Громов не мог видеть, как в коридоре с той, кого медсестры называли Вероникой, слетел один крокс, как она замешкалась, обувая его снова. Не мог знать, что той девушкой была Вера, которая снова убегала от него уже не в первый и точно не в последний раз. Ее уличная обувь и верхняя одежда остались в сестринской приемника, куда она и заглянула, прежде чем покинуть больницу. Завтра она снова вернется сюда, но не на работу, а узнать, в какое отделение и в какую палату перевели Илью. Она хотела быть в тени, но рядом с ним. Будь чуточку решительнее и импульсивнее, то не задумываясь пошла бы к главной медсестре требовать перевод из приемника, вероятнее всего, в травму. Но понимала, что Громов не будет лежать в больнице вечно. Перевестись обратно ей вряд ли уже разрешат, а сталкиваться ежедневно с пострадавшими после аварий будет невыносимо больно. Поэтому она вспоминала, есть ли у нее знакомые в травматологии (вроде были), и морально готовилась работать в три смены: утром – учеба, днем – «дежурства» рядом с Ильей, вечером и ночью – приемник. Только бы не сгореть, светя другим.
Через некоторое время размеренного дребезжания каталки Илья попал в оперблок. Первое и последнее, что он там смог рассмотреть, когда снова открыл глаза, – лицо пожилого реаниматолога и кислородную маску.
Солнечные лучи били прямо в глаза, даже закрытые веки не были для них преградой. В темноте плясали оранжево-красные пятна. Голова раскалывалась, как от очень сильного похмелья. Хотя почему «как»? Сколько он выпил в «Розе»? Видимо, опять Макар решил несмешно пошутить и захотел разбудить своего друга, резко распахнув шторы. Это было бы очень в его духе. Илья открыл глаза и увидел потолок не своей комнаты. Ну да, как он мог забыть, что по своей же дурости оказался в больнице.
Рядом раздался радостный вздох, его руку сжали. Илья понял, что рядом мама, и по телу сразу разлилось теплое спокойствие.
– Наконец-то очнулся! А то я уж думал, что мне придется тебя прибить, за то что заставил переживать теть Аню и Соню, – прервал молчание Макар.
– Пошел в жопу, и без тебя херово, – раздраженно огрызнулся Илья, к сожалению, присутствия мамы было недостаточно, чтобы тело и душа прекратили болеть.
– Ну Илюша… – сидящая на стуле рядом с кроватью Анна Александровна сильнее сжала руку сына.
– Ну что, мам, – он повернул голову на ее голос и улыбнулся. Глаза у нее были заплаканные, сердце неприятно кольнуло.
– Мы рады, что ты пришел в себя, – подала голос Сонечка.
Макар слегка дотронулся до плеча Сони, как будто напоминая о какой-то договоренности. Девушка тут же встрепенулась и, спустя несколько минут дружеских (Илья не понимал, когда мама и Сонечка успели сблизиться) пререканий, увела маму Ильи за кофе. Не вступись сам Громов и не скажи, что он чувствует себя отлично (вранье), женщина бы никуда не ушла. По одному виду лучшего друга Илья понял, что им с Макаром нужно переговорить с глазу на глаз.
– Какое число? – спросил Илья, как только шаги удалились. Ему начало казаться, что он провалялся в отключке не меньше года.
– Двадцать четвертое, – ответил Макар.
– Спасибо, кеп. А месяц? Год? Люди уже колонизировали Марс? – Илья закатил глаза и попытался приподняться.
– Лежи, придурошный! – Макар, проигнорировав вопросы, подскочил к другу и положил ему руку на плечо, чтобы он оставил свои попытки подняться. – Врача твоего мы пока не застали, но сестра сказала, что тебе после операции минимум неделю вставать нельзя.
– Чего? Может, это ты тут придурошный? Какой операции? – Громов не до конца отошел от наркоза и оттого не мог соединить воедино обрывки воспоминаний и факты, чтобы понять, что же с ним произошло, после того как его увезли из реанимации.
Илья отогнул краешек одеяла. На бедре и колене свежие и болючие следы операций были скрыты широкими пластырями.
– Вот дерьмо… так сколько я тут лежу? Когда успели? – Илья попробовал пошевелить больной ногой. Боль в колене тут же дала понять, что пока не стоит.
– Недолго. Ночью тебя привезли, утром прооперировали. Сейчас три. Мы совсем немного не успели, врач твой ушел в два. Если бы не дурная твоя башка, то оперировали бы экстренно прям в ночь, но нет, ждали, пока ты расспиртуешься. Теть Аня пока не в курсе, что ты пьяный был. Отец твой приедет завтра. И врачи точно поставят их в известность, так что лучше тебе самому пораньше во всем признаться. Кстати, кажется, тебя лишат водительских прав минимум на полтора года, а машина твоя не подлежит ремонту по страховке, раз ты пьяный за руль не просто сел, а попал в аварию.
– Что-то еще? Или плохие новости все?
– Ты уже понял, что в спорт вряд ли вернешься? Слабое место, все дела. Еще раз в коленку прилетит – и все, снова сломаешься.
– Наверное, я сейчас похож на совсем конченого, но даже я догадался. Не знаешь, че с ногой?
– Перелом бедра, разрыв какой-то связки в колене. Я погуглил, восстановление полгода где-то. Теперь точно плохие новости все.
– Зашибись.
– Не хочешь сейчас потренироваться на мне и попробовать объяснить, какого хера ты вообще пьяным сунулся за руль?
– Ну… в общем… так вышло… – Илья не мог найти, что ответить. Не признаваться же другу, что все вокруг оказались правы, а он решил сесть пьяным за руль, потому что не смог бы продолжить жить, осознавая, что день ото дня сходит с ума, а девушки, в которую он влюбился с первого взгляда и слова, не существует. Даже само это объяснение уже звучало как бред сумасшедшего. Он вспомнил события вчерашнего дня и понял, что что-то тут не сходится, поэтому решил перевести тему. – А как ты узнал, что я в больнице? И про аварию?
– Мне Денис позвонил и все рассказал.
– Денис? Ты точно головой не ударялся?
– Он самый, сказал, что они с Никой приехали в «Розу», а там ты из нее выходишь пьяный, шатаешься и за руль садишься. Не успели опомниться, а ты уже по газам дал. Скорую он вызывал, и заодно мне позвонил. Потом сам в больницу приехал, достал всех сестер приемника. А они несговорчивые все такие, суетятся. Он думал, деньги помогут все узнать. Ну и как бы оказался прав.
– Еще и Ника… – Илья прикрыл глаза, пытаясь собрать пазл, в котором не хватало каждой второй детали. – Что-то тут не то, тебе не кажется?
– Нет, не кажется, у нас все дороги ведут в «Розу».
– Это уж точно. Но с чего бы ему помогать?
– А ты бы поступил по-другому на его месте?
– Нет…
Но все же Илья остался при своем мнении. Что-то в событиях этой ночи было странным. Почему из всех жителей Москвы и возможных посетителей «Розы» рядом оказались именно эти двое?
Когда Громов снова начал тонуть в своих мыслях, но еще не погряз в них окончательно, Макар отписался Сонечке, что уже можно возвращать беспокойную мать к ее ребенку, и через пару минут они вернулись. Друзья решили оставить Илью с мамой один на один, пусть поболтают спокойно, им есть что обсудить, и ушли дожидаться женщину в коридор. В конце концов, им до квартиры добираться вместе. Анна Александровна приехала ближайшим поездом. Вещей с собой у нее практически не было, чтобы можно было сразу с вокзала отправиться к сыну в больницу.
Анна Александровна ожидаемо начала причитать, как так он вообще мог попасть в аварию и что это все его импульсивность и отцовская манера поведения и вождения. Но в ее нравоучениях были только теплота и забота, и Илья это понимал. От сына она отошла только один раз – найти Макара и Сонечку, чтобы сказать им, чтобы не ждали ее и ехали домой. Они нехотя согласились. Макар понимал, что теперь тетю Аню не оттащить от Ильи даже силком, но возможно, и не нужно ее оттаскивать. Она чуть не потеряла сына, поэтому имела полное право проводить каждую секунду рядом с ним. Анна Александровна мало чем могла помочь, но одного ее присутствия было достаточно, чтобы Илюше становилось легче. Когда сын был маленьким, она целовала ему разбитые коленки, и все проходило. Но ребенок вырос, а вместе с ним и его проблемы. Единственное, что осталось неизменным, – она сама, но теперь ее поцелуй все же потерял всю свою волшебную целебную силу.
Время посещения подходило к концу, но Илья только сейчас смог собраться с мыслями, чтобы рассказать маме всю правду. Или большую ее часть. Она всегда была для него самым близким другом, поэтому он смог рассказать ей все свои переживания, даже касаемо своего помешательства и несуществующей девушки. Но подробности, что сам хотел разбиться, чтобы исчезнуть навсегда, опустил. Теперь он будет осторожнее в своих желаниях.
– Илюш, я знаю тебя уже двадцать лет, ты не безумный, просто глупый и влюбленный. Очень-очень влюбленный. И очень-очень глупый. Последний раз я видела тебя таким рядом с Евой, когда вы только-только начали встречаться. А ты как сам чувствуешь?
– Чувствую, что она реальна. И кажется, я ее видел в этой больнице. Правда, она мне мерещилась повсюду, так что, может, это были очередные глюки, я ж в отключке лежал, а потом, может, типа как сон, мозг всякие штуки выдавал, кто знает.
– А почему ты не думаешь, что она может тут работать?
– Так она на вид ровесница моя, вряд ли она экстерном закончила до фигищу лет меда.
– Эх ты, – Анна Александровна засмеялась, – больница – это не одни врачи. Тут есть еще и медсестры, а их труд настолько неблагодарный, что даже ты забыл о них, хотя одна из них сегодня к тебе регулярно заходила. Пока лежишь здесь, понаблюдай, они для тебя будут делать не меньше, чем врачи. Но я отвлеклась, может, она медсестра?
– Не думаю.
– Но почему?
– Она не выглядит как медсестра, – ответил Илья и вспомнил удаляющуюся девушку в голубых джинсах и свитере, в белых кроксах. А может, мама права?..
В дверном проеме показалась пожилая медсестра, суетившаяся весь день рядом с Громовым, и сказала, что часы посещения закончены.
– Ты только скажи, я договорюсь и останусь на ночь, – захлопотала Анна Александровна.
– Мам, езжай, со мной все в порядке, правда. Я большой мальчик, справлюсь.
– Ага, так тебе я и поверила, ты с тех пор, как от нас с отцом съехал, только и делаешь, что дуришь. Но ладно, если что, звони, даже посреди ночи!