.
Когда он вышел из клуба, уже стемнело. Над головой простиралось такое же безразличное темное высокое небо, как и в день, когда она стояла возле его машины. Беззвездному небу было все равно, когда Илья встретил Веру, и ему было так же все равно, когда он понял, что ее потерял. Несмотря на количество выпитого, он достаточно крепко держался на своих двоих. Громов сел в машину и забыл пристегнуться. Умная машина раздражающим писком тут же напомнила ему об этом. Но Илья будто ничего не замечал. Открыл окно. Закурил. Одной рукой вырулил на главную дорогу. Вдавил педаль газа в пол. Писк из-за непристегнутого ремня кричал о том, что еще можно передумать и все исправить, пока не стало поздно.
Звук глухого удара, звон осколков и скрежет покореженного металла раздались над спящей улицей. Где-то рядом промчался красный «Мерседес».
Глава 10Закон бумеранга
Терпение, херувим светлейший рая, Стань ада грозной фурией теперь!
Денис думал, что каждые вторник и четверг его девушка ходит на большой теннис. Отчасти это было правдой. Но помимо тенниса Ника регулярно ходила еще и налево. Отсидев лекцию, Котов лично отвез свою девушку на закрытые корты. Она быстро чмокнула его на прощание и вышла, закинув черную теннисную сумку на плечо.
«Какие же они все дураки, – ухмылялась Ника, переодеваясь в теннисную юбку и футболку-поло. – Прямо как мыши, которым суждено стать кормом змеи». Баскетболисты уже успели ей наскучить, поэтому она перешла на теннисистов. В ее планах было покорить схожим образом все виды спорта.